Сказочное наказание - Богумил Ногейл

Из леса снова донесся чей-то голос и прерывистый смех. Такое беззаботное веселье отвлекало меня от возникших было опасений, но все-таки я решил сохранять прежнюю осторожность. Следы, оставленные у сторожки, говорили о том, что здесь произошла стычка, а то и драка, а борозды мог оставить предмет, который волочили по земле. Борозды шли рядом, близко друг от друга. Это могли быть следы от каблуков. Или Мишкиных сандалий.

Я двигался по лесу, соблюдая предельную осторожность, перебегая от дерева к дереву и прячась за могучими стволами. Через несколько десятков метров я оказался возле молодого ельника, откуда до меня донеслись громко произнесенные слова:

— До смерти не забудешь… ха-ха…

— Шли сюда Тонду, чтобы…

Я приник к земле. И, работая локтями и коленями, ужом пополз в лес, к месту, откуда доносились голоса. С каждым метром голоса казались мне все более знакомыми, а приблизившись на двадцать шагов, я убедился, что насмешки и угрозы выкрикивают Ярда Шимек и Карел Врзал, те самые, что в воскресенье пообещали нам на прощание: «Вы еще о нас услышите, воображалы!»

Они таки сдержали свое слово, их голоса я различал более чем отчетливо, и Мишка, конечно, тоже все это выслушал.

И слушать ему приходилось в весьма неудобной позе. Продираясь сквозь травянистые заросли, я испытал, как больно царапают руки и ноги кусты ежевики, как жжется крапива. Однако все-таки прополз вперед, туда, откуда можно было незаметно обозреть просеку.

— Мы так тебе распишем фасад — не отличить от Зулукафра, — снова пригрозил Карел Врзал, что-то размешивая в жестяной коробочке.

А Ярда Шимек прибавил, злорадно усмехаясь:

— Можешь им доложить, что мы тебя произвели в вождя «Голубых рож»!

Мишка слушал их насмешки, и глаза его метали громы и молнии. Он был привязан к стволу одинокой сосны, а во рту торчал цветастый платок, так что в бессильной ярости он мог лишь глухо рычать. Оба его неприятеля прямо лопались от смеха.

— Ну как, покусывают? — усмехнулся Ярда Шимек, и по коже у меня пробежал мороз.

Мишка стоял ногами в муравейнике, прямо на куче еловых игл, и по ногам его тучами ползли огромные муравьи. Я прикусил губу, чтобы не закричать от гнева, и принялся соображать с такой скоростью, на какую только был способен.

У меня было две возможности: либо неожиданно напасть на этих двоих, либо хитро отвлечь их и сперва освободить Мишку. В первом случае я оказался бы один против двоих и не мог быть вполне уверен, что и схватка не закончится поражением и я не окажусь в одном муравейнике с Мишкой. Во втором случае все зависело от того, удастся ли мне выдумать отвлекающий маневр.

Что бы такое придумать? Из содержимого моих карманов для такого маневра ничего не годилось, разве что спички. Но отвлекать хулиганов огнем я посчитал делом рискованным. Разводить костер в густом лесу так же бессмысленно, как поджаривать сардельки возле стога сена. В отчаянии я оглядел окрестности. А что, если взять немножко левее? Там груда камней, несколько дырявых, покрытых ржавчиной жестянок и куски серой бумаги — остались, наверное, после неряшливых туристов. Швырнув камнем в сторону леса, мальчишек можно отвлечь от Мишки. Есть, правда, риск угодить в слишком близко расположенное дерево. Да и до Мишки отсюда все-таки далековато. А его в этой ситуации следовало развязать как можно быстрее, тогда нас было бы двое против двоих. Значит, нужно подобраться к нему как можно ближе, а тревогу поднять где-нибудь в другом месте.

Нащупав в кармане моток бечевки, я снова окинул взглядом кучу камней и жестянок. Совсем рядом недруги осыпали Мишку градом угроз и насмешек, и у меня созрел план. Зацепив конец веревки за обломок скалы, я укрепил ее узлом и на две нижние ветки молодой ели положил камень. Потом под эту ель перетаскал все жестянки, что валялись вокруг. Составил из них пирамиду, как на полигоне. Потом не торопясь, с большой осторожностью пополз в обход просеки, разматывая веревку и больше всего заботясь о том, чтобы она лежала как можно свободнее, не запуталась меж стволами и не зацепилась бы за ветви. Весь в царапинах, с саднящей болью на незащищенных местах, я переполз-таки на противоположную сторону просеки. Мне нельзя было выдать себя раньше времени, и я опасался, что веревки не хватит, мне не удастся дотянуть ее до нового укрытия и камень сорвется раньше, чем я успею подбежать к Мишке.

