Лагерь живых - Николай Берг

— Но менты нередко критиковались справедливо.

— Разумеется. Тоже люди, и ничто человеческое…

— Столкнулся я тут с одним знакомцем, либералом, — глухо говорит Андрей, глядя в сторону.

— И что?

— Ничего…

Что-то не верится мне в это «ничего». Темнит Андрей. Но тормошить его без толку.

Закончив завтрак, совершенно счастливая Ирка обошла стол и уселась Виктору на колени.

— Скажи, что ты меня любишь! — сказала она, глядя сияющими глазами.

— Вот еще, — буркнул Виктор, спихивая ее с колен.

— Ну не порть мне праздник. Скажи!

— Да ну тебя! Отстань!

— Ладно, посидишь у меня на консервах с солониной недельку, по-другому заговоришь. К слову, когда мы будем детей заводить?

Виктор поперхнулся.

— Ты чего? Какие еще дети?

— Обычные человеческие детеныши. По возрасту нам самое время…

Виктор офигел еще сильнее.

— Как ты себе это представляешь? Где мы тут с детьми жить будем? У нас бункер посреди лесов.

— Вот я и толкую — пора завязывать с этой ерундой твоей и перебазироваться в приличное место.

— Да ты совсем крышей съехала!

— Да? А как ты себе представляешь наше житье? Ну, несколько лет — проживем. Паршиво, но проживем.

— Как это паршиво! Ты ж сама говорила, что тут райское место!

— Да. На шашлычки приехать. Ты что, всерьез собираешься тут всю жизнь жить?

— Чем плохо?

— Всем. С той жратвой, что у нас есть, — через год уже цинга будет. Ты ж первый захочешь картошечки, лучка, огурчиков и свежих щей с морковочкой и укропчиком. И чесночок еще, конечно. И жить в землянке на такой природе — быстро радикулитом разживемся.

— Ладно, посадим лук. У меня семена есть.

Витя с определенным недовольством вдруг почувствовал, что сейчас картошечки бы с огурчиками… Но вся еда им выбиралась долголежащая, и картошке тут места не было.

— Огородик разбивать? Ты сам огородом когда-нибудь занимался?

— У меня книжки есть, из инета инфа…

— А я занималась. Так что книжки твои на растопку хороши. Про баню у тебя тоже небось книжки есть?

— Есть. И не скаль зубы!

— Как не скаль, если смех берет. Значит, ты всерьез собираешься в этой землянке так всю жизнь и сидеть? До старости. Если доживем. Так?

— Так! — по возможности твердо ответил Виктор, хотя почему-то сейчас его идея как-то померкла и поблекла в собственных глазах.

— Супер! И огородик разобьем. И баньку из трех досок построишь. Загляденье.

— Чем плохо? — ощетинился Виктор.

— А всем. Жить надо — в доме, огород разбивать там, где удобно, а не посреди леса пластаться. Тоже мне Робинзон Крузо нашелся. И мыться в бане нормальной, а не в мисочке кружкой. УАЗ твой если сломается, что дальше делать будем? Зимой, например. Ты знаешь, сколько на зиму дров надо? Я знаю, сама из деревни. Да мы с тобой зимой поубиваем друг друга — хрен ты куда нос высунешь отсюда по метровому-то снегу. Значит, как два немытых медведя в одной берлоге шариться будем. И ради чего? Будешь строить тут хутор — а зачем? Неподалеку Ольховка, там уже три года, как бабка Арина померла, все дома заколоченные стоят. Мост еще в прошлом году развалился — хрен кто доберется. Помнишь, как мы в июле корячились с бродом?

Виктор промолчал. Конечно, помнил. Долго корячились. После этого он и поставил на УАЗ отличную лебедку. Теперь ему оставалось только объяснить себе — почему, когда он завяз сегодня, ему эта лебедка в голову не пришла. И вторая мысль — лишь бы Ирка лебедку эту не вспо…

— А теперь и лебедка есть, так что через брод можно ласточкой летать. Кстати, муженек, что ты сегодня ее не использовал?

— Решил, что нельзя тебя одну оставлять, дуру такую! Вот и вернулся!

— Ты такой милый! Я так и подумала! — Ирка тут же оказалась снова на Витькиных коленях и полезла целоваться…

— Э, насчет детей — это ты брось!

— Ну, милый, мы ж состаримся. Представляешь, как страшно будет, если кто один останется? Да и не один. Мы же надоедим друг другу-то. А дети — и нам помощь и в старости забота.

— Ага. А им каково будет? Даже и потрахаться не с кем, — ляпнул Виктор и, моментально оценив появившуюся в глазах Ирки нехорошую задумчивость, услышал внятный внутренний голос: «А вот это зря я сказал!»

— Ты прав, — тихо произнесла Ирка. — Ты совершенно прав…

Наконец-то является Николаич, да еще и не один — с командиром комендантской службы крепости Михайловым и двумя омоновцами.

