флэшбэк - flashback - Александр Лонс

Больше всего меня тогда занимал вопрос — зачем этим пациентам дают доступ в Интернет? Но, как позже объяснил Стив, лишение доступа к ресурсам Сети практикуется только в «беспокойном» отделении, куда больные поступают исключительно по решению суда. А здесь, где по его словам, люди лежали добровольно, такой запрет мог быть воспринят как нарушение гражданских прав человека и свобод личности. Так и лицензию потерять недолго.

15. Алекс

Само решение — съездить в Петербург для того, чтобы встретиться с теми, кого давно уже не видел воочию, созрело у Алекса как-то спонтанно, в один из серых будних дней. Вернее — в самом конце этого дня. День был самый обычный и ничем не выдающийся — скучный дождливый вторник. Рабочее время уже давно закончилось, и по работе делать ничего не хотелось категорически. Чтобы как-то отвлечься от неприятных мыслей, Алекс решил продолжить давно начатый и брошенный текст. Но тут работа тоже не заладилась, герои отказывались проявлять активность и вести себя совсем так, как хотелось автору. С отчаянием чертыхнувшись сквозь зубы, Алекс отодвинул клавиатуру и выключил свой компьютер. А ну его на фиг! Нет, лучше не насиловать себя, все равно ничего путного уже не получится. «Да идите вы все к черту! — подумал он. — Ну, хоть бы кто-нибудь сказал мне — в чем дело? Хоть бы какой-нибудь сукин сын смог объяснить, что сейчас происходит? Та же башка на плечах, вот эта дурацкая, те же руки шлепают по клавишам, и те же буквы, будь они прокляты, появляются на экране монитора! А вот в результате получается не то! Получается вообще черт знает что — дерьмо, графомания, нечто неживое и бездушное. Дохлятина, одним словом. Ну, да, так всегда и бывает, когда вкалываешь без всякого воодушевления. А теперь и новая работа накрылась».

Как сказал один очень умный человек, злость — отличное средство стимуляции творческих способностей. Однако у него сейчас не было ни злости, ни доброты — ничего. Никаких чувств, какой-то эмоциональный вакуум. Но не это еще было самым страшным. У Алекса уже просто не оставалось никакого жела­ния что-либо делать. Возможно, это объяснялось последними обломами, а может быть и наоборот — обломы объяснялись недавно возникшим нежеланием работать. Какой-то сволочной заколдованный круг! Общая идея не нащупывалась, даже сюжет стал как будто беднее — изменяет ему, что ли, фантазия? А может быть, и не было у него никогда этой самой фантазии? Кто-то ему рассказывал однажды про охотничьих со­бак: если спаниелю сунуть под нос бензиновую тряпку, то потом он надолго теряет нюх. Может быть, и с ним произо­шло нечто похожее после того проклятого неудавшегося романа? Или просто все дело в том, что он долго не писал ничего действительно стоящего? В свое время у него не случалось таких интервалов, а тут — без малого полгода творческого безделья. Раньше впрочем, вообще все было по-другому.

Алекс подошел к окну, и с великим отвращением воззрился на бегущие по стеклам дождевые струйки. «В такую гадостную погоду уже через час начнет темнеть, и день опять будет полностью потерян, — подумал он. — Иде­альный день, чтобы сойти с ума или напиться. По крайней мере, не станешь себя жалеть — такого, какой есть, каким себя видишь в подобные моменты. Духовный импотент, возомнивший себя кем-то значимым. Что мне сейчас еще нужно? Материально вроде как обеспечен, и совсем неважно, какими путями этого достиг, у всякого из нас есть в биографии малопривлекательные страницы со скелетами в шкафах. Это, конечно, далеко не полное благополучие, но на фиг оно нужно, если с ним сколько проблем и хлопот?» Алекс нико­гда к абсолютному благополучию не стремился, но если уже есть возможность свободно жить и спокойно работать — то это как раз то, что он всегда хотел и почитал за счастье. «Вот и с новой работой вышел облом… ну почему? Это что, такая черная полоса в жизни? И уж со­всем скверно выходит с Ольгой..».

