Укус змеи (сборник) - Наталья Нестерова

Глава 13

Рая несказанно счастлива

Рая была несказанно счастлива тому, что Мишей заинтересовались врачи. Разделить ответственность за его судьбу со специалистами — большое облегчение. Рая узнала голубоглазого медика со «скорой помощи», но имени не помнила. Семен Алексеевич представил их друг другу. Разговор состоялся в клинике Шереметьева. Миша проходил здесь повторное, более тщательное обследование. Пока сестричка водила его по кабинетам, Рая отвечала на вопросы докторов. К сожалению, она не много могла рассказать. Про Мишины детские болезни или недуги в юности вообще ничего не знает, потому что они недавно поженились, то есть еще не поженились, а собираются… собирались, у Миши это второй брак. От первого есть жена и дочь-студентка.

— Вы не волнуйтесь! — по-доброму улыбнулся Василий Иванович. — Не нервничайте. Рассказывайте, не смущаясь, сколь бы фантастично ни звучали ваши слова. Давайте вернемся к прошлым событиям. Что все-таки происходило в комнате, пока мы с сестрой были на кухне?

— Миша умирал, правильно?

— Совершенно правильно.

— Мне стало очень плохо, страшно горько, отчаянно! Едва соображала, что делаю. Схватила майонезную банку с надписью «Мужское молодильное», которую в квартире тетушки обнаружила и зачем-то принесла домой. Открыла крышку и вылила содержимое в Мишу. Через минуту он ожил.

— Давайте уточним, — попросил Василий Иванович. — Непосредственно перед тем, как очнуться, прийти в себя, Михаил Александрович выпил какую-то жидкость?

— Выпил, — подтвердила Рая.

— Но глотать он не мог!

— Сначала не мог, а потом получилось.

— Мы бы хотели взять это средство на анализ, — подключился Семен Алексеевич.

— Закончилось, — развела руками Рая, — Миша все выпил, а банку я выбросила.

— Точно выкинули банку? — переспросил Семен Алексеевич.

— К сожалению.

— И что там была за жидкость, не знаете? — настойчиво допытывался он.

— Не имею понятия. Коричневого цвета, похоже на старый чай, но с осадком… Может, это стволовые клетки были?

В газетах постоянно писали про чудо-клетки, которые латали «прорехи» в человеческом организме и сказочно его омолаживали.

Василий Иванович отрицательно помотал головой:

— Стволовые клетки выращиваются специально для конкретного человека, лабораторий таких не много. Двести пятьдесят граммов стволовых клеток стоили бы дороже истребителя. Кроме того, их бесполезно принимать перорально, то есть глотать, в желудке они погибнут. Рая, вы уже на следующий день после приступа заметили, что с Михаилом Александровичем творится что-то странное?

— Нет, не на следующий. Он просто… просто… Я не знаю, говорить ли про интимное?

— Обязательно! Мы врачи, — ответил Семен Алексеевич.

— Понимаете, Миша до этого… несколько раз… ну, не получалось у него… в смысле близости. Я даже потом у него в кармане нашла упаковку «Ниагары».

— Можно предположить, что в день приступа Михаил Александрович принял «Ниагару»? — спросил Кладов.

— Можно, — кивнула Рая, — потому что все у него… то есть у нас отлично получилось. Правда, Мише тут же стало плохо с сердцем.

— А вы ему случайно нитроглицерин не давали? — нахмурился Василий Иванович.

— Давала. Когда на «скорую» позвонила, мне подсказали.

Василий смотрел на девушку с жалостью: того не ведая, она прямиком отправила любовника на тот свет.

Семен сделал пометку в блокноте и обронил:

— Еще один аргумент за то, что Кутузов должен быть скорее мертв, чем жив.

Рая испуганно округлила глаза. И снова ее успокоил Василий Иванович, сказал, что все в порядке. Два доктора почему-то наводили на мысль о добром и злом следователе. Василий Иванович безусловно добрый, и будь настоящим следователем, преступники бы, наверное, распахивали ему душу на первом же допросе. Семен Алексеевич, которому принадлежала инициатива заняться Мишей, пугал Раю. В нем чувствовался недобрый, циничный напор и равнодушие прозектора, исследующего труп. Но такие качества всегда принимаются как свидетельство большого профессионального мастерства. Поэтому Рая больше доверяла Шереметьеву, а общаться предпочла бы с Кладовым.

Никакой системы в омоложении Михаила, по словам Раи, не было. Он мог в течение недели за ночь терять по дню-два-три. А мог проснуться на месяц, год или на пять лет назад. Всегда с хорошим аппетитом. После того как его отбросило во время, когда они с Раей были незнакомы, каждое утро он считал, что вчера напился до беспамятства. Она уже привыкла к чудесам: к тому, как у Миши вырастают зубы, появляются и исчезают мелкие раны, темнеют волосы на голове и на груди. В это трудно поверить, но не верить своим глазам невозможно.

— У меня к вам просьба, — обратилась она к Шереметьеву, справедливо приняв его за главного. — Вы не могли бы выписать Мише больничный, чтобы он не ходил на работу?

В институте последние дни стало совсем плохо. Мишино омоложение не могло остаться незамеченным. Пошел слух, что он подвергся лечению теми самыми стволовыми клетками. Откуда взял на них деньги, ясно, что не малые? Преподаватель мог разбогатеть, только беря взятки за вступительные экзамены в институт. Рае уже намекали, что по Кутузову плачет прокуратура.

Да и сам Миша… Немыслимо все учесть и подготовить его к приходу на работу, рассказать, что произошло за несколько лет. Миша жестоко обидел нескольких преподавателей. С одной из них он как-то раскланялся утром: «Вы у нас новенькая? Позвольте представиться — Михаил Александрович Кутузов». А она уже три года работает на кафедре! Полставочница, черная кость, мечтает и не может добиться полной ставки, переживает свою ущербность. Решила, что Миша издевается над ней. У заведующего кафедрой, который два года ходил с палочкой, Миша участливо поинтересовался, что произошло — перелом, растяжение? Заведующего оскорбила забывчивость Кутузова. Не помнить, что у профессора проблемы с сосудами на ноге! Коллеги в тот момент отвернулись, спрятав усмешки, подумали, что Кутузов — смелый нахал, который прикидывался интеллигентом. Ведь у заведующего любимой темой разговоров были его диагнозы, про них знали даже вахтеры.

Таких случаев были десятки, и уже появились догадки, что наряду с омоложением Кутузову отшибло часть ума. Последние дни Рая и вовсе не могла допустить, чтобы Миша явился в институт, держала его дома взаперти. Дело в том, что семь лет назад их специальность и кафедра соответственно назывались «начертательная геометрия». В новые времена переименовали в «компьютерную графику», студенты пересели за компьютеры. А Миша в них ничего не смыслил, графические компьютерные программы для него еще только маячили на горизонте. Чему он мог научить студентов? Да ничему, только оскандалиться.