Происхождение - Ирвинг Стоун

Фицрой устало закрыл глаза.

Своими опасениями Чарлз поделился с Бенджамином Байно:

- Послушайте, Бен, нельзя ли как-нибудь заставить его сбавить темп? Работа сводит его в могилу. А теперь, когда в Адмиралтействе с ним так обошлись...

- Если бы капитан сломал руку, - ответил Байно, - он разрешил бы мне вправить кость. Если бы у него был порез на бедре - позволил бы промыть рану. Но вмешиваться в то, что происходит у него в голове, мне не дозволено. Излечение усталости и депрессии не входит в компетенцию судового врача.

- А жаль, - откомментировал Чарлз.

Поскольку в Вальпараисо Чарлзу предстояло провести целых пять недель, он сошел на берег и отправился на поиски жилья. Неожиданно он натолкнулся на Ричарда Корфильда, своего старого школьного друга из Шрусбери.

В те далекие годы Дарвин нередко бывал у Корфильдов дома в Питчфорде, небольшой деревушке возле Шрусбери. Нынешние дела Ричарда, который был на два года старше Чарлза и приехал в Чили несколько лет назад в качестве торговца, представлявшего интересы английских промышленных фирм, шли в гору.

После того как молодые люди перестали трясти друг другу руки и выражать свое изумление и восторг по поводу столь поразительной встречи вдали от дома, Чарлз рассказал, что занимает должность натуралиста на борту "Бигля", осведомившись затем у Корфильда, не знает ли он в городе какой-нибудь приличной английской семьи, которая бы сдавала комнаты.

Корфильд рассмеялся:

- Знаю ли я? Можешь ставить самую последнюю гинею - не проиграешь. Да у меня самого чудесный дом в пригороде Алмендрал, это бывший пляж. Места сколько душе угодно. Иди и возвращайся обратно к восьми с вещами. Я отвезу тебя домой прямо к ужину и устрою наилучшим образом.

Погода стояла превосходная - голубое небо, теплое солнце над головой. Чарлзу нравился этот город, выстроенный у самого подножия гор и состоящий из одной длинной улицы, вытянувшейся параллельно побережью. В тех местах, где горы перерезали узкие лощины, дома так и лепились друг к другу.

Все комнаты в доме Корфильда выходили окнами на внутренний дворик с маленьким садом; на стенах висели английские гравюры, изображающие охотничьи сцены: всадники в красных куртках на лоснящихся лошадях, свора ухоженных гончих, заливающихся лаем в предвкушении охоты на лисиц.

Расходы по дому, объяснил Корфильд, делит с ним еще один джентльмен. Они составляют весьма скромную сумму около четырехсот фунтов стерлингов в год, включая затраты на еду и питье, жалованье двум слугам и содержание четырех лошадей. Когда Чарлз стал настаивать, чтобы ему позволили оплатить какую-то часть этих расходов, белокурый, голубоглазый Корфильд ответил:

- Будь по-твоему, раз уж тебе так хочется, хотя я предпочел бы видеть тебя не постояльцем, а гостем. Будь любезен, вычисли свою долю сам - ты ведь проходил тот же курс арифметики, что и я.

- Ричард, в Шрусбери меня так и не научили ни складывать, ни вычитать. Этому я научился, наблюдая, как отец каждый день тщательно подводит баланс в гроссбухе: сколько и откуда он получил, сколько истратил и на что именно.

На следующий день было воскресенье, Корфильд устроил в честь Чарлза званый обед, на который была приглашена большая часть английской колонии Вальпараисо, а также капитан Фицрой. Чарлзу показалось, что по общему уровню гости превосходят тех англичан, которых он до сих пор встречал в других южноамериканских городах. Их интересы, во всяком случае, не ограничивались кипами товара, фунтами стерлингов, шиллингами и пенсами. Пожилой торговец наклонился к нему через стол с вопросом:

- Мистер Дарвин, не будете ли вы столь добры высказать напрямик свое мнение по поводу "Основ геологии" Лай-еля? У нас тут неплохие связи с лондонскими книжными магазинами, так что первые два тома нам удалось прочесть.

Удивленный тем, что встретил в Чили человека, читающего Лайеля, Чарлз отвечал довольно пространно. Корфильд заметил:

- Знаешь, Чарлз, из тебя получился бы замечательный педагог. Сам-то ты не думал о преподавании в Кембридже?

- Я учился на священника, и отец именно этого от меня и ждет. Но должен сказать, что не исключаю для себя возможности преподавательской деятельности.

Чили представляет собой как бы длинный узкий карандаш, зажатый в тисках между суровыми Андами и столь же суровым Тихим океаном. Чарлз хотел было сразу же отправиться к подножию Анд, прежде чем зимние снега отрежут путь. Но ему, измотанному морскими штормами, так понравился здешний благодатный климат, что он провел в лени и праздности две недели, греясь в лучах вальпараисского гостеприимства.

