Тайны Евразии - Валерий Демин

Такое впечатление, что на Урале люди жили всегда – точно родились вместе с Уральскими горами. Русские землепроходцы, что пришли сюда менее чем полтысячи лет тому назад, застали повсюду отчетливые следы более ранней и достаточно развитой культуры. Даже «птенцы гнезда Петрова», что превратили Урал в общероссийскую кузницу, начинали там, где за тысячи лет до них уже добывали руду и плавили медь. Когда еще при жизни Петра Первого трое стрельцов (на Урале и в Сибири стрельцы оставались дольше, чем в остальной России) добрались до тех заповедных мест, где впоследствии были построены литейные заводы, первое, что они увидели прямо на поверхности, – это заброшенные копи с кусками неизмельченной руды и кузнечными изгаринами – остатками древних плавок.

Рис. 26. Бронзовая статуэтка, изображающая древнего чудского рудокопа. Найдена в Сибири, находится в Эрмитаже

И в дальнейшем сплошь и рядом случалось: в покинутых неизвестно когда прежними рудознатцами копях и шахтах находили древние орудия – медные кайлы (кирки), каменные молотки, деревянные ковши, кожаные мешки, масляные лампы и кости самих добытчиков. В Сибири найдена была даже бронзовая фигурка такого древнего рудокопа с орудиями своего нелегкого труда в руках, с башлыком на голове и мешком для сбора породы (рис. 26). Одновременно пошло по Руси гулять и поверье о том, что находимые повсюду следы древнего народа принадлежат подземной чуди, что жила здесь в незапамятные времена, а потом ушла под землю:

«Жила будто бы много тысяч лет назад на Уральских горах чудь белоглазая. И был будто бы у чудского народа один на всех топорик. Ежели надобно какому-нибудь чудину топорик, он кричит на соседнюю гору, и топорик ему тот перебрасывают с горы на гору. А когда пришли русские на Урал, и услышала чудь колокольный звон, то выстроила себе в глухих местах подземные убежища. Но и в леса проникли русские. Тогда чудь подрубила столбы своих подземных жилищ и сама себя похоронила».

Это лишь один из множества вариантов рассказов о подземных жителях, что бытуют по сей день по всему Северу и Сибири – от Русской Лапландии до Камчатки. Только в большинстве сказаний чудь и поныне обитает в глубоких подземных убежищах, изредка появляясь на поверхности или подавая земным обитателям таинственные знаки – мерцающим светом или огоньками.

Фольклорные сказания евразийских народов хорошо дополняют сведения иного порядка. Речь идет о разного рода сообщениях фундаменталистов-эзотериков о существовании в районе Центральной Азии обширного и восходящего к древней (гиперборейской) эпохе Подземного царства Агарты, которая простирается далеко на Север и имеет естественные, но скрытые выходы в разных заполярных регионах – от Кольского полуострова и Карелии до Чукотки и Дальнего Востока. См., напр.: Сент Ив д’Альвейдр, Рене Генон. Оракулы Великой Тайны: Между Шамбалой и Агартой (М., 2005); А.Ф. Оссендовский. Люди, боги, звери (М., 2005).

Информация о вольных или невольных контактах с подземной чудью сохранилась с древнейших времен. Например, в русских летописях она излагается как сами собой разумеющиеся факты. Так, в Начальной летописи под годом 1096-м (6604) Нестор воспроизводит свою беседу, надо полагать, с приезжим новгородцем:

«Теперь же хочу поведать, о чем слышал 4 года назад и что рассказал мне Гюрята Рогович новгородец, говоря так: “Послал я отрока своего в Печору, к людям, которые дань дают Новгороду. И пришел отрок мой к ним, а оттуда пошел в землю Югорскую. Югра же – это люди, а язык их непонятен, и соседят они с самоядью в северных странах. Югра же сказала отроку моему: “Дивное мы нашли чудо, о котором не слыхали раньше, а началось это еще три года назад; есть горы, заходят они к заливу морскому, высота у них как до неба, и в горах тех стоит клик великий и говор, и секут гору, стремясь высечься из нее; и в горе той просечено оконце малое, и оттуда говорят, но не понять языка их, но показывают на железо и машут руками, прося железа; и если кто даст им нож ли или секиру, они взамен дают меха. Путь же до тех гор непроходим из-за пропастей, снега и леса, потому и не всегда доходим до них; идет он и дальше на север”».

В дальнейшем эти сведения стали перекликаться и с легендами о другом таинственном городе Сибирского Севера – «Мангазеи златокипящей». Такой город действительно существовал в районе Обской и Тазовской губы до середины XVII века. Однако после недолгого и фантастического расцвета (когда через него ежегодно проходило до полумиллиона шкурок соболей – «мягкой рухляди», пушнины, по терминологии того времени) Мангазея неожиданно исчезла с лица земли. По официальной версии – сгорела дотла со всеми домами, складами, церквями и архивами. По народным преданиям – опустилась на дно океана.

