Коррекция - Геннадий Ищенко

— Когда умрет отец? — охрипшим голосом спросил Василий.

— Вечером пятого марта пятьдесят третьего года. Первого марта его разобьет паралич и до самого конца ваш отец так и не придет в себя.

— И что мне припишут?

— А что приписывают в подобных случаях? В вашем случае обвинений было много, начиная от аморального поведения и злоупотребления служебным положением, и заканчивая клеветой на СССР. Причем во многом вы виноваты сами. С вами в той ситуации, скорее всего, все равно разделались бы. Вы слишком много знали и были невоздержанны на язык. Но это произошло бы позже и могли пострадать гораздо меньше.

— Что я такого сделал, можете сказать?

— Конечно, — сказал Алексей и повернулся к жене. — Ты куда собралась?

— Надоело сидеть, — ответила Лида. — Погуляю здесь рядом и разомну ноги. А вы беседуйте.

— Вы почему-то решили, что Сталин был отравлен, — сказал Алексей. — И попытались вывести всех на чистую воду. На приказ Булганина наплевали.

— А что он приказал? — спросил Василий.

— Он вас направил командовать каким-то военным округом. В книге не написали каким, но, скорее всего, куда-нибудь подальше от Москвы. В то время вас плотно опекала госбезопасность. Все телефонные разговоры прослушивались, а вы болтали по телефону, не стесняясь в выражениях. После того, как вас выперли из армии, вы обратились в китайское посольства с заявлением, что отец был отравлен, и с просьбой уехать к ним. Потом последовал арест и почти три года следствия. Зубы вам, как свидетелям по вашему делу, никто не выбивал, но в конце следствие получило признание по всем пунктам обвинений.

— Это они умеют, — криво усмехнулся Василий. — Но если я себя так вел и говорил об отравлении, значит, были основания.

— Может быть, — не стал спорить Алексей. — Но даже если и так, вести себя вызывающе, не имея за спиной сильной поддержки, по-моему, глупо. Вас сильно выбила из колеи смерть отца, и вы слишком привыкли, что вам все сходит с рук.

— Когда я умру?

— В конце марта шестьдесят второго года. Точной даты я, извините, не помню.

— Сорок один год! И что делать, молчать? Сами же говорили, что все равно не оставят в покое!

— Успокойтесь, Василий! — повысил голос Алексей. — Вы такой были не один, просто пострадали одним из первых. Дележка власти началась еще при жизни вашего отца, но основные баталии разгорелись после его смерти. В конечном итоге к власти пришла всякая сволочь, и кончилось все очень плохо. Мы ведь здесь не из-за вашей печальной судьбы, хоть я вам и сочувствую.

— Хрущев?

— Да, но не он один. В результате борьбы за власть уничтожили самых честных, знающих и порядочных, а наверх всплыло все дерьмо. Будете читать книгу?

— Почитаю, но у себя, — ответил Василий. — Вы же ее все равно оставляете мне для передачи отцу.

— Я еще хотел сделать пометки на полях, но передумал. В личном разговоре можно сказать больше.

— Вы рискнете встретиться с отцом? — удивился Василий.

— Я готов рискнуть, — кивнул Алексей. — Я вам говорил, что все плохо кончилось, не сказал только насколько плохо. Ради того, чтобы такое предотвратить, можно рискнуть жизнью. И потом, здесь не вся книга, только две трети. И таких книг у меня несколько. А это история страны почти до конца века. Кроме того, есть информация по технике будущего, да и сам я очень много знаю. Постарайтесь донести до отца, что на добровольной основе он получит от меня гораздо больше, чем выбивая мне зубы в подвалах Лубянки или шантажируя женой. Я мог бы ограничиться этой книгой, только тогда даже ваша судьба изменится мало. Хрущев почти наверняка уже конченый человек, но Берия принимал в вашей судьбе не меньшее участие, и арестовать его должны только в конце июня. А если не будет Хрущева, может не быть и ареста. Понимаете? Хрущева ваш отец сотрет в порошок, но Берию не тронет.

— Я постараюсь сделать все, что в моих силах, но ничего не могу обещать, отец с моим мнением мало считается.

— Ладно, — сказал Алексей, поднимаясь со скамейки. — Держите пакет. Поговорите с отцом, а потом мы встретимся, и вы скажете о результате. Если он решит воспользоваться моими знаниями, я готов ему служить. Только все материалы я отдам ему, а уж он пусть сам решает, кому можно доверить с ними работать. Говорю, чтобы у меня при обыске ничего не изъяли. Пусть проверяют, что я не несу оружие или взрывчатку, но потом все вернут обратно. Не стоит такое оставлять в посторонних руках даже ненадолго.