7 августа 1834 года в порт завернул поднимавшийся вдоль побережья пакетбот. На его борту находилась почта для "Бигля". В ней было и письмо для Чарлза от Каролины, датированное 9 марта и содержавшее целый набор странных сообщений. Лондонская "Таимо, к примеру, извещала о прибытии "нескольких ящиков с ископаемыми, птицами, четвероногими и образцами геологических пород, собранными натуралистом мистером Даусоном и посланными на имя профессора Гиндона в Кембридже".

- Ну и что! - воскликнул Чарлз. - Мое имя впервые появляется в английской газете, где уж тут надеяться, что его правильно напишут.

Он с облегчением вздохнул, узнав, что третья партия его ящиков благополучно прибыла к месту назначения: на заметку в "Тайме" можно было полагаться, решил Чарлз, даже если в ней переврано не только мое, но и имя профессора Генсло. В письме Каролины содержалось и другое столь же удивительное известие. Эразм от имени брата развернул в Лондоне бурную деятельность, и результаты были налицо. Каролине он писал:

"Я нанес визит мистеру Клифту, куратору музея при Медицинском колледже, чтобы ознакомить его с тем местом из письма Чарлза, где он говорит о костях. Надо было видеть, в какой неуемный восторг пришел этот маленький человечек. Из Кембриджа, по моей просьбе, ископаемых доставляют в Лондон. Дело в том, что последние месяцы куратор все свое свободное время отдавал ископаемым. То, что в колледже находится лобная часть черепа мегатерия, а Чарлз отправил домой как раз недостающие его части, действительно представляется необъяснимым совпадением. Теперь они смогут воссоздать череп полностью".

От себя Каролина приписала: "Я так рада, дорогой мой Чарлз, что ты нашел именно те кости, которые так восхищают ученых мужей".

Том Эйтон, в чье родовое поместье он ежегодно приезжал охотиться, несколько дней гостил в Маунте и затем отправился в Кембридж, чтобы, по словам Каролины, "услышать, что говорят там об экспонатах, которые ты отослал домой".

Откуда, спрашивается, мог Том Эйтон взять, что в Кембридже вообще будут говорить о его коллекциях? В письме сестры было и третье поразившее его сообщение. Отец шлет ему самые добрые пожелания и просит Каролину написать, что он не "рычал и не ворчал" по поводу взятых Чарлзом последних пятидесяти фунтов стерлингов. Чарлзу нечего переживать из-за денег, но следует, однако, проявлять все возможное благоразумие. Доктор Дарвин также обратился к дочери с вопросом: "Сказала ли ты ему о его славе?"

Чарлз от души расхохотался, представив себе славу мистера Даусона, пославшего все эти коллекции профессору Гиндону в Кембридж.

...С нетерпением ожидал Дарвин встречи с Галапагосскими, или Черепашьими, островами, названными так в честь гигантских сухопутных черепах, которых по чистой случайности обнаружил епископ Берланга, чью экспедицию снарядил испанский король Карл I. Попавшее в штиль судно продрейфовало около шестисот миль в сторону от побережья Южной Америки, где его прибило к группе вулканических островов. Больше всего Чарлз, как сказал он Джону Стоксу, теперь радовался предстоявшему "восхождению на какой-нибудь действующий вулкан".

Полтораста лет после первого случайного визита к Гала-пагосам не осмеливалось подойти ни одно судно, хотя острова и значились на картах Ортелиуса и Меркатора 1587 года. Те немногие, кто знал об их существовании, старались обходить опасные рифы, страшась зловещего вида самих островов, казалось сорвавшихся с места и медленно кружащих по Тихому океану.

Так продолжалось до тех пор, пока флибустьеры и китоловы не обнаружили на островах запасы пресной воды и буквально тысячи гигантских черепах, месяцами сохранявших жизнеспособность: будучи штабелями, по полдюжине, сложены на нижней палубе, они обеспечивали команду свежим мясом. На Галапагосы началось сущее паломничество, там даже было открыто местное "почтовое отделение" - установленная в развилке двух сросшихся деревьев бочка, куда моряки могли опускать письма, которые забирало первое же судно, шедшее в нужном направлении.

...За последние восемь дней "Бигль" проплыл уже расстояние в тысячу миль, и все с нетерпением ждали землю. Наконец вахтенный закричал с мачты:

- Прямо по курсу остров, сэр!

Это он увидел на оконечности острова Чатам верхушку горы Питт. По мере того как бриз и течение совместными усилиями продвигали их вперед, стали отчетливее видны вершины и других высоких холмов.