Беспокойный - Андрей Воронин

Кабина остановилась, двери открылись, и сразу стало ясно, что ремонт затеял кто-то из соседей Казакова. За углом коридора размеренно била кувалда, и было слышно, как после каждого удара с дробным стуком и шорохом сыплется мелкий мусор. На площадке было натоптано; белесая тропинка, какие получаются всегда, когда кто-то долго бегает взад-вперед в испачканных известковой пылью башмаках, тянулась по полу, плавно сворачивая за угол, как раз в нужном Борису Ивановичу направлении. Он двинулся по этому следу, стараясь держаться в сторонке, чтобы не натащить в квартиру Сергея грязи. Удары за углом смолкли, что-то обрушилось, рассыпаясь в падении, послышался гортанный возглас на незнакомом Рублеву наречии, и другой голос, мужской, но сварливый, как у торговки семечками, громко поинтересовался, родился его собеседник с руками, растущими из мягкого места, или ему их туда пересадили хирургическим путем.

Этот голос показался Борису Ивановичу неприятно знакомым, но он решил, что ему мерещится: пуганая ворона куста боится, да и голоса у всех бранящихся людей чем-то похожи. Он обогнул угол и удивленно приподнял брови: белая тропинка, натоптанная носившими мусор работягами, вела прямиком к двери квартиры Сергея Казакова. Дверь была открыта, и шум доносился именно из-за нее. Получалось, что Казак вовсе не ушел в запой, как можно было предположить, а, наоборот, взялся за ум, разжился где-то приличной суммой денег и затеял ремонт. «Что ж, в добрый час, – подумал Борис Иванович. – А то устроил из квартиры гибрид дома-музея и помойки… А сволочится, наверное, прораб, или бригадир, или как он там называется… Только откуда у Серого деньги еще и на прораба?»

Получить ответы на все свои вопросы он мог только одним путем: толкнув дверь и войдя в квартиру. Что и было без промедления сделано.

Ремонт в квартире происходил масштабный, это сразу бросалось в глаза. Груды мусора и строительных материалов начинались прямо от порога; стена между кухней и залом была частично разрушена, из прихожей через дверной проем была видна неровная дыра, только что, по всей видимости, пробитая кувалдой. Рабочий, который это сделал, с головы до ног припорошенный известковой пылью и похожий из-за этого на сбежавшую с фронтона какого-то здания сталинской постройки гипсовую статую, стоял среди битого кирпича и кусков штукатурки, примериваясь для нового удара. Был он совсем низенький, еще ниже своего товарища, которого Борис Иванович встретил внизу, и щуплый, так что было удивительно, как он ухитряется удерживать на весу здоровенную, чуть ли не с него ростом, кувалду. Поодаль спиной к Борису Ивановичу стоял человек, голос которого он слышал на лестничной площадке. Сейчас этот тип молчал, но его вид не понравился Рублеву даже больше, чем голос. Среднего роста, коренастый и основательно заплывший жиром человек этот имел круглую, как баскетбольный мяч, и такую же крупную голову с обширной загорелой плешью. Остатки волос были сострижены под корень, а то, что уцелело после стрижки, старательно сбрито, так что голова человека, принятого Рублевым за прораба, напоминала не столько баскетбольный мяч, сколько глобус, – судя по кирпично-красному оттенку, глобус Марса. Борис Иванович задумался, называется объемная модель планеты Марс глобусом или как-то иначе, и тут предмет его размышлений, не то что-то услышав, не то почуяв на потной лысине дуновение сквозняка, круто развернулся и, уперев руки в боки, грозно осведомился:

– А ты где шляешься, чурка с глазами?

В первое мгновение Борис Иванович просто не нашелся с ответом, потому что перед ним стоял подполковник ФСБ Михайлов собственной персоной. Это напоминало дурной сон, в котором неизменно случается именно то, чего ты больше всего опасаешься.

– А ты что здесь делаешь? – даже не успев ни о чем подумать, ошарашенно спросил он.

У Михайлова, который наконец разглядел, кто стоит в темной прихожей, отвисла челюсть. Впрочем, он довольно быстро справился с изумлением и, выпятив брюхо, с нехорошим прищуром поинтересовался:

– Ты как меня нашел? Тебе что, неприятностей мало? Скажи спасибо, что я заявление из ментовки забрал, пожалел тебя, дурака…

Последнее заявление слегка взбесило Бориса Ивановича, но он сдержался: в данный момент было гораздо важнее выяснить, что тут происходит, чем преподать толстяку очередной урок правил хорошего тона.

– Да не искал я тебя, нужен ты мне больно, – сказал он. – Я тебя по-человечески спрашиваю: что ты делаешь в этой квартире? Ты же вроде не строитель, ты ж у нас совсем по другому ведомству… Что, ответить трудно?

– Нетрудно, – согласился толстяк. – А только кто ты такой, чтоб я на твои вопросы отвечал? Катись отсюда, пока я милицию не вызвал. Раз сумел разнюхать, по какому я ведомству, должен бы, кажется, понимать, что со мной лучше не связываться!