В интереснейшей книге путевых очерков «Страна холода» (1877), которая и сегодня читается с неослабным интересом, плодовитый писатель и неутомимый путешественник Василий Иванович Немирович-Данченко (1848/49—1936) излагает легенду о «подземной чуди» несколько иначе:

«Чудь “ушла в камень”, в нем хоронится. По вечерам <…> она внутри гор разговаривает. Перекликается тоже. Из пахты [скала. – В. Д. ] в пахту. <…> По ночам пески поют, когда чудь выходит из камня, да по своей воле-волюшке и тешит свой урос [норов. – В. Д. ] вьюгами да метелями. <…> Против такой чуди есть заклятие – стать лицом к Северу и повторить до 12 раз: “Во имя отца, сына и святаго духа, чудь некрещенная, схоронись в камень, размечись по понизью не от меня грешного, а от креста Христова. Не я крещу – Господь крестит, не я гоню – Господь гонит. Молитвенники соловецкие Зосима и Савватий – наши заступники, а Трифон Печенгский – предстоятель и заступник наш, а Варлаам Кретский – надежда во веки веков. Аминь”!»

В беллетризированной форме о том же самом рассказывает и Александр Васильевич Барченко (1881–1938), вдохновленный записями об Агарте. Он, как известно, не просто верил в правдивость древних легенд, но и пытался отыскать реальные следы мифологизированных событий в районе Русского Севера. Именно здесь и развертывается действие его романа «Доктор Черный». Собственно действие, если быть точным, развертывается по всему миру – и в Индии, и в Тибете, но завершается в глубоких и наполненных неразгаданными тайнами подземельях Русского Севера. Приключениям в многокилометровых северных пещерах, когда едва не погибает одна из героинь романа, предшествует ее разговор со стариком плотником:

«Далеко, на том берегу, вспыхнул огонь. Окунулся, исчез, замигал снова, и было похоже, будто в глубине озера, блеснув чешуей, поползла змейка. Тучи, подмазанные краской заката, падали в воду. И навстречу, со дна поднимались такие же тучи, и нельзя было разглядеть, где зажегся, мигает огонь. Обнажая небо, тучи уходили друг в друга, и не было туч, не было озера. Синие шапки сосен под обрывом, опрокинутый берег и жуткий маленький огненный глаз – все висело в мутной лиловой мгле и вместе с нею дрожало и колыхалось под глухими ударами колокола. А огонек все мигал. Притухал временами, передвигался. И особенно жутко почему-то становилось на душе, когда, шевеля тонким лучом, будто подтягивался к веранде, будто делался ближе…

–  <…> Что это за огонь мигает, Илья? Где это? Это рыбаки?

Старик повернулся к озеру, долго смотрел, даже рукою прикрылся, хотя давно погасла заря, пожевал неодобрительно губами.

–  Никак нет, это не рыбаки. Это… в печорах.

–  Где? – переспросила хозяйка.

–  Так точно. В печорах. Там рыбаков не бывает. Каменья там, скалы, гранит. Глухое место… Это в печорах.

Хозяйка спросила с неудовольствием:

– Там пещеры?

– Так точно, печоры. К самой воде подходят, а потом в землю, в скалу, на Фильянскую сторону. Говорят, на большие тыщи верст под землей эти печоры самые, очень глухое место, прямо, можно сказать, темное.

–  А огонь там откуда?

Старый плотник пожевал губами еще неодобрительнее. Покосился в сторону огонька, покрестился на звуки благовеста. Отозвался нехотя:

– Так то… Нечистота.

–  Что такое? – хозяйку, видимо, не на шутку заинтересовал жуткий огонек. – Что ты говоришь, Илья? Какая нечистота?

– Обнакновенно какая… – Плотник решился, махнул на огонь шапкой, заговорил скороговоркой. – Вы, сударыня, себе этим не беспокойте, оставьте безо внимания. Не к добру это, не к ночи будет сказано – просто можно сказать, к несчастью. Тут, в этих местах в старое время чудь жила. Очень обнакновенно, не извольте смеяться… Жила, стало быть, чудь, а потом чухны этой стороной завладели, так точно. Вот она, стало быть, и ушла под землю… Чудь эта самая. Живет себе никому невидимо. Ну, а как, стало быть, перед бядой, перед несчастьем каким, сейчас она повылазит. Огонь жжет, аукает, людей пужает… прямо, можно сказать, невежество. А изымать ее человеку никак невозможно. Подойдешь, а она в землю уходит».