Ольгу — свою жену — Алекс всегда очень и искренне, как ему временами думалось, любил. Но здесь вообще получалась какая-то подлость, с какой стороны на это ни бросить взгляд. Единственное теоретически возможное оправдание — сердцу не прикажешь и обстоятельства не изменишь. Можно было бы сказать самому себе, что у нее нет возвы­шенных интересов, что она не читает ничего, кроме женских романов, попсовой фантастики и глянцевых дамских журнальчиков. Ну и что, мало ли женщин вообще ничего не читают! Зато у Ольги есть то, чего не найдешь ни у кого другого. Красота, как правило, портит характер, но Ольгу красота не испортила, а в наше время редко можно встретить такую способность лю­бить без, так сказать, всякого вознаграждения. Ведь она же видит, что Алекс, в сущности, ничего не мо­жет ей дать взамен. Ни настоящего, подлинного чувства, ни крепкого положения в обществе, ни даже — если уж на то пошло — хороших денег. Ничего, кроме благодарности, которую он ей время от времени предлагал. Но, черт возьми, благодарность это еще далеко не любовь, и Ольга пони­мает это не хуже его самого.

С утомительной монотонностью по стеклу бежали изломанные струйки воды, перегоняли друг друга, сли­вались, снова раздваивались. Дождь не утихал — нудный, противный, всем надоевший весенний дождь. Через улицу, как и два года назад, на фоне свинцового неба четко выделялся огромный круг с вырезанным сектором — символ крупнейшего банка страны. Эмблема медленно вращалась вокруг вертикальной оси. Через час она вспыхнет зеленым светом, и будет гореть так всю ночь, гигантским маяком указывая людям путь к их немудреному счастью — путь совсем лег­кий и недолгий, если уже есть деньги, и эти ваши деньги лежат именно в этом банке. Никогда еще жизнь человека не была такой простой и несложной, как в начале двадцать первого столетия. Пейте хорошо рекламируемый лимонад и не дайте себе засохнуть, брейтесь лезвиями прекрасно зарекомендовавшей себя фирмы, или электробритвами другой отличной компании, смотрите на плоский экран домашнего кинотеатра и храните деньги в конкретном банке — и все ваши проблемы будут решены другими людьми, а у вас исчезнут всякие заботы и волнения...

Зазвонил мобильник. Вяло, как старик, передвигая ноги, Алекс по­дошел к своему столу и взял трубку:

— Да? Я слушаю! — звонила Ольга, и Алекс постарался прибавить голосу бодрости.

— Привет! — защебетала трубка. — Ты сейчас где?

— Привет. На работе пока.

— Что, все еще работаешь? А я сначала хотела сходить в кино, даже афишу посмотрела, но вспомнила, что в последнее время набрала немного лишнего веса и джинсы сидят как на барабане, и голова страшная стала. Более того, после вчерашней прогулки в лес мои любимые джинсы в стирке. Можно было бы одеть одни из новых брюк, но ни те, ни другие я еще не подшила. Можно, конечно, подколоть булавками, но это совсем идиотизм на мой взгляд. Надеть юбку? Джинсовая — надоела, длинную — гладить надо, под третью надо колготки, так как к чулкам липнет, а антистатика сейчас нет, поэтому надела джинсовую юбку и отправилась делать стайлинг… Я как всегда все делаю не так как планирую, поэтому взяла и передумала. Сначала я ждала свою парикмахершу из отпуска, но сегодня просто сорвалась и пошла в другой салон и сделала стрижку горячими ножницами, обрезали около трех сантиметров — теперь у меня почти одна длина и нет каскада, и челку покороче сделала. Вот в следующий раз подстричься хочу как Виктория Бекхем и прокраситься в белый цвет... А ты все работаешь?