След мустанга - Евгений Костюченко

Он заблуждался. Для них обоих все было плохо, очень плохо. Никогда еще Кириллу не приходилось стрелять из винчестера, стоя на коленях. Да еще от бедра. Можно было бы и лечь поудобнее, времени хватало, но он не был уверен, что потом сможет встать. Стоять на коленях было больно и неудобно, к тому же тянуло согнуться и потереть больное место. Боль добавляла злости, а злость мешала целиться. И первый выстрел оказался не совсем удачным. Метил в голову, попал в живот. Бандит, что стоял над Полли, скрючился и, шатаясь, отступил от нее. Второму Кирилл попал в грудь, он рухнул, раскинув руки, и его сомбреро покатилось по земле. В это время первый еще стоял на ногах и силился вскинуть винтовку. Кирилл выстрелил в него снова, и он опустился на колени. Он сгибался и разгибался, ругаясь, изо рта летели кровавые брызги. Его винтовка все-таки поднялась, но Кирилл успел попасть ему в лоб. Бандит опрокинулся набок и, наконец, затих.

Пока Кирилл стрелял, Полли подобрала свою шляпу, извиваясь, как ящерица, подползла к нему и спряталась за его спиной.

— Заметила, сколько их?

— Есть еще двое, — почти беззвучно произнесла она. — Поскакали за Ахо. Они скоро вернутся.

— Вряд ли.

— У него быстрый конь. Они не догонят его. И вернутся за нами, — упрямо повторила она.

До них донеслись выстрелы — один, второй и, после паузы, третий. Все они были сделаны из одного и того же оружия. Это была не перестрелка, а расстрел. Кирилл поднялся, тяжело опираясь на карабин, как старик на клюку.

— Они не вернутся. Потому что они его догнали, — сказал он.

Редкий охотник способен удержаться от преследования убегающей добычи. На этой человеческой слабости и сыграл хитрый индеец. Он не стал вступать в бой с бандитами, пока те прятались в засаде. Но стоило им выскочить на открытое пространство, да еще и вытянуться в цепь, как из охотников они превратились в дичь. Ему оставалось только подыскать подходящее место, чтобы неожиданно остановиться и перебить их поодиночке.

Выбравшись на лысый гребень холма, где мерин как ни в чем ни бывало выщипывал последние чахлые травинки, Кирилл огляделся и помахал шляпой, хотя вокруг не было видно ни души. Если, конечно, не считать двух лошадей, которые растерянно стояли вдалеке над телами своих хозяев, невидимых за кустарником.

Кирилл свистнул. Над кустом вытянулась длинная шея мустанга, потом показался и Ахо. Лошадь и человек встали одновременно.

— А все-таки он прятался, — сказала Полли. — Не верил, что мы тут справимся.

Она хорошо держалась. Правда, ей понадобилось на пару минут скрыться за кустом, чтобы поправить кое-какие детали одежды.

Кириллу приходилось видеть, как ведут себя люди перед лицом смертельной опасности. Почти все держатся достойно, хотя бы поначалу.

Гораздо тяжелее сохранить достоинство, когда опасность миновала. Страх, загнанный гордостью в какие-то закоулки организма, вырывается наружу, как пружина из сломавшегося механизма. И часто вырывается вместе со всем, что ему попадается на пути. А некоторые очень достойные воины признавались, что на них нападал понос после каждого боя, поэтому воевать лучше натощак.

Неизвестно, каким способом Полли справилась со своими чувствами, но из-за кустов она появилась побледневшая и усталая. Она равнодушно перешагнула через убитых, забираясь в фургон.

Трофеи оказались небогатыми. Четырнадцать долларов бумажками, шесть серебром, две старые винтовки, немного патронов… Их револьверы были покрыты ржавчиной, а подметки обвязаны бечевкой.

— Бродяги, — заключил Ахо.

— Посмотри, сколько грязи в стволе винтовки, — сказал Кирилл, размозжил приклад об камень и отбросил обломки. — Удивительно, как им удалось в меня попасть.

— Они попали в тебя? Я думал, ты притворяешься. Ты слишком хорошо падал. Как настоящий мертвец. Но ни один индеец не поверил бы тебе.

— Я что-то сделал не так?

— Убитые не прижимают к себе ружье. И с них всегда слетает шляпа.

— Спасибо за науку. Ты тоже здорово убегал, — ответил Кирилл. — Но только несчастные бродяги могли клюнуть на такую уловку.

Ахо помог Кириллу стянуть рубаху, чтобы осмотреть рану, но никакой раны не было. На ребрах густо краснел четкий квадрат. А на серебряном портсигаре осталась продолговатая вмятина от пули.

— Вот видишь! — сказала Полли. — Не прошло и двух дней, как тебя едва не убили.

— И убили бы, — сказал Ахо. — Если б ты был некурящий.

Кирилл поцеловал портсигар и переложил его в левый карман жилета. Индеец одобрительно кивнул. А Полли хмыкнула сердито:

— А на голову сковородку? — Она тряхнула вожжами и добавила: — Впрочем, пустой голове пуля не страшна.

10

Илья Остерман никогда не умел считать деньги. В детстве лишний пятачок казался ему неслыханным богатством. Можно было с утра пораньше отправиться на бульвар и посидеть в ресторане, где работал знакомый мороженщик. Да, в настоящем ресторане, сидеть за столиком, пока не собралась публика, важно потягивать лимонад и смотреть на море, которое раскинулось внизу, на сиреневые силуэты пароходов, стоящих на рейде… Тогда он чувствовал себя просто миллионером.

Правда, тогда он и слова такого не знал — «миллионер». Это уже в Нью-Йорке, став главарем банды, он понял, что значит ворочать миллионами. Его хозяева владели десятками роскошных ресторанов, и в каждом Билли Истмен был желанным гостем. Но почему-то самые изысканные вина не казались ему такими вкусными, как тот одесский лимонад.

Теперь он носил несколько имен. В Мексике его знали как Гильермо Ориентеса. Правда, губернатор считал, что его зовут Уильям Смит. Под этим же именем он устроился и в Аризоне.

Богатство его росло, однако Илья никогда не знал точных размеров. Наверно, ему хватило бы денег не только на роскошный спальный вагон, но и на то, чтобы купить всю железнодорожную линию. Но в Оклахому Илья отправился в самом обычном вагоне третьего класса. Не от жадности, а просто так ему больше нравилось.

Он привык кормиться в станционных буфетах, первым выскакивая из вагона, чтобы опередить попутчиков и занять место за столиком, а не торчать у стойки. И подобно многим другим пассажирам, он часто пробирался в самый конец поезда, чтобы полюбоваться уходящим вдаль пейзажем.

Железная дорога, проложенная по прерии, не имела никакого отношения к таким понятиям, как комфорт, безопасность и надежность. Колея была проложена по равнине, но изобиловала крутыми поворотами, потому что строители не тратили время на сложные инженерные работы.

Вместо того, чтобы засыпать овраги, пробивать тоннели или громоздить насыпи, они просто огибали препятствия. Поезда здесь не могли разогнаться до привычной на Востоке скорости в пятьдесят-шестьдесят миль в час без риска сойти с рельсов. Но попытки достичь такой скорости были здесь делом привычным, судя по количеству катастроф.