Миф об идеальном мужчине - Татьяна Устинова

– Переезжай ко мне, – предложил Андрей, доставая из серванта стаканы. – У тебя будет простор, а у меня компания.

– Ты картошку солил, братик?! – закричала из кухни Таня. Клавдия была уверена, что она подслушивала.

Все-таки он был на редкость тупой.

– А вы чего приехали-то? – вспомнив, спросил он. – И еще трезвонили там два часа, соседей перепугали.

– У нас к тебе дело, – пугаясь, пробормотала Клавдия, – …было.

– У вас ко мне было дело? – изумился Андрей. – Какое такое дело? Дело пестрых?

Что-то не то с ним творилось этим вечером. В субботу в Отрадном он был куда спокойней.

– Не пестрых, а шустрых, – поправила из кухни Таня. – Мы же с Ковалевой шустрые. Клавка, где наш мешок?

По дороге к Андрею они заехали в магазин, и Таня купила целую гору всевозможной еды. “У Андрюхи небось шаром покати, – сказала Таня озабоченно. – А я пока не поем, на людей бросаюсь…”

Клавдия ловко протиснулась мимо Андрея, радуясь и огорчаясь, что Танька спасла ее от разговора с ним, и бросилась в коридор, где стояли их сумки.

– Вот, Танюш. – Она водрузила пакет на табуретку.

– Разбирай, – велела Таня.

– Ого! – сказал Андрей в дверях. – Вы со своим фуражом? А зачем я картошку чистил?

– Съедим, – пообещала Таня. – Клав, давай я огурцы и помидоры помою.

– Все доставать? – спросила Клавдия.

С детдомовских времен у нее сохранилось трепетное, почти мистическое отношение к еде, особенно когда ее было много. Клавдии хотелось утащить хоть часть и куда-нибудь спрятать на черный день.

– Конечно, все! – ответила Таня. – Андрей, накрывай на стол.

Андрей поставил на стол тарелки, положил вилки, посмотрел задумчиво и добавил хлеб в плетеной корзиночке и стаканы.

– Водку будем пить? – спросила Таня.

– Водки нет, – ответил Андрей с сожалением. – Зато у вас в пакете какая-то бутылка.

– У нас в пакете шампанское, сыщик, – развеселясь, Таня хлопнула его полотенцем пониже спины. – Для дам-с.

– Мне много не надо, – пробормотал Андрей. – Мне только один раз глотнуть, и я готов.

– Оно и видно. – Таня ловко разложила по тарелкам картошку. – Садитесь все. Что вы как на именинах!

Андрей ел молча и быстро. Сто лет Клавдия не видела, как он ест, когда голоден. На даче не в счет. Там был праздник, а не еда после целого дня трудной работы.

– Ну что? – спросил он, когда шампанское было разлито. – За приятную неожиданность, а также за то, что бабе Томе не удалось все-таки сдать вас в милицию.

Они чокнулись и выпили сладкое газированное вино.

– Шампанское с жареной картошкой – высший класс! – одобрил Андрей. – До печенок пробирает.

– Не у всех бывшие жены по Парижам разъезжают, – сказала Таня, нисколько не заботясь о высоких чувствах Клавдии, и добавила доверительно: – Жанка, его бывшая, из Парижа привезла шампанское. Я, конечно, уже не помню, что это было за шампанское, “Дом Периньон”, что ли, но это было что-то потрясающее. Сначала картонная коробка, а в ней гофрированная бумажка. В бумажке – деревянный ящичек. В ящичке стружки, в стружках – бутылка, завернутая в тряпочку.

– Ну и как? – затаив дыхание, спросила Клавдия, совершенно завороженная видением бутылки в деревянном ящичке, завернутой в тряпку.

– Никак, – сказал Андрей. – Мы не поняли ничего. Очень сухое, крепкое, я бы даже сказал, острое вино. В горле сразу встает комом, особенно замороженное.

– Его невозможно пить, как мы привыкли, – пояснила Таня и с удовольствием хлебнула из стакана. – Его нужно цедить по капле. Один бокал весь вечер.

– И при этом рассуждать о букете и послевкусии, – добавил Андрей.

Они были очень похожи, брат и сестра. Они даже говорили одинаково, несмотря на разницу лет, образований и образов жизни. Как-то сразу было понятно, что они – брат и сестра, что они хорошо понимают и любят друг друга и, что бы ни случилось дальше, как бы ни развела их жизнь, они будут так же понимать и любить друг друга.

Доев со своей тарелки все до крошечки, Андрей рассеянно похлопал себя по карманам, но сигарет не нашел и вышел в коридор.

– Не смей на него так пялиться! – приказала Таня шепотом. – Он этого не заслуживает. Он идиот.

– Это я идиотка, – ответила Клавдия тоже шепотом. – И я не могу перестать. Я его, может, теперь только через год увижу.

– Вы чего? – спросил Андрей, входя в кухню. – Шушукаетесь?

– Мы не шушукаемся, – сказала Таня. – Пепельницу давай.

Он поставил на стол тяжелую хрустальную пепельницу, которая странно не вязалась с ею кой кухней, сел верхом на скрипнувший под его весом стул и велел:

– Ну выкладывайте, зачем пришли. И не врите, что просто соскучились.

После еды ему полегчало.

Как это они догадались зайти к нему в такой отвратительный день и спасти его от еще более отвратительного вечера? Наверняка Танька придумала. Клавдия последний раз была у него… Когда же? Память быстро отматывалась назад, в поисках нужного места. Андреи Ларионов всегда хорошо запоминал мелочи.

Да Это было зимой, шесть лет назад. Ему стукнуло тридцать, и он получил повышение. Клавдия пришла тогда раньше всех, даже раньше сестры, обещавшей помочь ему с готовкой, и страшно смутилась, застав его в одиночестве. Интересно, чего она тогда так испугалась. Что пострадает ее безупречная репутация или что он набросится на нее и лишит невинности?

Он усмехнулся. Нужно было сразу спрашивать, сейчас, наверное, уже поздно. Все-таки шесть лет прошла Клавдия Ковалева редко с ним общалась. Конечно, она дружила с его сестрой, а не с ним, но она была приятной, умненькой и… постоянной. Вряд ли он сумел бы точно сформулировать, что именно означает это слово в отношении Клавдии Ковалевой, но она никогда его не пугала. Не красила волосы в чудовищные цвета. Не смеялась низким волнующим смехом, который по замыслу должен был сражать мужчину наповал. Не анализировала его высказываний, хотя, возможно – и даже наверняка, – высказывался он время от времени грубо и неуклюже. С ней просто было разговаривать и легко молчать. Она не любила, когда ее жалели, но детство было, пожалуй, единственным, о чем не стоило ее расспрашивать.

Она вся была очень здравомыслящая, нелегкомысленная и искренняя, как гриб-боровик под елкой. И в то же время забавная, немножко лукавая и смешливая.

Мартышка.

И еще ему очень нравилась ее попка. И шея в завитках темно-рыжих волос.

Нет, ничего такого он вовсе не имел в виду, но смотреть на нее ему всегда было приятно. Просто по-мужски приятно, и все тут.

Совершенно разомлевший от этих мягких и легких мыслей, он пристроил голову на руки и приготовился слушать. Глаза у него закрывались.