Дарья заглядывает и тут же командует поставить стол.

Это новость — у нас теперь в комнате и стол состряпали, аккурат на полтора десятка человек. Я как-то и не заметил эти доски. Целиком стенка становится столом. О, плюс этому пасечнику! Толково сделано: поел — убрал… Нар к слову сделано куда больше, чем нас тут есть. И что интересно, откуда-то добыли пласты строительного поролона, которые и положены, как матрасы.

— А Дункан где? Он же к вам пошел, — спрашивает маленький омоновец.

— Это вы о ком?

— Да о нашем парне. Кличка у него Дункан Мак-Лауд.

— С чего это ему так повезло?

Омоновец вздыхает.

— Это же самый баянистый баян инета.

— А поподробнее?

— Да, господи! Он — реконструктор. Обожает железяки средневековья. Мечник до мозга костей. Возвращался со сбора таких же сумасшедших; из лени, а он ленивый, не снял панцирь и меч, просто сверху длинный плащ надел. Шел к себе, а там два нарка с мечтой о дозе. Они ему: «Деньги давай!» Он, разумеется, освирепел, дескать, вот вам вместо денег длинный мужской половой… Ему, естественно, в печень отверткой. А там собственноручно сделанный панцирь. Отвертка и застряла.

Он тем временем выдергивает из ножен меч — эти два придурка, видя такое дело, падают на колени и вопят на полном серьезе: «Пощади нас, Дункан Мак-Лауд!» Тогда как раз этот фильм шел — «Горец».

Он их повязал и сдал. И сдуру нам это и рассказал на следующий день.

— Я это читал на Баше, только думал, что выдумки, — заявляет Саша.

— Ага, выдумаешь такое. Так, где Дункан-то?

— А вон он — руками машет, — говорит Андрей, глядя в окошко, что выходит на Кронверк.

Смотрим и мы. Омоновец, голый по пояс, как-то забавно и грузно пляшет у ворот Артмузея, действительно размахивая руками над головой.

— Он чего, сдурел? — удивленно говорит высокий омоновец.

— Нет, у него что-то в руках, — отвечает Андрей.

— Двуручем разжился. Точно. Сбылась мечта идиота, — уверенно заявляет маленький. Ну, он вообще-то не то чтоб уж совсем маленький, скорее так выглядит по сравнению с коллегами.

— Верно, он тут как раз с одним из музея об этом говорил, — вспоминаю я.

— Мальчики, обед уже остыл, — твердым голосом Дарьи заявляет распорядок дня.

— На нас, хозяйка, хватит? — улыбаясь, спрашивает маленький.

— На вас хватит, — в тон отвечает наша кормилица, смерив его взглядом.

— Тогда пойду, остановлю Дункана. — Маленький шустро вывертывается из комнаты.

— Того музейского, что с ним, тоже захватите, — вслед кричит Дарья.

И, увидев наши вопросительные взгляды, поясняет:

— Мне Павел Александрович книжку подарил Максима Сырникова, по кулинарии. Вот сегодня все по книжке и сделано, хочу, чтобы и он попробовал.

Мы еле-еле успеваем разложить здоровенный складной стол, который Дарья заботливо накрыла чистой синей скатертью, расставить миски, хлеб, водрузить чудовищную кастрюлю из нержавейки и две поменьше — эмалированные, не такого монструозного размера, когда в двери появляются шустрый омоновец, немного смущающийся Павел Александрович и здоровяк, который действительно благоговейно тащит здоровенный двуручный меч с пламенеющим клинком.

Оружие торжественно ставится в угол, причем я замечаю, насколько влюбленным взглядом глядит на эту кованую рельсу детина из ОМОНа; редкая девушка может похвастаться, что на нее смотрели так обожающе.

— Мы не помешаем? — спрашивает стеснительный сотрудник музея.

— Наоборот. Я хочу, чтоб вы тоже попробовали, что получилось, — отвечает Дарья.

— Разве невкусно? — пугается Павел Александрович.

— Наоборот — пальчики оближешь.

— А что у нас сегодня? — Николаич пытается навести порядок.

— На первое — рассольник со снетками, на второе — жареная корюшка и тельное из окуней.

— Обалдеть! — кратко выражает общее мнение худощавый.

Я тоже ни разу не ел рассольник со снетками, а что такое тельное — и слыхом не слыхивал. И, похоже, не я один.

В ознаменование завершения операции Николаич вызывает наших в БТР. Оба сундука въезжают во двор. Михайлов в виде одолжения обеспечивает охрану агрегатов патрулями, и трое сидевших в машинах — наши Вовка с Серегой и водитель из ОМОНа — являются к столу. Чуть раньше приходят из тюрьмы Трубецкого бастиона жены наших товарищей с Демидовым. Вот теперь полный сбор. Табуреток у нас маловато, зато от пасечниковой бригады остались доски — гладко оструганные и легкие, положенные на табуретки они дают достаточно места для всех. Чуточку тесновато, но уютно.