Ультра. Как в 40 лет изменить свою жизнь и стать одним из лучших атлетов планеты - Рич Ролл

Доковыляв до велостоянки, я с трудом отыскал свой байк, и тут меня согнуло пополам и вырвало прямо на велотуфли.

Велосипедная часть состязания только усугубила мой позор. Я жал на педали что было мочи, но казалось, будто я двигаюсь не вперед, а назад: мимо меня без видимых усилий, будто на гоночных болидах, пролетали соперники один за другим. Кое-как я добрался до финиша велогонки на 50 миль (80,5 км), но этот подвиг отнял последние ресурсы. Когда я наклонился, чтобы снять туфли, меня схватила такая судорога, что я попросту рухнул на землю.

Казалось, миновала вечность, прежде чем я сумел натянуть кроссовки. И я попытался побежать. Когда я преодолел метров сто, стало происходить нечто непонятное. У меня просто не получалось передвигать ноги.

Вот тогда я сдался. Не из недостатка воли, а просто потому, что тело наотрез отказалось функционировать.

Рядом с моим именем на табло результатов появилась аббревиатура, которая участникам состязаний на выносливость снится в худших кошмарах: DNF («Сошел с дистанции»).

Так что триатлон оказался испытанием посерьезнее, чем я думал.

Что же такое выносливость?

Несмотря на, мягко выражаясь, не слишком «звездный» дебют в качестве спортсмена на выносливость, я не собирался отступать. И весь остаток 2007 года я тренировался. «Мне просто нужно больше времени». Ведь я готовился всего несколько месяцев, а до того большую часть взрослой жизни провел в положении лежа. «Так чего я ждал?» Поэтому я, когда удавалось, занимался бегом, продолжал велосипедные вылазки по субботам и время от времени плавал в бассейне. Когда наступила осень, я решил, что готов к новым испытаниям.

Итак, я вышел на старт своего первого официального марафона в Лонг-Бич[49].

Начиналось все славно. Но на 30-м километре ноги отказали. И оставшиеся 13 километров или около того пришлось преодолевать пешим ходом.

Прошел год с момента моего «лестничного прозрения» – год, за который я сделал гигантский шаг в улучшении собственного здоровья. Но было очевидно, что в состязаниях на выносливость я не ахти.

«И что теперь?» Новый образ жизни, а не погоня за спортивной славой, полностью завладел мной. Быстро или медленно я продвигаюсь, не имело особого значения. Я накрепко подсел.

Этот год преподал мне несколько важных уроков. Во-первых, Рим строился не за один год, не то что за день. Во-вторых, я действовал наугад. Пора было учиться. А в-третьих, я понял: хотя спортивная цель не главное, она необходима, чтобы рассчитывать исходя из нее затраты своих сил и времени.

И эта цель выразилась в одном-единственном слове – Ironman.

Для многих Ironman – самый сложный тест на выносливость. Это гонка, которая состоит из трех частей: заплыв в открытой воде на 3,9 километра, велосипедная гонка на 180 километров и полный марафон – бег на 42 километра 195 метров. И все в один день. Задолго до того, как телесеть NBC начала получать свои премии «Эмми» за трансляцию мировых чемпионатов Ironman на Гавайях, и за десятки лет до того, как триатлон превратился в массовый вид спорта, родился Ironman. Родился как способ ответить на вопрос, вызывающий самые жаркие дебаты, а именно: кого можно считать эталоном выносливости – пловцов, велогонщиков или бегунов? В 1978 году командир ВМС США на Гавайях Джон Коллинз разрешил этот вопрос раз и навсегда, объединив три мероприятия, проводившихся на гавайском острове Оаху, – заплыв «Бурные воды Вайкики», велогонку вокруг острова Оаху и марафон Гонолулу – в неформальное однодневное соревнование между единомышленниками. В том году вызов приняли пятнадцать атлетов. До финиша дошли двенадцать.

Остальное уже история.

Ныне тысячи атлетов по всему миру принимают участие в десятках разнообразных состязаний; сегодня Ironman – это не просто большой бизнес-проект, это особое явление.

И через полтора года после моего «лестничного прозрения» я набрался наглости: Ironman, вот он, способ проверить себя на прочность. Я еле пережил свой первый триатлон? Не добежал до финиша? Плевать!

В апреле 2008 года я дозвонился до Гэвина, моего бывшего соседа по квартире в Сан-Франциско, и учинил ему допрос по поводу его собственного опыта в Ironman. Гэвин предложил мне пообщаться с его другом Крисом Хаусом.

