Земля Злого Духа - Андрей Посняков

Господи, упаси от такой хищной змеюги!

Видать, Исфак все же молился хуже или Аллах его недолюбливал – все может быть. Расправившись с лодкой, зверюга с жутким шипением набросилась на татарина, обвила его кольцами с такой злобной силою, что хрустнули кости, удушила, потащила вглубь…

Дрозд Карасев этого не видел – выбравшись на берег, бежал со всех ног куда глядели глаза, не помня сам себя от только что пережитого страха. Река с ужасной змеею уже давно осталась далеко позади, а беглец все несся узкой звериной тропою, не обращая внимания ни на становившуюся все непрогляднее чащу, ни на пение птиц… ни на что.

Так и бежал, пока не споткнулся, зацепившись ногой за какой-то кривой корень… или это тоже была змея?

По возвращении отряда в острожек казаки первым делом устроили молебен – молились за упокой душ погибших и за здравие оставшихся в живых. Высокий, представительный, в небесно-голубой, расшитой золотыми нитками ризе, отец Амвросий правил службу по всем канонам, хоть дело и происходило не в церкви и не в часовне даже, а прямо на берегу реки, под высоким, недавно поставленным казаками крестом.

Пахло ладаном. Размахивая кадилом, священник нараспев читал молитвы, казаки, сняв шапки, крестились, а спасенный от ужасной смерти Афоня, гордый до невозможности, исполнял обязанности дьячка. Серые глаза парня лучились прямо-таки необыкновенной важностью и счастьем.

– Да святится имя твое-е-е, да приидет царствие твое-е-е… Аминь! Аминь! Аминь!

Благостно все проходило, эффектно: тусклыми студеными изумрудами зеленел на реке лед, снег на солнце блестел так, что больно глазам, с неудержимой властностью рвались к холодному светло-голубому небу кедры. Молились казаки. Крестились. Клали поклоны. Чуть в стороне так же молились девушки, сначала – за упокой погибших, потом – за удачу, а дальше уж каждая о своем: кто поминал родных да знакомых, кто просил здоровья и счастья, а кто-то – доброго парня в женихи.

Вот и Настя… Поклонилась, перекрестила лоб… скосила очи карие на атамана. А тот как раз в этот момент повернул голову, и взгляды их встретились…

Оба тут же смущенно опустили голову… потом – разом! – вскинули глаза… снова уперлись взглядами… и вдруг улыбнулись…

После молебна атаман созвал всех казаков на большой круг – собрание для принятия самых важных решений. Собрались рядом, на просторной поляне, – все, кроме, естественно, девок: не хватало еще баб на круг звать – не по старине то, не по чести! Что бабе на сурьезном соборе делать? Ее дело – деток здоровых кажный год рожать да мужа ублажать, слушаться.

Сразу по возвращении Иван узнал от отца Амвросия о смерти Лютеня Кабакова и подлом деле, задуманном его дружками – Шафировым Исфаком и Дроздом Карасевым. Хотели девок снасильничать, устроить толоку, да вот не удалось сволочам – девки сами над ними насилие учинили, да еще какое! Одного стрелой убили, а двое других вынуждены были бежать. В леса подались, дурни, – на свою гибель. Ну и черт с ними, поделом.

Большой круг по другому поводу собрали, вовсе не из-за этой подлой троицы. Нынешний старшой атаман Иван свет Егорович Еремеев поклонился низенько казакам да позвал собираться в поход.

– Земли там, козаче, теплые, льда на реке нет – красота плыть-то! Чего зря зимовать, порох да соль тратить? Идол златой отвоюем, порушим капища – и домой. Бог даст, уже к осени или зимой возвернемся. А буде кто похощет здесь остаться, хозяйствовать – милости прошу, землицы не жалко, на то у меня от Стогановых-купцов особая грамота есть! Ну? – Иван прищурил глаза. – Любо ли вам, казаки?

– Любо! – первым подбросил вверх шапку Михейко Ослоп, за ним – Василий Яросев, потом Чугреев, а там и другие подхватили:

– Любо, атамане, любо!

– И впрямь – чего тут зря сидеть?

– Идем! Идем походом!

Правда, нашлись и поосторожнее люди, вроде Силантия:

– А верно ль, что вниз по реке льда нету?

– Да что я вам, врать буду, казаки? – обиделся Иван. – Вон, хоть у кого из моего отрядца спросите. Теплынь там, вам говорю. И река ото льда чистая.

– А далеко ль до тех мест?

– Да верст с полсотни будет.

– Многонько… Струги-то на себе придется волочь.

– Ничо, козаче, сволочим! На Камне-то, помните, как волокли? Вот так и здеся.

– Это полсотни-то верст?!

Подавляющим большинством голосов все же порешили: волочь! Правда, не все десять стругов, а восемь или даже семь – казаков-то, увы, поубавилось.

– Главное, козаче, не столь струги, сколь пушки да пищалицы, да пороховое зелье, да ружейный припас. Дракона мы озерного видели – пришибли пулею. Думаю, там и другие такие драконы есть.

