Слушайте песню перьев - Николай Внуков

— А говорили про что?

— Говорили одно, говорили другое. Что есть фашизм, что есть правда. Говорили, что вожди польского народа ведут племя неверным путем. Говорили, что нужно делать союз с русскими, и тогда Польша будет сильной. Так говорили.

— Так это, наверное, был кружок коммунистов?

— Не знаю. Я слушал. Они говорили правильно. Так всегда говорил и мой отец. Он думал, что если бы индейские племена сами не пошли в резервации, а остались бы свободными, как мы, шауни, то у нас было бы свое государство, и белые считались бы с нами.

— Твой отец — мудрый человек.

Станислав гордо поднял голову.

— Да! Он — внук Великого Текумсе!

Лёнька посмотрел на Станислава. Ему понравилось то глубокое уважение, с которым индеец произнес имя своего предка.

— А Текумсе — это кто?

— Текумсе был Великим Вождем шестнадцати племен. Он вел большую войну против белых американо сто тридцать Больших Солнц назад.

— Он победил? — поинтересовался Лёнька.

— Нет. Войну начал не Текумсе. Начал генерал Гаррисон, и начал подло, как обычно начинают свои войны белые. Он неожиданно напал на мирных индейцев оттава и виандотов у поселка Типпекану в штате Индиана, когда те заготавливали мясо и дикий рис на зиму. В мужчин они стреляли из ружей, а женщин, стариков и детей рубили длинными ножами.

— Саблями?

— Да. Тогда от восхода солнца до середины дня они убили двести двадцать человек. Вся земля была пропитана кровью, и даже листья на деревьях стали красными. И когда об этом узнал Текумсе, он выследил белых и долго преследовал отряд Гаррисона. Но генерал не принял бой и ушел за реку Потомак. Говорили, что белые считали эту резню великим подвигом и даже выбрали Гаррисона за это президентом Соединенных Штатов[*].

На следующий год началась война белых между собой[*]. Англичане напали на нисколько фортов американцев и захватили их.

Текумсе решил, что настал самый удобный момент для выступления. Он послал гонцов к чироки и крикам, алгонкинам и ирокезам, и те дали ему лучших воинов, которые владели не только томагавками и луками, но умели обращаться с оружием белых.

Тысячу пятьсот воинов привел Текумсе к англичанам. Это были люди, полные сил и страшные в своей ненависти к американцам. Они поклялись изгнать поселенцев со своих земель и отомстить генералу Гаррисону за кровь детей, женщин и стариков, пролитую под Типпекану. Или умереть. И они заключили Союз Крови со своей землей.

Голос Станислава дрогнул и прервался.

Лёнька тоже молчал, опустив голову и полузакрыв глаза. Он пытался представить себе ту войну, великие леса, английских драгун в красных мундирах и индейских воинов, на лицах которых лежали алые полосы боевой окраски. Но перед глазами упорно вставали рисунки из зачитанного в детстве куперовского «Зверобоя», а потом все стиралось тенями в стальных касках, светом прожекторов, заливающим аппельплац[*], криками «штейн ауф, швайнхунд!»[*] и короткими хлопками выстрелов.

Воображение никло, бессильное пробить время.

Но он понимал этого худощавого человека, сидевшего перед ним за столом в подземном бункере Борковицкого леса. Понимал его, как человек, сам потерявший родину и прошедший сквозь ад гитлеровского концлагеря.

Догорающая цигарка обожгла пальцы. Лёнька бросил ее на пол.

— Что такое Союз Крови? — спросил он тихо.

— Я… не умею, как это сказать… — так же тихо произнес Станислав. — Это… когда режут вот здесь… — Он поднял руку и показал на запястье.

— Такой обычай?

— Да. Тогда говоришь земле своих отцов, что умрешь, но не потеряешь ее.

— Понимаю, — сказал Лёнька.

— Это священный обычай, — сказал Станислав, и плечи его распрямились, а руки сжались в кулаки.

На мгновенье он ушел из землянки в мир детства, в то время, когда ему только что исполнилось девять. И снова увидел ту ночь, когда в лагерь свободных шауни приехал сержант королевской конной полиции Луи, которого индейцы называли Вап-нап-ао — Белая Змея. Луи привез приказ премьер-министра Канады о том, что племя должно переселиться в резервацию[*]. Вот тогда-то и появился человек из племени кри.

Трудно было определить, сколько ему лет. Лицом и фигурой он походил на старика, и только волосы, черные и блестящие, говорили, что он не стар. Ноги у него подгибались, он дрожал, как столетняя женщина. Одетый в лохмотья, он напоминал сломанную ветром осину с ободранной корой.

Он вступил в свет костра и начал говорить, протянув дрожащую руку в направлении Вап-нап-ао:

— Я из племени кри, меня зовут Длинный Нож. Семь Больших Солнц назад наш вождь подписал бумагу вашего Белого Отца, и мы пошли жить туда, куда приказали воины из королевской конной. Мы пошли без борьбы, поверив в доброту белых людей. Но они окружили выделенную для нас землю проволокой, запретили нам носить оружие и охотиться. На той земле легче встретить крысу, говорящую по-человечески, чем зверя, достойного стрелы охотника. Белые давали нам еду, но от той еды у детей выпадали зубы, и они старели до того, как становились взрослыми… Но даже этой еды никогда не было вдоволь, хотя нам ее обещали много. Скоро мужчины стали плевать кровью, а женщины рожать слабых детей. — Он выпрямился и закричал: — Вы, называющие себя нашими друзьями! Вы украли нашу землю! Вы сначала сломили нас силой, а потом обманули обещаниями! Вы приказываете издыхать свободным племенам! Или мало у вас своей земли? Или мало вам ваших рек, гор и озер, что вы захватываете чужие? Кто вы — послы Белого Отца или послы Духа смерти?

Вап-нап-ао шагнул вперед, чтобы лучше рассмотреть закашлявшегося кри.

— Откуда ты. прибыл?

— Я убежал! — снова закричал кри. — Я убежал из-под Онтарио и никогда туда не вернусь! Я хочу умереть на земле своих предков, и никакие силы, не заставят меня уйти отсюда!

— Слушай, кри! — сказал Вап-нап-ао. — Ты поставил себя вне закона. Ты беглец и будешь судим.

— Молчи, Вап-нап-ао! — прервал сержанта низкий и властный голос из-за костра, и все повернулись в ту сторону и увидели Высокого Орла. Он стоял, ярко освещенный пламенем, и волосы его были схвачены на лбу ремешком, как у простого воина, и охотничья замшевая куртка была распахнута на груди, как будто он в спешке забыл завязать шнурок ворота.

— Молчи, Вап-нап-ао! Ты уже сказал свое слово. Теперь буду говорить я, вождь свободных людей!

Наступила тишина.

Высокий Орел выдернул из-за пояса нож, протянул перед собой левую руку и надрезал ее у ладони.