– Всем нужен тренер, Рич. А Крис – тот самый парень, который покажет, куда тебе двигаться.

Крис состязался за команду пловцов Германии на двух Олимпийских играх. Но это еще не все – он был одним из лучших профессиональных триатлетов в состязаниях Ironman и преуспевающим тренером, который вывел в свет множество успешных спортсменов-любителей – таких же, как я и Гэвин, простых смертных, обремененных семьей и основной работой.

Что ж, с благословения Гэвина я позвонил Крису.

– В каком из видов Ironman вы хотите участвовать? – взял быка за рога Крис. И поставил меня в тупик.

– Ну, – сказал Крис, – давайте займемся основами физподготовки, пока вы не примете решение.

«Основами физподготовки? То есть как? Разве я уже не прошел этот этап?»

Видимо, нет.

Но прежде чем приступить к тренировкам, Крис велел мне пройти то, что называется «тест на лактатный порог», – похожая на пытку научная процедура, задача которой – с относительной точностью определить персональный уровень физической формы. В начале мая 2008 года я явился в Научный центр здоровья и физической подготовки в Санта-Монике. Мой велосипед установили на агрегат под названием CompuTrainer – компьютер, который фиксировал темп и мощность моих усилий. После небольшого разогрева мощность – то есть сопротивление педалей – нарастала каждые четыре минуты, пока я не выдыхался. После каждого успешного четырехминутного интервала компьютер регистрировал мой пульс и делал анализ крови, чтобы оценить лактатный порог моего организма – индикатор физиологической усталости.

Я чувствовал себя хорошо и думал, что прошел тест. Что же сказал Крис?

– Как я и думал.

В переводе это означало: ничего хорошего. Несмотря на мои занятия, которые я называл громким именем «тренировки», тест показал унылые результаты – я был космически далек от физической формы истинного спортсмена на выносливость.

– Если хотите работать со мной, – поучал Крис, – придется выбросить на помойку все, чему вас учили тренеры по плаванию. Начнем все заново. И будем делать все как я скажу. Понадобится терпение, время и дисциплина. И еще – сначала придется снизить темп, прежде чем наращивать скорость.

– Я готов.

Было 7 мая 2008 года. Меньше месяца до десятилетнего юбилея трезвости.

И последовала программа тренировок, полностью нацеленная на рост силы и выносливости.

В нашем теле есть две главные системы сжигания энергии. Первая – это аэробная система, которая в качестве топлива использует кислород и жир. Это механизм, который круглосуточно поддерживает активность нашего организма на определенном уровне. Но когда интенсивность усилий превышает то, что именуется «аэробный порог» – точка, где кривая лактатного теста начинает зашкаливать, – включается вторая система, анаэробная. Анаэробная система, задача которой – обеспечивать экстремальные усилия, например во время спринтерских рывков, просто быстрого бега или поднятия тяжестей, работает на гликогене, или, если упрощать, на сахаре. Но использовать эту систему можно не более 90 минут – после этого она выходит из строя.

Профессионализм в спорте на выносливость, наставлял Крис, основан целиком и полностью на высокой эффективности «обыденной» аэробной системы. И мне эту эффективность необходимо нарастить. Для этого во время тренировок я должен был находиться во второй из пяти пульсовых зон, которые определяет тест на лактатный порог.

Для меня это означало – замедлиться. Шаг назад. Больше никакого бега до изнеможения. Никакой езды наперегонки с приятелями в горах Санта-Моники. С этой самой минуты мой пульс не должен превышать 140 ударов в минуту, где бы и как бы я ни тренировался. И даже на велосипеде? Знаешь, на велосипеде лучше 130. Все время. В любой день.

– Но если все, что я должен делать, – это замедлиться, как я сумею стать быстрым?

– Приз достается не самому быстрому, – ответил Крис. – А тому, кто умеет продвигаться медленно до последнего.

Золотое правило в спорте на выносливость. А возможно – и в жизни.

Почитав литературу, я убедился, что доказано: регулярные тренировки в «зоне два» (Z2) повышают содержание митохондрий в мышечных клетках. А рост количества митохондрий – источников клеточной энергии – в свою очередь повышает как эффективность аэробного «мотора», так и длительность тренировок. Занимайтесь этим подольше, и Z2-тренинг поможет вам повысить аэробный порог – максимальный уровень интенсивности, при котором тело продолжает работать на кислороде и жире.