– Слыхали мы уже про дракона, атаман. Одначе мыслим – с пушками да с пищалями никакие драконы нам не страшны!

– Тако и верно!

– В путь, в путь! Чего зря сидеть? Завтра же поволочем струги!

И снова подали голоса осторожные, из числа старых казаков, что еще стены Ревеля да Риги помнили:

– А ну как замерзнет и там река? Тогда что?

– Тогда зимовать будем… Или вернемся, струги с надежной сторожей до лета оставив.

– Ох, спаси, Господи!

Кричали, шумели казаки, до хрипоты спорили: сколько отрядцев на смену друг другу готовить, кого – заместо погибших – десятниками, какие струги с собой брать, а какие – на слом… или просто здесь, у селенья, оставить?

– А на обратном пути – заберем!

– Верно, Кондратий, глаголешь! Чего зря суда разрушать?

Зубастые коркодилы, гнусные людоеды-менквы и товлынги с огромными бивнями никого не останавливали – на то пищали да пушки имеются! С любыми сладить можно. С самим Баторием воевали, с поляками да со шведами, с литвой – все вояки знатные! А тут какие-то там полудохлые коркодилы – бояться настоящему казаку всякую озерную сволочь пристало ли? И, того паче, опасаться каких-то там диких людишек, к тому же – непроходимо тупых, хоть и свирепых? Это после мадьярских-то летучих гусар? После татар крымских? После непобедимых солдат шведского воеводы Де ла Гарди, после ратников Стефана Батория, воинственного короля Польши и Литвы?

Смех один, да и только.

Так многие казаки и решили: еще бы, сами-то они ни коркодила, ни людоедов не видели – только слышали краем уха. А многие хотели бы и поподробней послушать – вот и девки… Ишь, любопытницы!

Сразу после круга зазвали атамана в свою землянку. Не одного зазвали – с немцем Гансом Штраубе, они вместе и шли – атаман и немец. Неспешно себе шли, о делах разговаривали, как вдруг глядь: тень какая-то от ворот наперерез метнулась – может, какой вражина? Так ведь откуда здесь вражины-то? Кругом все свои, других нету. Хотя… Лютень, да Дрозд, да Шафиров тоже поначалу своими казались – а вон оно вышло-то как!

Тень, выйдя из тени, поклонилась, промолвила тоненьким женским голосом:

– В гости бы к нам заглянул, атамане? И ты, герр Ганс, мимо не проходи.

Стрельнули из-под платка серые глазки.

– Ох, и кто ж ты такая шустрая? – не признал в полутьме Иван.

– Авраама я. Так в гости-то зайдете? Мы уж и пирогов в очаге напекли…

Еремеев задумался – кругом казаки шли, в жилища свои возвращались… а он, значит, к девкам сейчас пойдет. И добро бы был простой казак, а то атаман – неудобно как-то!

– Да пойдем! – Штраубе взял приятеля под локоть. – В кои-то веки фройляйн в гости зовут. Неужто откажем? Так доблестные кавалеры себя не ведут!

И уговорил ведь, хитрый черт! Правду сказать, недолго и пришлось уговаривать.

Махнул рукой атаман:

– Зайдем, чего тут. Раз уж пироги.

Ах, пироги-то как пахли – прямо как дома, из печи, с пылу с жару! Постарались девы-то, что уж там говорить. Лучины свеженькой натесали, воткнули по всем углам – для свету, очажок для тепла стопили – в одних рубахах да сарафанах сидели, при виде гостей вскочили все, поклонилися:

– Ах, гостюшки дорогие, долгожданные, добро пожаловать!

Усадили гостюшек на почетные – перед очагом – места, плеснули в кубки бражицы. Хорошие кубки, серебряные, такие же и блюда – все из Кашлыка прихвачено, зря, что ли, в полоне татарском томились?

– Ах, девушки, до чего ж вы красивы! – Подняв кубок, Штраубе галантно склонил голову, искоса поглядывая на статную светлоголовую Онисью… Онисью Никифоровну. – Вот за вашу красоту сейчас и выпьем. А, герр капитан? Э-э! – Поглядев на стол, немец укоризненно поцокал языком. – А себе-то что не налили? Наливайте.

– Да пейте. Вы ж – гости.

– Найн, найн, так дело не пойдет, клянусь святой Бригитой. Позвольте-ка, я сам налью. Оп-па! Да садитесь к столу же!

То ли случайно так получилось, то ли нарочно – а только оказался молодой атаман бок о бок с предметом своих воздыханий – кареглазой красавицей Настей. Уселся, голову повернул – даже смутился малость. А потом – как по три кубка выпили – вроде бы и привык, не смущался боле. Да и не к лицу атаману смущаться какой-то там… Ой, не какой-то там! Иван лгать не любил, в том числе и себе самому, в отличие от многих прочих. Крепко запала ему на сердце кареглазая красавица Настена, кабы не поход, так давно бы заслал сватов… Ничего! До золотого идола только добраться, а уж там…