Гнев изгнанников - Николай Побережник

– Этот последний, – с безумным лицом, шатаясь, Тарин повернулся к оставшимся четверым наемникам, нашел глазами и поднял свой меч, закашлялся, сплюнул на снег кровавую слюну и опустился на колено, – ну что, продолжим?

– Поймайте лошадей и за санями! А я добью этого! – выкрикнул Бэлк.

Услышав приказ, трое наемников поспешили к нескольким лошадям, что разбрелись по обеим сторонам дороги пока шел бой.

Вороны, что гнездились в кронах соседнего с трактом леса, еще не решались спускаться и приступать к трапезе. С высоты птичьего полета, смертельным узором смотрелись застывшие тела на буром снегу, из лесу тянулась цепочкой стая серых хищников – ветер донес и до их чутких носов запах крови. Последнее, что видел смертельно раненый Бэлк – это силуэт уезжающего верхом воеводу, этого бешенного княжеского пса… Сильные челюсти волков начали рвать его плоть, но Бэлку уже не было больно, перед глазами проплыли картинки – вот он молодой, сильный и смелый дружинник, потом наемник, потом грязный убийца, а потом тьма!

Советник Ицкан уже несколько дней сбивал ноги по коридорам и крутым лестницам старой крепости. Полным ходом шла подготовка не просто к свадьбе, а к невиданному доселе союзу, союзу Империи Каменных Башен и Трехречья. Кроме того что Боги станут свидетелями рождения великого Рода, есть и более простые выгоды: земли княжества будут под защитой императорской армии, империя получит плодородные луга и пастбища… неважно, что большая их часть находится в хартских землях! В очередной раз вбежав в свои покои, Ицкан плюхнулся в глубокое кресло, обильно засыпанное дорогими мехами.

– Устал… – выдохнул он, и потянулся к высокому медному кувшину.

Утолив жажду чуть забродившим соком Белого дерева, Ицкан прикрыл глаза, нужно было собрать мысли в стройную линию и выстроить их согласно нужде и важности. За дверью послышалась возня, скрипнули массивные петли…

– Что еще? – раздосадовано выкрикнул Ицкан и повернул голову, – Тарин?

Советник вскочил с кресла и поспешил к воеводе, который еле держался на ногах и не падал только оттого, что опирался на стену, по которой начал медленно сползать вниз.

– Как ты смог попасть сюда?

– Я знаю старую крепость лучше, чем крысы, живущие в ее подвале! Ицкан, мы всегда не особо жаловали друг друга, но ты единственный, кому я доверяю, – с трудом проговорил Тарин.

Грязный кафтан с чужого плеча, рукав и бок пропитаны кровью, лицо измождено, почернело и обветрено, глаза ввалились.

– А если войдет князь? – Ицкан помог Тарину пройти и лечь на свою кровать.

– А ты дверь-то затвори…

– Ты не представляешь, что с тобой будет… зачем ты все это натворил? Корен…

– Он здесь? – Тарин поднялся было на локте, но его лицо перекосилось от боли.

– Конечно, здесь! Он снова председатель суда.

– Не верь ни единому его слову, – прохрипел Тарин.

– Я и не верю! Но ему верит императрица Скади, а князь, сам понимаешь…

– Я понял, послушай… найди лекаря, который будет язык за зубами держать.

– У меня есть в посаде хижина, про нее никто не знает, но добраться до нее сам ты не сможешь, тебя же ищут все, как отступника да клятву верности нарушившего… найду лекаря и перевезу тебя ночью туда. Отлежишься и уходи, Тарин, зря, зря ты вернулся.

– Клятвы княжеской я не нарушал, и не отступался от верности!

– А вот по-другому все выходит! Рассказать?

– Я догадываюсь…

– То-то же.

Ицкан прошел к двери и все же закрыл ее на засов, вернулся, сел на край кровати.

– Тут третьего дня Корен двоих заговорщиков казнил на площади, кости ломали, а потом обезглавили, – Ицкан наполнил кружку из кувшина и протянул Тарину, – да странное дело, языки вырваны да руки раздроблены у них были задолго до казни, и к плахе они своим ногами дойти не могли. Чего калечить-то раз все одно – голову с плеч?

– Звали как казненных?

Ицкан прошел к столу и стал копаться в свитках…

– Вот, еще не снесли в архив, где же… а! Самтар – сын скорняка Авина из посада, и Гас, сын…

– М-ммм, – Тарин зажмурился и сжал кулаки.

– Мой человек, что по харчевням да на базаре слухи собирает, рассказал, что трое дружинников выпивали да трепали языком. Подслушал он, про то, как один из казненных был в воротах старой крепости остановлен караулом императорским, спросили куда, зачем, а он давай кричать на все Городище, что видел, как иноземцы заимки жгут, разоренья творят и еще про то, как воеводу убили.

