Zero. Кольца анаконды - Юрий Горюнов

значит, семейных проблем у тебя нет, остается работа.

– Уговорила, характер мягкий, покладистый.

– Это у тебя!? – засмеялась она своим таким звонким смехом. – Это ты с виду такой, впрочем, это плюс, а так твердый, но не жесткий.

– Может быть, я скрываюсь?

– Не-а. Я чувствую. В тебе есть тайна, что и притягивает. К тому же ты неплохо разбираешься в живописи, знаешь языки, много видел. У тебя должно быть много тайн.

– Почему?

– Человек, который много видел, а ты видел, – заявила она уверенно, – всегда оставляет что-то для себя, о чем не будет говорить ни скем. Всегда есть поступки, события, которые не надо афишировать.

– Это плохо?

– Нет. Надо что-то оставлять для себя, нельзя жить, чтобы твою жизнь как книгу мог прочитать каждый, кому захочется. Нельзя жить нараспашку, так можно все страницы памяти замусолить.

– Надо чтобы всегда были в конце чистые, чтобы дописывать. Не хочу говорить о серьезном. Предлагаю сходить куда-нибудь, не сидеть же здесь.

– Предлагай, я подумаю.

– План такой: идем потанцевать, затем ко мне, а завтра после обеда на выставку. Фил пригласил, сам не светиться, но не без его помощи она проходит. Да и картины там его собственность. Художник модный.

– Полагаю, что модным он стал не без твоего участия.

– Мой вклад очень мал.

– Зато очень ценен.

Мы закончили ужин, и вышли изкафе. В пятницу вечером, улицы были полны народа, и нам не сразу удалось поймать такси. Остаток вечера мы провели в одном из клубов. Танцевать Рита умела, ну и я не оплошал, училиже, а потом сам. Ее тело притягивало. Во время танца, чуть отстранившись, я видел ее стройные ноги в чулках, она носила только чулки, что было сексуально, но это уже потом, тонкую талию, хорошую грудь, а также я видел ее веселые манящие глаза. Во время медленных танцев я в полной мере чувствовал ее гибкое тело.

Ко мне мы приехали после полуночи. Если Рита оставалась у меня, значит дочка у родителей. Танцы несколько возбудили нас, так что продолжение было желанным и ожидаемым.

Утром, когда мы сидели на кухне и пили кофе, который я всегда готовлю сам, не отдавая на откуп этот процесс никому, потому как не любил суррогат, а только вареный, аромат его заполнил кухню и улучшал настроение. Рита сидела напротив, и спросила:

– Извини, можешь не отвечать, но почему ты не женат?

– Интересный вопрос поутру. Не знаю, я не знаю, что отвечать. Так же можно спросить человека, почему он женат?

– Это проще. Люди женятся, когда хотят быть часто вместе. Проводить вместе вечера, выходные. Вместе ложиться спать и просыпаться…

– Вот и ответ, – перебил я ее. – Спать есть с кем, просыпаться не с кем.

– Да ну тебя, я серьезно.

– А где любовь?

– Наверное, это и есть любовь или хотябы ее составляющая.

– Тогда о чем ты думала, когда выходила замуж? Зачем развелась?

– Опыт жизни был маленьким.Думала, что навсегда, ошиблась.

– Теперь поумнела?

– Наверное, нет, хотя постарела, и опыта стало больше.

– Ждешь комплимент? Ты прекрасно выглядишь и возраст здесь ни при чем. Чем меньше ты о нем думаешь, тем лучше. Я вот чувствую себя лет на тридцать, не более. Молод, еще.

– Таким и останешься.

– Хотелось бы чуть повзрослеть.

– Еще успеешь, не торопись. С этой дороги еще никому не удавалось свернуть. Но ты не ответил на мой вопрос?

– Я же сказал, не знаю. Не получилось.

– А ты хотел?

– Наверное, нет.

Я не задумывался, хотел бы я иметь семью или нет. Иногда бывало грустно одинокими вечерами, но не забивал себе голову. Что думать о том, что в моем положении неосуществимо. Зачем подставлять близких. Есть пары нелегалы, но это осознанно, а вести двойную жизнь – сложно. Всего этого я не мог ей сказать.

– А любил?

– Наверное, да.

– Почему всегда, наверное?

–Потому, что этого уже нет. Если бы любил, то любил бы и сейчас, а если, наверное, то по прошествии времени понимал, что это была влюбленность.

– Сложно с тобой.

– Отчего?

– Слишком все разложено по полочкам, не остается места для небольшого хаоса и фантазии.

– Фантазии у меня хватает, сама знаешь, а хаос это ты можешь обеспечить себе сама.

– Если я когда-нибудь надумаю еще раз выйти замуж, то точно знаю, что не за тебя.

– Почему?

– В тебе живет тайна.

– Почему ты так решила?

– Женская интуиция.

– Тебе надо работать в ФБР.

– А вдруг я там и работаю?

– Ну, тогда, я не могу тебе ничем помочь, кроме как позволить, присматривать за мной.

– Не обижайся.

– И не думаю.

После завтрака мы поехали по магазинам. Погодавыдалась ясная, и настроение было замечательное. Около трех мы подъехали к зданию, там же на Манхэттене, где располагалось множество художественных залов, в одном из которых и была небольшая выставка. Фил был уже там и, увидев нас, пошел навстречу.

– Очень рад вас видеть обоих. Я еще вчера приехал, а сегодня подтянулись остальные.

– Вижу, – ответил я, заметив в глубине зала сенатора Брукса. Рядом с ним было двое мужчин. Его жену Дженнис, я увидел справа от себя; она разговаривала с женой Стива – Мартой.

– Пойдемте, я познакомлю вас с автором картин.

Он подвел нас к мужчине лет сорока, светловолосого, голубоглазого: – Познакомьтесь, это Мартин Редис, а это мои друзья – Жан и Рита.

– Как вам мои произведения?

– Можно добавить света, а так мне нравиться.

– Когда много света, труднее прятаться, – услышал я за спиной голос Стива.

– Мне кажется, от вас и в темноте не спрячешься.

– А хотелось бы?

–Трата времени, найдете.

– Это верно, – засмеялся он. – Так может у меня на шоу, и спрячемся от умных мыслей?

– Чур, меня. Я человек скромный,мне публичность ни к чему.

– Чего боитесь?

– Славы. Боюсь, не выдержу ее тяжелого бремени.

– Да, эта ноша не для всех. Надо крепко стоять на ногах.

– Тебе не мешало бы иногда, и присесть, – заметил Фил.

В это время к нашей компании подошел Александр Брукс, в сопровождении мужчин.

– Здравствуйте, Рита, Жан. И вас вытащили?

– Что значит, вытащили? – делано обидчиво выпалил Фил. – Пригласили, это люди, понимающие прекрасное, а вот тебя действительно вытащили. Если бы не Дженнис, ты бы и не приехал, сидел бы за бумагами.

– Это точно. Познакомьтесь, – представил он нам своих спутников. – Это Алэн Кофман, мой помощник, а это его друг – Олби.

Я не задерживая дольше положенного для знакомства взгляд, закрепил их лица в памяти. По возрасту Кофману было лет тридцать пять, темные волосы, серые глаза, высокий широкоплечий, чуть смуглый, нос горбинкой.