— И где же эта книга? — хмыкнул отец.

— Изъяла твоя охрана! — буркнул Василий. — Но я их предупредил, чтобы не лезли читать.

— Позови Алексея, — сказал отец.

Василий вышел и через пару минут вернулся вместе с Рыбиным.

— Не разворачивали? — спросил Сталин у телохранителя, кивнув на пакет в его руках. — Ну и правильно, давай его сюда. Оба свободны. А тебе – он посмотрел на сына – я позвоню.

— Продал двадцать монет, — отчитался Алексей. — Больше у них не было денег. Теперь нам нужно, пока еще гуляем на свободе, избавиться от лишних ценностей. Делать тайники в лесу под елкой не будем, а спрячем лишние драгоценности, золото и часть денег на чердаке какого-нибудь дома. И взять легче, и ничего не промокнет. А оружие я прятать не буду, все равно им никто, кроме меня, не сможет воспользоваться.

— А если отберут? — спросила Лида.

— Если со мной будут считаться, то вернут. А если нет, мне оно все равно уже не понадобится.

— Когда ты так говоришь, мне хочется плакать! — всхлипнула жена. — Когда пойдем к Василию?

— Я пойду, — поправил он, вытирая ей слезы платком. — Уже прошло три дня, поэтому Сталин наверняка успел оценить нашу книгу. Пообедаем и пойдем искать место для тайника. Если все успеем сделать до возвращения Василия, то сегодня и пойду. Тянуть – это только трепать себе нервы. А ты постоишь в сторонке и посмотришь. При любом исходе дела вернешься домой. От нас до дачи Сталина меньше пятнадцати километров, так что на изображение коммуникаторов хватит. Лучше продемонстрировать вождю твое изображение, чем тебя саму. А дальше посмотрим.

С тайником управились быстро. В первом же осмотренном пятиэтажном доме люк на чердак был открыт, отсутствовали даже петли для замка. Разгрести насыпку и уложить в углубление купленную деревянную шкатулку было делом нескольких минут.

— Хорошо запомнила место? — спросил жену Алексей. — Тогда я все зарываю.

На лестничной площадке никого не было, поэтому они поспешно спустились с чердака и потом по лестнице к выходу из подъезда.

— Вроде не запачкались, — сказала Лида, осмотрев мужа. — Я как?

— Грязи не наблюдается, — ответил он. — Ключ не забыла? Если договорюсь, и тебя будут забирать, собери все вещи и выйди с ними в сквер. Ни к чему подставлять хозяев квартиры. И давай уже направимся к Василию, он где-то через час должен подъехать.

— Меня всю прямо колотит! — призналась жена полчаса спустя, когда Алексей поставил ее за местом парковки автомашин, а сам собрался встречать сына Сталина.

— Обещай, что если со мной все кончится плохо, ты не станешь делать глупостей, — попросил муж, прижав ее к себе. — Постарайся прожить жизнь счастливо!

— Иди, дурак! — ответила она. — Я тебе наобещаю! Только попробуй мне умереть! И позвони сразу, как только сможешь.

Алексей отстранился и пошел к подъезду дома. На душе было паршиво, как никогда. Вот надо ему было влюбиться? Насколько легче рисковать только собой! Василия пришлось ждать больше двадцати минут. Он, как и в прошлый раз, приехал на машине и сразу же направился к дому. Пройдя половину дорожки, он увидел Алексея и ускорил шаг.

— Хорошо, что вы пришли! — сказал он, протягивая руку для пожатия. — Отец звонил и вчера, и сегодня. Сказал, что никто вас гнобить не собирается, если сами не дадите к тому поводов. Пойдемте в дом, мне будет нужно позвонить.

Василий не стал подниматься в свою квартиру, а позвонил со служебного телефона на первом этаже.

— Выходим и ждем машину, — сказал он Алексею. — Они приедут минут через двадцать.

Примерно через полчаса подъехал сто первый ЗИС, в котором находились два офицера ГБ.

— Михаил Старостин, — представился открывший дверцу подполковник. — Садитесь в машину. Оружие есть?

— Есть, — ответил Алексей. — Сдать?

— А вы как думали? — даже удивился вопросу Старостин. — Сдают все, исключений не предусмотрено. Товарищ генерал-лейтенант тоже сдает, несмотря на родственные связи.

— Держите, — протянул ему Василий свой ТТ.

— А это моя пушка, — сказал Алексей, передавая метатель рукояткой вперед. — Можете не соблюдать осторожность, в ваших руках все равно не выстрелит.

— Вы не шутите? — подполковник с изумлением осмотрел оружие. — У него в стволе нет даже отверстия!