– Глупый Гас…

– Так что у Корена своя правда. Ох, чую, прицепится он опять как клещ к власти княжеской – не вырвешь!

– Уже прицепился, но вырвать можно.

– Неровня я ему, – Ицкан нагнулся к Тарину, – сам боюсь его… с виду-то он как калач сметанный, а внутри – гниль да злоба одна. Ладно, времени нет совсем у меня, пойду… Постарайся не умереть до заката, а как стемнеет, вывезем тебя в посад.

Спустя месяц Тарин покинул Городище с хартским обозом. Ожесточилось сердце его, почернел разум… Нет более воеводы Тарина, есть лишь отступник и предатель, изгнанный князем с позором. Письмо Тарина князю доставил Ицкан. Прочитав его, Талес был вне себя, и приказал перевернуть вверх дном посад и найти предателя, однако, Ицкан нашел слова и убедил князя, что казнь того, кто когда-то привел его к власти, посеет много слухов и домыслов среди народа, и от старейшин Родов не будет одобрения.

– Пусть уходит! – Талес бросил в камин свиток письма, – но пусть забудет дорогу сюда, иначе не пощажу!

– Вы так великодушны, мой кн… мой император, поправился Ицкан, – я найду того немого нищего в торговых рядах и передам ему ваш письменный ответ для Тарина. Изволите сами написать или…

– Много чести! Напишешь сам, – новоявленный император стоял перед отполированным до блеска серебряным зеркалом и разглядывал геральдическую цепь – подарок императрицы Скади.

Когда Корену донесли, что бывший воевода покинул Городище, он особо не расстроился. Конкурент из другого мира наверняка сгинул в болотах, у Тарина нет никаких свидетелей в подтверждение словам, так что можно приступить к рутинным и скучным, и в тоже время таким любимым обязанностям председателя Суда Хранителей.

Глава двадцатая

В Шахаре время для меня словно остановилось, разве что засечки на балясине у маленького круглого окошка, что я делаю каждый вечер, напоминают мне о проведенных здесь уже четырех неделях. У нас с Дариной есть свой дом, точнее, это небольшая, примерно в пятнадцать квадратных метров, комната в большом купольном сооружении на сваях. Вот вам и «дикари с севера»! Эти люди находятся на гораздо более высокой ступени развития этого мира. Пусть у них общинный строй, но это не помешало им построить самый настоящий водопровод и канализацию в своих «ульях», перенаправить теплые потоки от земли так, что в домах тепло. Этот народ ткет ткани такого качества, которого в княжестве и не видели никогда, разве что у иноземцев видел что-то подобное. Здесь есть кузни, в которых делают отличные орудия труда и куют великолепные клинки. Женщины искусно украшают и вышивают одежды, пекут хлеб из муки какого-то растения, по виду напоминающего кукурузу, а муку мелют на водяной мельнице. Мужчины ловят рыбу, занимаются охотой, строительством, выделкой шкур и, конечно же, постоянно упражняются в ратном деле и, кстати, многие женщины в этом тоже учувствуют. Дети, которых в каждой семье, по местным традициям, должно быть не менее трех, каждое утро посещают Храм Предков, где до обеда шаманы учат их всему, что должен знать и уметь этот народ, в остальное время дети помогают в семьях и, конечно же, просто растут, играют и остаются детьми. Ну, обо всем по порядку…

После того, как стихло ликование в связи с появлением избранного, то есть того «кто оседлал хозяина болот», то есть меня, нам с Дариной было настойчиво предложено жить в доме при Храме Предков, ну это чтобы соответствовать чему-то там, согласно пророчеству. Вежливо отказался, потому что был настолько потрясен увиденным, людьми, их бытом и устройством жизни, о чем я прямо и заявил вождю, что лучшим вариантом понять друг друга было бы поселиться и жить вместе с ними. Кстати то, что со мной явилась верхом на коте и Дарина, несколько озадачило и шаманов, и вождя, однако это весьма вдохновило местных женщин… С дороги мы очень устали, от нас разило «кошатиной», я поинтересовался у вождя насчет местной гигиены и был в очередной раз удивлен – большой зал под ульем, три ряда деревянных бочек по метру в высоту и ширину, под каждой каменное основание, которое в свою очередь закрывает неспешный поток горячей булькающей жижи от гейзера. Вода подавалась по желобам откуда-то сверху… вот и дикари-то! После нас отвели на третий, верхний уровень улья, где даровали чистые одежды и большой деревянный поднос с едой, а вождь сказал, что на рассвете он придет и отведёт нас в Храм Предков.