Наконец я подобрался к старой ели, насколько это было возможно, и залег в густом подлеске. Мальчишки готовились произвести над Мишкой еще одну экзекуцию. Размахивая у него перед носом жестянкой, они предвкушали, как сделают из него предводителя «Голубых рож». Мишка рычал все отчаяннее, и я решился. Зажав в правой руке раскрытый карманный нож, левой я подтянул к себе веревку, пока она не стала как струна. Потом резко дернул, и в лесу, на противоположном краю просеки, что-то обрушилось. Камень, свалившись на жестянки, произвел ужасающий грохот. Карел с Ярдой на мгновение оцепенели, а потом через лужайку опрометью кинулись в лес. Выскочив из лесной поросли, я одним прыжком очутился возле Мишки. Крученая бельевая веревка, вспоротая острием ножа, распалась на несколько частей, удивленный Мишка рухнул наземь. Я тут же помог ему подняться и чуть ли не насильно затянул в глубь ельника.

— У меня уже нет сил драться, — зашипел я ему в ухо. — Беги к замку!

Поколебавшись, он все-таки побежал. Наверное, силенок у него тоже оставалось маловато. Между тем Ярда и Карел, сообразив, что их провели, ринулись было следом за нами, но вблизи замка смелость им изменила.

— Не воображайте, что мы оставим вас в покое! — кричал Ярда Шимек, а Карел Врзал подвывал:

— Только мокрое место останется, графята паршивые!

Но тут за нами захлопнулась кованая калитка парка, я запер ее на ключ, и мы оба рухнули на траву. Мишка тут же вытряхнул рыжих муравьев из носков и сандалий и подул на опухшие, искусанные ноги. Я вытащил из рук и ног занозы и послюнявил обожженную крапивой кожу. Мы зашагали к замку, хоть я и знал, что работать сегодня больше не смогу.

12. Прогуливаться и приглядываться

Если не вспоминать о процедурах, которым Ивана подвергла наши жалкие тела, вечер понедельника прошел, можно считать, вполне удачно. Но еще до темноты нам обоим, Мишке и мне, пришлось пережить самые настоящие муки ада. Все царапины, и уколы, и укусы надо было тщательно прбмыть водой, а потом Ивана нещадно протерла их раствором спирта. Это все равно что погрузиться в таз с расплавленным свинцом; мы оба мужественно скрывали набегавшие на глаза слезы, шипели, словно клубок змей, и вспоминали Карела с Ярдой такими недобрыми словами, что, если бы их услышала наша учительница чешского языка, с ней приключился бы обморок. Однако Ивана, как сестра милосердия, осталась всей операцией очень довольна и вовсе не принимала наше чертыхание в расчет. Только Станда время от времени бурчал:

— Спокойнее, ребята, хоть при Алене не выражайтесь так грубо!

Аленка хоть и покраснела, как пион, но выслушала наш ругательный дуэт до конца. Тонда тоже пытался поддержать нас каким-нибудь сильным выражением, но у него это звучало малоубедительно, потому что его крепкие словечки не имели под собой непосредственного переживания.

Когда мы выговорились, Ивана подняла наше настроение жареным шницелем из белых грибов, который мой папа путает с телячьим и, съев его на ужин, приговаривает: «Вот это было вкусно, душенька» — и целует маму в обе щеки. В этом отношении я, наверное, уродился в папу, по крайней мере, я поцеловал Иване руку, а она схватилась за голову и объявила, что ей в жизни еще никто не целовал руки.

После ужина мы собрались в гостиной вокруг стола, и Станда постучал по его крышке согнутым пальцем, призывая к порядку.

— Открываю заседание вашей бригады, — произнес он, сделав строгое лицо. — Пункт первый: перевыборы вашего командира. Пункт второй: программа на завтра. Пункт третий: вопросы и ответы. Согласны?

Мишка решительно поднял руку.

— Предлагаю пункт первый с повестки дня снять. Командир у нас есть, и другого мы не хотим.

Станда кивнул и обвел нас всех взглядом.

— Других предложений нет?

Алена с Тондой отрицательно замотали головами, и пункт первый был снят. Я ощутил при этом прилив какой-то особенной теплоты, но, возможно, это было следствием Иваниного лечения водным раствором спирта.

— Пункт второй: программа на завтра, — произнес Станда. — Слушайте меня внимательно. Пока что все наши происшествия обходились благополучно. Немножко напряжения, усталости, шутки — вот и все, ничего плохого ни с кем из нас не случилось.

— Ну да, не случилось! — отозвался Мишка. — Вы только поглядите, на кого я похож. А это ничего, что ноги у меня как пневматические шины? — Он хотел было задрать техасы, чтобы показать, как его отделали лесные муравьи, но икры у него так раздулись, что ему с трудом удалось поднять брючины на пятнадцать сантиметров.