Земля Великого змея - Кирилл Кириллов

Впереди замаячили силуэты с характерными гребнями испанских шлемов. Ну наконец-то.

— Эй! Я сеньор Рамон де Вилья! Капитан инфантерии его величества Карлоса! — закричал Ромка, не дожидаясь, пока группы завоевателей достаточно сблизятся. Кто их знает, пальнут еще с испугу. — Поручением капитан-генерала Эрнана Кортеса приказываю вам следовать за мной и подчиняться моим приказам!

— Дон Рамон?! Как я рад вас видеть, — донесся до него ответ. — А мы тут уже полчаса бродим по этим горящим трущобам.

Ромка узнал голос капитана стрелков дона Лоренцо.

— Какое задание придумал для нас сеньор Кортес? — спросил тот.

— Он повелел занять позицию возле входа на мостки, ведущие к кварталам благородных, дабы талашкаланцы не устроили там убийство и разорение.

— Я так полагаю, он придумал это не из любви и сострадания к несчастным, а дабы взять в заложники семьи благородных? — блеснул зубами на закопченном лице капитан стрелков, выходя на свет.

— Он не уточнял, — буркнул Ромка, которого неприятно кольнул прозвучавший в словах итальянца цинизм. — Много с вами людей?

— Три стрелка и пехотинец. Правда, он сильно ранен и из оружия остался только кинжал. Но на ногах вполне держится. Были еще с десяток талашкаланцев, но они растворились в ночи. Наверное, не захотели упускать свою долю добычи.

— Восемь солдат на двух капитанов — это многовато, — усмехнулся Ромка.

— Дон Рамон, я нисколько не претендую на командование, — изящно поклонился флорентиец.

Ромка попытался расслышать в голосе дона Лоренцо иронию, но не смог. Не говоря больше ни слова, он повел людей вниз, к громадам домов на темном зеркале озера.

Город горел. Хищные языки пламени отбрасывали неверные тени на лица матушки Амацикацин и четырех детей, в ужасе прижавшихся к ее полным, уютным бокам. Горячий белесый пепел сыпался с неба на соломенную крышу. Хорошо, что их роскошный дом на сваях, в построенном на озере квартале, так пропитался водой, что едва ли мог бы загореться. Зато другая напасть, злобные и кровожадные талашкаланцы, придет неминуемо. И что они сделают с ней и детьми… Кровавые картины вставали перед глазами, и сердце заходилось от ужаса.

Еще утром муж, касик городской стражи, отвязал от причала маленькую, инкрустированную перламутром лодочку и отплыл вверх по городскому каналу на свой пост. Теперь один Тескатлипока знает, под какими развалинами догорает его тело. Она могла бы попробовать вброд, по грудь в воде добраться до камышей, но дети не дойдут, а если дойдут, то от талашкаланцев не укрыться. Подниматься же в город по узким шатким мосткам — значит добровольно отдать себя им в руки. Что делать?

Нос лодки с характерным стуком ткнулся в сваю возле причала. Сильные руки, она хорошо это слышала сквозь тонкие стены, со скрипом затянули канат на причальном столбике. Послышалось шлепанье босых ног. Заскрипел настил под весом многих тел.

Матушка Амацикацин, как наседка крыльями, сгребла руками детей и вжалась в самый дальний от двери угол. Мелькнула за окном размытая тень. Скрипнула дверь. Чтобы не закричать, женщина закусила кулак, дети тоненько завыли. Тень заполнила собой дверной проем, шагнула на середину комнаты. Льющийся в окно багровый свет озарил шрамы на чеканном лице знатного мешикского воина. Он улыбнулся и приложил палец к губам.

Ведомый Ромкой отряд достиг мостков, перекинутых до первого насыпного острова с круглой площадью и небольшим храмом-пирамидой на самом краю.

— Здесь и встанем, — выдохнул молодой человек, утирая со лба и шеи обильный пот. От царившего в городе жара нагрудник его разогрелся и пыхал теплом, как горнило русской печи. — На холодке. — Он с удовольствием подставил лицо ветерку с озера.

— Вы двое, давайте вниз, охладитесь, — бросил флорентиец пехотинцам. — А вы, — повернулся он к арбалетчикам, — тетивы не натягивать, но бдеть. Те вернутся, будет ваша очередь. А я умоюсь схожу.

Отвесив Ромке полупоклон, мол, токмо с вашего дозволения, он вразвалочку двинулся вслед за пехотинцами, которые уже зачерпывали морионами воду и выливали ее на головы и за шиворот. Молодой человек проводил угрюмым взглядом легконогую, гибкую фигуру завзятого фехтовальщика и присел на тумбу из песчаника, вырезанную в виде оскаленной головы получеловека-полузверя. Отряхнул со штопаных панталон белесый пепел, хлопьями кружащийся над головой. Поправил кирасу, подтянул ремешки. Встал, разминая ноги, снова сел. Распустил шнурок на вороте рубахи, охладить потеющую грудь. Талашкаланцы не спешили забредать в эту часть города, и в темноте, вдали от боя, от настоящего дела Ромка чувствовал себя сиротливо.

