Сахалин - Влас Михайлович Дорошевич

рыбы девать некуда, рыбой кишат реки, рыба мириадами трется у морских берегов.

 А как к ней приступить, что с нею делать, как ее солить, - никто не знал.

 Всякий ел селедку, но решительно не знает, как она приготовляется. Положение трагическое!

 И вдруг приезжий скрипач-виртуоз, в антракте между двумя отделениями танцев, объявляет:

 - А ведь я, господа, в Астрахани был, на рыбных промыслах жил, как селедку солят - знаю.

 За него ухватились, как за находку.

 Господина Крамаренко назначили на три года "техническим надзирателем" за тюремными рыбными промыслами.

 Поручили ему исследования по рыбному делу на Сахалине.

 И в результате этих исследований помогли выстроить собственный рыбный завод.

 Астраханский конторщик и свадебный скрипач превратился в крепостного владельца.

 Отпущенные ему в помощь, за грошовую плату казне, каторжные строили ему завод, погреба, подвалы.

 Правда, погреба мало на что годятся, рыба в них портится, подвалы для засола рыбы текут, и тузлук из них уходит. Но это уж вина не каторжных, отданных во временное крепостное пользование господину Крамаренко, - это вина самого скрипача-архитектора.

 Первые опыты господина Крамаренко были довольно печальны. С первых же шагов он сильно и основательно шлепнулся, можно сказать "на гладком месте".

 Первый ход селедки он пропустил. Второй хоть и не прозевал, но толку не вышло: тузлук вытек, и рыбу пришлось обратно выкинуть в море. При третьем ходе хоть и получилась, наконец, желанная селедка, но такая дрянь, что никто брать не хотел.

 Господин Крамаренко теперь "учится". Да и чего ж не учиться? Даровой лес и за гроши доставшийся труд каторжных. В виде маленькой ежегодной субсидии, - 1000 рублей вперед за рыбу, которую господин Крамаренко обязан поставить в тюрьму. Потом, впрочем, эту субсидию от господина Крамаренко, кажется, отняли, убедившись, что это за рыбопромышленник. В сахалинском "календаре" вы найдете статью господина Крамаренко, в которой он очень громко и весьма справедливо выступает против "хищничества" японских рыбопромышленников.

 На самом деле! Такую ценную рыбу, как сельдь, они ловят на Сахалине стадами, варят в котлах и превращают в удобрительные туки.

 Разве это не варварство? Разве не хищничество?

 Что же делает сам господин Крамаренко?

 Ловит сельдь, варит ее и готовит из нее "тук", то есть занимается тем же самым хищничеством, против которого так горячо и справедливо выступает. Весь его игрушечный комический "засол" рыбы не дает ни гроша, простая игра "для отвода глаз".

 Главное его дело, - он и сам не скрывает, - "туковое дело". Приготавливая удобрительный тук из селедки, он продает его тем же самым японцам. Вся разница состоит только в том, что казна с "поощряемого" господина Крамаренко получает гораздо меньше, чем получала бы с арендаторов-японцев. К хищничеству тут следует еще добавить и "обставление" казны. Промыслы господина Крамаренко ничего не дают населению, потому что, сам подставное лицо японцев, господин Крамаренко работает исключительно японскими рабочими.

 В чем же, однако, секрет такого быстрого, крупного и ничем, казалось бы, не заслуженного успеха этого виртуоза? - спросите вы.

 Очень просто.

 В том, что на Сахалин мало кто едет по доброй воле.

 Каждый доброволец-предприниматель, как редкость, здесь встречается с распростертыми объятиями, находит поддержку и помощь.

 Жаль только, что эти предприниматели-то...

 Нет спора, край многим и многим богатый, но он требует людей знания, людей дела, а не кулаков-эксплуататоров, не свадебных скрипачей, готовых схватиться за что угодно, не людей "без определенных занятий, средств и образа жизни"...

 А там исключительно "орудуют" или неудачники, потерпевшие в России крушения на всех поприщах, или хищники, - какие это плохие устроители благосостояния действительно "несчастных" острова Сахалин.

III

"Спиртовая торговля"

 Если Сахалин, - как в шутку называют его местные чиновники, - "совершенно особое, самостоятельное государство", то Корсаковский округ, непроходимыми тундрами и тайгой отрезанный от административного центра, поста Александровского, представляет собой уже "государство в государстве", "Сахалин на Сахалине".

 Здесь свои особые порядки, обычаи, законы, даже своя особая денежная единица.

 Наши обыкновенные денежные знаки в Корсаковске упразднены. Вся торговля, все дела ведутся на спирте.

 Денежная единица Корсаковского округа - бутылка спирта, даже не бутылка спирта, а записка на право купить бутылку спирта. Чтобы понять эту "девальвацию", очень выгодную для многих, надо знать условия продажи спирта на Сахалине.

 Спиртом имеет право торговать только колонизационный, он же "экономический" фонд.

 Не возбраняется и в каком угодно количестве спирт могут покупать только люди "свободного состояния", то есть чиновники.

 Поселенцам же разрешается покупать спирт перед праздниками или по запискам лиц свободного состояния.

 "Отпустить такому-то бутылку спирта. Такой-то".

 В "фонде" бутылка спирта стоит 1 руб. 25 коп., рыночная ее цена колеблется от 2 р. 50 коп. до 6 рублей.

 Поселенец, получив такую записку, "выкупает" на свои деньги в фонде бутылку спирта и перепродает ее с прибылью поселенцам же и каторге.

 А то просто перепродается сама "записка". Записки ходят как ассигнации. Бывают даже подложные!

 На эти записки чиновники покупают у поселенцев соболей, - по записке за шкуру, - этими записками платят за поставленные продукты, за сделанные работы.

 В сущности, таким образом, они получают все даром, предоставляя только поселенцам возможность заниматься торговлей водкой и спаивать каторгу.

 Смотритель поселений Бестужев, лично для себя не применявший этого "порядка", как я уже говорил, пробовал зато применить этот "порядок" к казенным работам.

 Он быстро построил, без копейки денег, церковь, школу, мастерские, дом для приезжающих чиновников, - за все расплачиваясь "записками".

 Он рассуждал так:

 - Если господа служащие делают так, почему же не делать казне? Пусть уж лучше в казенный карман идет, чем в карманы господ служащих.

 Совершенно забывая, что "quod licet bovi - non licet Iove".

 К сожалению, изобретательный финансист не рассчитал одного.

 Что с появлением на "рынке" массы записок, цена на них упадет.

 Так и случилось.

 Работавшие поселенцы разорились в конец: думая получить за записки рубли, они получили гроши.

 Среди нищенствующих в Корсаковске пришлых поселенцев мне много приходилось встречать жертв этой оригинальной финансовой затеи.

 Я не стану уже говорить о влиянии этой "спиртовой системы" на нравственность поселенцев.

 За спирт в Корсаковске продается и покупается все, - до сожительницы или дочери включительно.

 Но какое же уважение может иметь каторга к чиновникам, даром покупающим ее труд, и чиновникам, торгующим спиртом?

 А на Сахалине так много говорят о необходимости поддерживать престиж.

 - Каторга распускается! Становится дерзка, непослушна!

 Как будто "престиж" создается и поддерживается одними наказаниями. 

 Бирич - мой сосед по комнате. Он живет у того