Молния над океаном - Эва Киншоу

Несколько раз она порывалась опять что-то доказать и в конце концов просто сказала:

— Это был бы настоящий рай. Но я по-прежнему не могу и не хочу делать этого.

Бенджамин молчал.

Она ждала, не понимая, каким будет его ответ: колко-ядовитым, небрежно-беспечным? Стиснув руки на коленях, она прямо смотрела ему в глаза.

— В таком случае позволь мне отвезти тебя домой. День и без того был слишком длинный.

Симона растерянно моргнула, потом провела языком по пересохшим губам.

— Но как?

— На такси. У входа всегда дежурят несколько моторов.

— У меня нет с собой денег.

— Не беспокойся, они есть у меня.

— Спасибо! — Симона снова посмотрела в окно. Там по-прежнему лил дождь.

— А что, по-твоему, я должен был ответить?

— Не знаю, — запинаясь, прикинула она. — Что-нибудь колкое и язвительное, скорее всего так.

— Мне кажется, мы значим друг для друга больше, чем ты это осознаешь, моя милая. Пошли, возьмем такси! — Он поднялся и направился к двери.

Симона безмолвно последовала за ним. Бенджамин обернулся и сухо сказал:

— Я не деревянный чурбан, к великому моему сожалению.

Помогая ей сесть в такси, — у входа, в самом деле, стояла целая вереница машин, он небрежно добавил:

— По-моему, имеет смысл тебе сразу же отправиться спать. — Он о чем-то переговорил с шофером и вручил ему деньги. — Спокойного сна! — кивнул на прощание, захлопнул дверцу и пошел прочь.

В гостиничном фойе он взял у дежурного регистратора зонт и под ливнем двинулся к южному крылу отеля, где располагался его номер с видом на океан. Одеяло было чуть отогнуто у изголовья, а на белоснежной подушке лежали несколько шоколадок. На телефонном аппарате мигал зеленый огонек автоответчика. Бенджамин тут же сделал несколько ответных звонков, после чего прошел через комнату, поднял жалюзи и распахнул окно.

Он слышал, как волны с грохотом разбивались о волноломы, видел в темноте смутно белеющие буруны. Дождь затих, а затем перестал вовсе, и сквозь облака выглянул серп луны. Печально кричали в темноте кроншнепы, и он невольно подумал о Симоне. Она сейчас отдыхала в уютной розовой спальне и наверняка размышляла о своей полетевшей вверх тормашками жизни.

Мистер Рок нахмурился. Эта женщина по-прежнему представляла для него загадку. Такая страстная в одно мгновение и такая неуверенная в себе в следующее; странным образом довольствующаяся жизнью, мягко говоря, необычной для двадцатипятилетней красавицы. Неужели причина всему — один-единственный неудачный роман? — снова и снова спрашивал он себя.

В номере он долго стоял у окна, затем отвернулся, налил себе из мини-бара вина и с бокалом в руках уселся на диванчик, подумав, что время, как живое существо, может прийти, чтобы переговорить о многих вещах.

Ночь на яхте стала для него незабываемым переживанием, как, впрочем, и сегодняшний вечер. Мисс Шарне уступила ему вчера, но теперь она замкнулась, не желая не то что продолжения интимных отношений, но и всячески избегая разговоров о них. Почему? Потому что не могла простить ему, что он водил ее за нос? Потому что страсть в ее сознании неразделимо переплетена с обманом?

Возможно, он сошел с ума, поддался минутному настроению… Но почему же теперь не мог забыть ту чарующую штормовую ночь? Он боялся себе признаться, но его преследовал запах ее нежной шелковистой кожи, и до сих пор ощущался на его губах солоноватый привкус страстных поцелуев… А потом, у него не было и в мыслях обманывать мисс Шарне. Может быть, она убеждена в том, что он законченный одиночка? Пожалуй, к такому выводу легко прийти, если судить о его склонностях по прежним отношениям с Кэтлин Эверсон.

Бенджамин, пригубив вино, долго глядел в пустоту, снова и снова размышляя о происходящем. Действительно, кто же он? Важно вовремя понять это самому. Конечно же, ему не составило бы труда уйти от Симоны, если он и в самом деле одиночка… Но в ней есть что-то особенное, что затронуло его за живое.

Он опять погрузился в воспоминания. Ты была само откровение в постели, Симона Шарне, и куда только делись твоя практичность, осмотрительность, солидность. Ты была как огонь — всепожирающий, торжествующе бесстыдный, а потом стала сладостно-тихой. В тебе есть все, что только можно пожелать любовнице!

А может быть, это для нее всего лишь одна из странных форм помощи страждущему? Тогда понятно, почему она так насторожена сейчас — утрачена сама первопричина этого душевного порыва.

Из оцепенения Бенджамина вывел телефон. Звонил Антуан, возбужденный и встревоженный тем, что нет никаких известий о Симоне.

— Ты не представляешь, где она может быть? Машина ее стоит в гараже, скоро одиннадцать, и я не знаю, что думать.

Бенджамин, нахмурившись, поглядел на часы, потом вкратце рассказал о встрече на пляже.

— Час назад я посадил ее в такси. До дому — пять минут езды… Так. Я немедленно отправляюсь к тебе.

— Чертова ночь! — сказал таксист. — Снова дождь. Мой напарник на этом участке дороги столкнулся с машиной. Да вы и сами видите — льет как из ведра.

— У него был пассажир? — насторожился Бенджамин.

— Точно, а вы откуда знаете? Дамочка одна, и, судя по всему, она сломала себе запястье. Пришлось везти ее в больницу.

Бенджамин выругался.

— Простите, но, кажется, я знаю ее. Везите меня тоже туда.

— Откуда?! — Симона изумленно подняла глаза на фигуру Бенджамина, выросшего перед ней в приемном покое травматологического отделения. — Откуда ты узнал, что я здесь?

Бенджамин бросил взгляд на ее побледневшее лицо, на распухшее запястье и пробежался ладонью по лицу.

— Мне позвонил Антуан и сообщил, что тебя нет.

Он коротко рассказал про разговор с таксистом и продолжил:

— Я не должен был отпускать тебя в таком подавленном состоянии… Тебе очень больно?

— Уже не очень. Мне дали какое-то болеутоляющее средство. Я все это время собиралась позвонить Антуану и успокоить его, но бесконечные осмотры, перевязки, рентген…

— Антуан уже в курсе… Кроме как на руке, нигде больше нет никаких повреждений?

— Так… несколько синяков, пустяки… По большому счету это и происшествием-то назвать нельзя. Шофер резко развернул машину, я попыталась упереться в дверцу и получила трещину в лучевой кости. Одно плохо — осталась теперь на время без правой, рабочей руки.

— Ничего! Это как раз не страшно.

Через два часа они оба сидели в такси, направляясь к дому Симоны. Рука у девушки была закована в гипс, и врачи предписали ей двухнедельное освобождение от работы.

— Более неподходящего момента для болезни трудно себе представить, — с досадой сказала Симона. — На носу экзамены, школьный концерт… Это ж надо, вляпаться в такую ерунду!