Газета Завтра 11 (1215 2017) - Газета Завтра Газета

Авангардистский жест 3F Project мне интереснее, чем звучание нынешней "Адаптации". "Радио Сопротивление" – это и очередная, небессмысленная попытка захватить новых поклонников. Но там, где многие сложили "оружие", Ермен ищет оригинальные формы воздействия, переосмысливает боевики тревожной юности, словом, действует. Главное, что ему — не всё равно.

Свет во тьме

Галина Иванкина

выставка Игоря Мирошниченко в клубе «Ордынка»

"О, уподобьтесь Святославу —

Врагам сказал: "Иду на вы!"

Померкнувшую славу

Творите, северные львы…"

Велимир Хлебников

Как должен выглядеть русский образ — символ России, знак вечной Империи? Мы постоянно оказываемся на развилке, избирая не только путь, но и его знамя. То хоругвь, то красный стяг со звездой, а глубинная суть всё та же — вера и самоотречение. Александр Проханов писал, что "метаистория — материнское лоно, откуда чередой исходили Киевская Русь, Московское царство, Петербургская империя, Красное государство Советов. Чрево, где теперь созревает дивный эмбрион Пятой Империи". Каким быть русскому искусству пятой империи? Это не праздный вопрос, ибо любая эпоха входит в историю со своей атрибутикой — именно по ней судят потомки, которым некогда копаться в первопричинах и резонах. Люди предпочитают конкретность изображения. Как и чем представится время Крымской весны и Донбасса? Позволю себе ещё одну цитату из статьи Проханова: "Русское государство, взрастая столетиями, наращивало свою великолепную крону, распускало ввысь и вширь свои ветви, и каждый свой взлёт оно отмечает великолепными распускающимися на древе цветами". Эти цветы — произведения искусства. К сожалению, нынче мы наблюдаем переизбыток гуманитарного шлака — не только откровенной русофобии, но и околопатриотического а-ля рюсс, который, по сути, ещё хуже, чем русофобия, ибо последнюю видно за версту, а вот попса с элементами "любви к берёзкам" занимает солидную нишу в наших масс-медиа.

Сколько раз мне доводилось читать или слышать такое: "Терпеть не могу русское-народное!". Далее смысл разворачивается со всей дилетантской дурью: оно, то бишь русское, — завсегда аляповато, бескультурно, оторвано от цивилизации, крикливо, чрезмерно, красно. "Разве хороши нарочито яркие картинки и бьющая по глазам яркость? Разве можно воспринимать вон ту заливисто вопящую тяжеловесную певицу, которая носится по сцене в блестящем сарафане, фосфоресцирующих полусапожках и высоченном кокошнике со стразами?" Люди, рассуждающие в подобном тоне, ничего не знают о России, хотя и пребывают в ней с момента рождения. Но они — всего лишь заложники "культурной программы", транслируемой телеящиком, интернетом, гламурной прессой. С другой стороны, ещё в эпоху перестройки возник не менее пошлый имидж барской России, "которую мы потеряли", — с гимназистками румяными, корнетом Оболенским да пресловутым "хрустом французской булки". Хотели противопоставиться надоевшему соцреализму, но вышла бесталанная вульгарщина. Этот почерк до сих пор оттачивают создатели киношек и сериалов — об институтках, кавалергардах, Матильдах Кшесинских, фермуарах, будуарах и бонбоньерках. Главная беда — это даже не халтура, но равнодушие к России. Не знают, не любят, не могут, не умеют. Так не беритесь! Безусловно, у нас имеются и великие образы, порождённые в советскую эру. Всё же, как бы ни был силён Пётр Великий из фильма 1937 года, он не актуален — он отвечал своему времени, как и Александр Невский из фильма Сергея Эйзенштейна. Устарели богатыри и славянские боги Константина Васильева — их воспроизводят, копируют вот уже много лет, но всё это в прошлом. Как быть? Куда идти?

"Время аморфных символов заканчивается — им на смену приходят боевые знамёна!" — так звучит лозунг художника Игоря Мирошниченко, чья выставка сейчас проходит в галерее РОСАРТ клуба "Ордынка". Автор самобытен и оригинален. Эту манеру невозможно забыть или перепутать. Вместе с тем в творчестве Мирошниченко нет эпатажа, который нынче трактуется как обязательный признак современного мастера. Своеобразие без эстетического шокирования. Напротив, Мирошниченко глубоко традиционен. И невероятно интересен. Чёрное на белом — и белое на чёрном. Изысканная, но брутальная графика. Это и есть Русь — монашеская, воинская, немногословная. Главное — не имеющая ничего общего с крикливым китчем "а-ля рюсс" и открыточной лепотой постсоветской "белогвардейщины". Среди его героев — цари, князья, богатыри, дети-воители — с иконами и оружием. Время действия — допетровская Русь, эпоха Николая II и наши дни. На пресс-конференции я задала художнику вопрос: "Почему среди ваших героев нет императора Николая I? При нём, собственно, и была сформулирована триада "Православие — Самодержавие — Народность"… Мирошниченко ответил, что в его планах — создание галереи русских государей, среди которых будет и Николай Павлович.