Борис Иванович почувствовал, как сжались и начали наливаться свинцовой тяжестью кулаки. Симптом был знакомый и не сулил ничего хорошего. Рублев переложил пакет с продуктами из правой руки в левую; Михайлов при этом вздрогнул и слегка попятился, и Борис Иванович понял, что нужно быть очень осторожным: подполковник отчаянно трусил и мог повести себя как загнанная в угол крыса, напав первым и сделав дальнейшие переговоры невозможными.

– Слушай, мужик… как тебя… Василий Андреевич, да? Давай-ка начнем сначала. Ну, просто притворимся, что видим друг друга впервые, – предложил он.

Михайлов хмыкнул.

– И что? – Вот я вхожу, вижу тебя и говорю: привет, мужик, ты что тут делаешь?

– А я отвечаю: не твое собачье дело, и пошел вон, а то сейчас в милицию позвоню!

Борис Иванович про себя досчитал до десяти.

– Допустим, – сказал он спокойно. – А на каком основании? Я тебя пальцем не тронул и даже слова худого не сказал.

– А на каком основании ты сюда вламываешься?

– А ты?

Михайлов некоторое время молча хлопал глазами. Похоже, до него начало доходить, что тут происходит какое-то недоразумение, но желания вдаваться в подробности и выяснять, что к чему, у него явно не было: он хотел, чтобы Борис Иванович немедленно покинул квартиру, и намеревался добиться этого любыми средствами.

– Так, – сказал он зловещим тоном, вынимая из кармана знакомых Борису Ивановичу камуфляжных шортов мобильный телефон. – Не хочешь по-хорошему – сделаем по-плохому…

Борис Иванович разжал пальцы, и пакет с продуктами шумно упал на пол. Михайлов снова вздрогнул и попятился назад, к самому окну.

– Одну секундочку подожди, – попросил Рублев. – Я тебе всего пару слов скажу, а потом вызывай хоть спецназ ФСБ, хоть миротворческий контингент ООН. Уважаемый, – обратился он к строителю, который все так же стоял посреди комнаты с кувалдой наперевес и стрелял черными, как спелые вишни, глазами из стороны в сторону, следя за ходом беседы, – ты бы сходил проветрился. Покурите с товарищем на лестнице минут десять, ладно? Если что, я могу и при нем, – добавил он, обращаясь к Михайлову, – мне скрывать нечего. Но тебе это может не понравиться.

– Перекур, – неохотно буркнул Михайлов.

Рабочий аккуратно, без стука, поставил на пол кувалду и вышел, опасливо косясь на Бориса Ивановича. Не имея над головой такой надежной крыши, как ФСБ, и проживая в Москве на птичьих правах, он явно обладал куда более развитым чутьем на опасность, чем господин подполковник, а главное, привык этому чутью доверять.

Рублев подождал, пока в прихожей тихонько стукнет закрывшаяся за гастарбайтером дверь, и миролюбиво сказал:

– Пойми, пожалуйста, одну вещь. Куда бы ты ни звонил, кого бы ни вызвал, я отсюда не уйду, пока не получу ответа на свой вопрос: что ты тут делаешь? Ты мне на него все равно ответишь раньше, чем приедет милиция. Только это будет очень больно и может нанести непоправимый вред твоему здоровью. – Хрустя разбросанными по полу кусками штукатурки, он подошел к пролому в стене, сквозь который виднелся кусочек кухни. – Перегородку ломаешь, да? Дай-ка, я тебе немного подсоблю!

Он ударил в стену кулаком, и пролом в ней мгновенно увеличился раза в три. С грохотом посыпались кирпичи, взлетела туча известковой пыли. Кисть руки моментально онемела, намекая, что Борис Иванович еще добрую неделю не сможет безболезненно пошевелить пальцами, но зато на душе стало чуточку легче.

Он подождал, пока наглотавшийся пыли Михайлов перестанет кашлять и чихать, и спросил:

– Ну?

– Хрен гну! – огрызнулся чекист. – Какого черта ты ко мне привязался? Что тебе надо, отморозок? Чего ты хочешь – убить меня? Ну, давай, убивай! Это тебе с рук не сойдет, не надейся. Даже через сто лет найдут. И замочат в сортире.

– Сортир поминать уже немодно, – заметил Борис Иванович. – Теперь надо говорить: выковыряют со дна канализации. Что ж ты такой необразованный-то, а? Да еще и непонятливый… – Он потер ноющий кулак. – На кой ляд мне это сдалось – убивать тебя? Что ты, в самом деле, как истеричная баба? Ну, поспорили, ну, подрались – с кем не бывает? Было и прошло, что ты со своими обидами нянчишься, как маленький? Чего ты хочешь – извинений? Ну, извини! Могу даже на колени стать, только перестань кривляться и объясни по-человечески, каким ветром тебя сюда занесло! Что ты тут делаешь, человече?