Весело гомоня и перекидываясь шуточками, вернулись солдаты. Стрелки отложили арбалеты, чтобы не отсырели тетивы, и заскользили к озеру на гладких подошвах. Дон Лоренцо хлопнул Ромку по забранному в железо плечу и мотнул головой в сторону берега. Молодой человек не заставил себя упрашивать. Одной рукой придерживая ножны, а другую отставив для равновесия, начал спуск.

С трудом затормозив у самой воды, он расстегнул ремешок и сдернул с головы шлем. Вдавливая в живот нижнюю кромку кирасы, неловко зачерпнул им прохладной водицы и набрал ее в рот. Выполоскал гарь, сплюнул в прибрежные кусты. Пить соленую воду озера все равно было нельзя. Протер пальцем кожу вокруг глаз, сплеснув через край, окунул разгоряченное лицо. Распрямился, отфыркиваясь. Снова набрал в шлем. Откинув голову, медленно, с наслаждением стал лить на макушку, позволяя струйкам пробежать по шее и плечам. Опять наклонился и с удивлением заметил, как расходятся от камней у берега круговые волны по неподвижной глади озера. Как будто могучий великан зачерпнул озеро в горсть и трясет на ладони.

Гладкое водное зеркало заколебалось, задергивалось, перехлестывая за каменные края. Задрожала земля, отдаваясь неприятными вибрациями в ногах. Ходуном заходили ребра. Захолонуло сердце. Нижняя челюсть дернулась, зубы выбили кастаньетное стаккато. Уши уловили густой липкий шорох, постепенно переходящий во что-то непонятное. Гудение, шум, грохот, рев? Все эти слова не могли даже отдаленно выразить ту грозную, осязаемую, нарастающую волну звука, которая разворачивалась за спиной молодого человека. Обволакивала, давила, лишала воли, пригибала к земле, рвала барабанные перепонки.

Титаническим усилием Ромка заставил себя повернуть голову и поднять глаза. Первое, что он увидел, — перекошенное лицо флорентийца, сломя голову несущегося вниз по крутому берегу, искаженные ужасом лица солдат, а за их спинами…

Уходящая вверх до самого неба, темная и блестящая, как бутылочное стекло, стена воды, ершащаяся обломанными досками и кусками штукатурки на гребне. И стена эта падала прямо на них.

Капитаны и солдаты прильнули к высоким узким окнам дворца касика Истапалана. Низенький касик, подпрыгивая и толкаясь, пытался выглянуть из-за их спин, но испанцы загромоздили проем стеной из помятых кирас. Разворачивающееся на их глазах зрелище пугало и завораживало.

Огромная темная стена воды, в которой тонули багровые отсветы пожара, с ревом неслась по узкому устью речушки, пожирая все на своем пути. Плетеные заборы, легкие тростниковые домики, фермы, где разводили животных, огромные виллы знатных истапаланцев разлетались в щепки и исчезали в буйстве стихии.

Вода дошла до города. Дрогнула и покрылась трещинами городская стена. Градом посыпались выпавшие из нее камни. Заскрипели срываемые с петель решетки на входе в город.

Темная вода плеснула на улицу, покатилась по ней, врываясь в двери и выливаясь из окон. Ломая заборы. С корнем вырывая деревья в садах. Сравнивая клумбы и заливая грязью чаши фонтанов. Застигнутые врасплох люди замирали и исчезали в убийственных волнах, успевая лишь взмахнуть на прощание руками. Собаки и куры, отчаянно вереща, пытались выбраться из бурного потока, но и их накрывало обломками. Касик наконец смог протолкаться к окну и замер, прижав к впалой груди сухие кулачки. В глазах его задрожали крупные слезы.

— Что случилось? — спросил Кортес.

Переводчики забормотали на местном диалекте.

— Кто-то открыл шлюзы на плотине, — не в силах оторвать глаз от картины смерти и разрушения, ответил касик.

— Кто? — спросил Кортес и вздрогнул, сам поняв, что сейчас услышит в ответ.

Грохот надвигающейся волны заполнил воздух. Горящие кварталы гасли один за другим, отмечая ее прохождение. И как только ее гребень вынес в озеро обломки зданий и тела людей, касик Шиотеук поднес к губам свисток. Тысячи обнаженных воинов посыпались с лодок и в гробовом молчании пошли к берегу.

Заслышав гул приближающейся волны, мешики на мостах подняли копья, поудобнее перехватили деревянные мечи с бритвенно-острыми осколками обсидиана и наложили на тетивы луков стрелы с зазубренными наконечниками. Массы воды вырвались из узкой горловины, всколыхнув поверхность озера, вынося на простор горы мусора и барахтающихся тел. Постепенно стихая, навалились на мостки, заливая глаза и рот, сбивая дыхание. Многим, чтобы не скинуло в воду, пришлось вцепиться в перила или выступающие части домов. Всю жизнь проводящие у воды мешики быстро оправились, и вот уже замелькали в воздухе копья и стрелы, неся смерть пытающимся удержаться на плаву та-лашкаланцам — основной ударной силе проклятых teules.