Самая мощная картина Мирошниченко — это, безусловно, "Русская Атлантида". Первое впечатление: из глубины "Чёрного квадрата" проступают светящиеся купола с крестами. Я не склонна демонизировать супрематизм Казимира Малевича, однако его квадрат оказался точным портретом наступавшего ада — здесь же мы видим свет, прорезающий черноту. Прорыв. Победу. Купола будто сотканы из звёзд и метели, рождая космическое ощущение. Маковки растут сами собой — как творение высшей силы…

Прекрасен князь Игорь, напоминающий языческого идола, — он точно вырублен из дерева. Удивительные глаза. Они смотрят внимательно, лукаво и — настороженно. Праистория, которую мы не в силах осознать. Мы не знаем, как выглядели все эти персонажи — нам остаётся только додумывать. Иван Грозный куда ближе к нам по времени, но столь же сложен для восприятия. На картине он выглядит мифическим царём — с гигантской бородой и фантастическими усами. Иван IV давно превратился… в эмблему: для одних он свет, для прочих — тьма, а для историков — сплошная головная боль. Александр Проханов пишет: "Государство Ивана Грозного утвердило себя на пространстве десяти часовых поясов, одолело врагов, соединило Россию в незыблемый монолит и отразило свой триумф в небывалом храме, в котором просиял образ русского рая — огромная клумба райских цветов, небесная, немеркнущая красота, что жила в сердцах созидателей великого царства". По факту Иван Грозный — типичный и не самый жестокий представитель эпохи Ренессанса. Когда наши либералы и примкнувшие к ним западники дружно осуждают Ивана Васильевича, они его рассматривают едва ли не в контексте нынешней морали, почему-то всегда забывая коллег-монархов, не скупившихся на зверства. Казнить соратников и друзей, устраивать резню, разорять города было печальной нормой. Государи XVI века — эти ученики Макиавелли — соединяли в себе высокую образованность с совершенной разнузданностью, а звериный норов — с трепетным отношением к искусству…

На контрасте — изображение последнего императора Николая II. Кем он остался в памяти? Слабым и нерешительным человеком, по вине которого случился коллапс, или же великим страдальцем, принесшим в жертву себя и свою фамилию? На портрете он выглядит спокойным и отрешённым — посреди мрака и холода петербургской ночи. Один во вселенной. Логическим продолжением является работа "Молитва" — на ней представлен мальчик с иконой царя-мученика. И кругом — бесы. Их корчит от любых икон и любых царей, от православия, неба, света, закона, морали. Эта аллегория жизненна и своевременна. Господа, именующие себя "либералами" и "небыдлом", испытывают какую-то утробную, биологическую ненависть ко всему сакральному, "иррациональному" — к тому, что нельзя сожрать, поиметь, измерить в деньгах. Они защищали девиц из "Пусси Райот", ибо те устроили танец в храме. Потом глумились над очередью к поясу Пресвятой Богородицы. Впрочем, их отцы не менее смачно высмеивали очередь в Мавзолей Ленина. Этим — всё равно, какую традицию и какую норму оплёвывать. Им противно всё — от христианства до большевизма, от моногамии и многодетности — до патриотизма и жертвенности. Насмешки над Поклонской с иконой Николая II — из той же серии. Всё та же ироничность — в отношении пионеров-героев, Зои, блокадников, молодогвардейцев. Игорь Мирошниченко написал их подлинные физиономии — с клыками, рогами и пучеглазием.

Далее "Свет во тьме" — кресты, икона, люди в форме. Мрак расступается. Утро грядёт. "Церковь-царь-царство" — ещё одна аллегорическая картина. Царство — люди, объединённые верой в Бога, и двуглавый орёл венчает композицию. Здесь много ярого символизма, свойственного плакату или стихам, как у Велимира Хлебникова: "Вейся, вейся, русское знамя, / Веди через сушу и через хляби! / Туда, где дух отчизны вымер / И где неверия пустыня, / Идите грозно, как Владимир / Или с дружиною Добрыня". Вообще, Мирошниченко — не только художник, он успешный дизайнер. Увы, эта профессия и даже само слово дискредитированы представителями "креативного меньшинства". Но дизайн — создание убедительных образов, примет, знаков. Державный стиль Мирошниченко — это сильно и резко. Восхищает и пугает одновременно. Это стяг общеевропейского традиционализма, который постепенно и с громадным трудом пробивает себе дорогу в нашем лживо-толерантном мире. Вместе с тем художник пишет ясноглазых детей ("Портрет Ивана"). К сожалению, масштабы экспозиции не позволили выставить другие его работы с детской тематикой — "Свечу", "Пасху", "К заутрене". Эти отроки кажутся беззащитными, однако они вовсе не инфантильны. Они готовы к битве со злом, как на картине "Отцовский меч". Не менее занимательны сказочно-мифологические образы — богатыри, царевичи и царевны, хотя их тоже можно принять за исторические фигуры…