Такеси Китано. Детские годы - Антон Долин

Процесс сражения — на мечах, кулаках или пистолетах — никогда не становится у Китано полигоном для демонстрации технических возможностей монтажа (не говоря о крайне редком использовании специальных эффектов). Почти никогда битва не сопровождается «возвеличивающей» музыкой; чаще всего она проходит в тишине, нарушаемой только звуками ударов или выстрелов. Но еще важнее, что исход битвы решается в несколько мгновений. Может, поэтому чаще всего герои Китано гибнут от выстрелов — ведь пистолет стреляет быстро и метко, убивая наверняка. Опять ссылаясь на свой детский опыт, Китано доказывает зрителю: в реальности исход сражения, как бы ни были сильны его участники, решается моментально. Так, поединок Затойчи и его главного соперника Хаттори, подготавливаемый всем ходом фильма в течение двух часов, в итоге длится примерно десять секунд. Затойчи одерживает предсказуемую победу при помощи двух быстрых взмахов меча. Смерть наступает неожиданно.

Жестокость в фильмах Китано многолика и разнообразна. Первый и самый поверхностный (а потому повсеместный) ее план — интонация речи. В соответствии с принципом «неожиданного удара», Китано шокирует зрителя, чередуя периоды медитативного молчания с потоками грубой брани. Главная характеристика якудза, человека вне закона и над законом, — присвоенное им право грубо разговаривать со всеми, кто не принадлежит к клану и соответственно находится на низшей ступени предполагаемой иерархической лестницы. Окрики, ругань, зуботычины и подзатыльники — обиходный язык якудза.

Ответом на ругань или иные формы насилия становится, как правило, молчание. Но и само насилие, особенно физическое, нередко совершается в полной тишине, Она давит на психику аудитории, так же как и персонажа, подвергнутого насилию. Молчание — одна из самых обиходных форм выражения страха. Молчаливые проявления жестокости выглядят еще реальнее — будь то любое из многочисленных избиений, которыми полны все фильмы Китано, или особенно брутальные формы насилия над личностью: к примеру, удар по лицу осколком бутылки в «Брате якудза». Как в этом случае, так и в других у акта насилия никогда нет сколько-нибудь весомой и убедительной мотивации. От этого будничная жестокость становится еще менее объяснимой и более пугающей.

В «Фейерверке» Ниси, к которому якудза приходят с требованием выплатить долг, неожиданно втыкает палочку для еды в глаз одного из них. Эта сцена рождена еще одним воспоминанием Китано: «Однажды, еще школьником, я наблюдал в одной забегаловке такую сцену. За обедом «старший» якудза поучал «младшего»: «Когда ешь гречневую лапшу, расстояние между двумя палочками должно быть таким же, как расстояние между глазами твоего противника, чертов придурок!» Я испытал шок, когда понял, что они хотят палочками выколоть кому-то глаза. Я этого так и не смог забыть». Сочетание самого будничного из предметов обихода — палочек — с проявлением крайней жестокости производит особенно сильное впечатление.

Особенно рельефно сцены с насилием — не обязательно физическим — выглядят благодаря излюбленным Китано эллипсам-умолчаниям. Филигранная сцена ограбления банка в «Фейерверке» вообще лишена звука, а заодно и цвета, и выглядит крайне реалистично, поскольку снята автоматической камерой слежения. Вся она строится на ощутимом страхе банковской служащей: к ней подходит человек в мундире полицейского, показывает направленный на нее пистолет и дает мешок, который она безмолвно заполняет деньгами. Жестокость и страх заставляют людей буквально терять дар речи: молчание — не просто прием, но и довольно точная психологическая фиксация. Считанные секунды и минимум изобразительных средств дают в результате одну из самых убедительных и пугающих сцен ограбления за всю историю кинематографа.

Насилие скрыто от глаз, его не видно, и оттого зритель, которому показывают лишь некоторые элементы пазла (звуки, стоны, общий план, не позволяющий рассмотреть детали), додумывает самое страшное самостоятельно. В роли такого зрителя выступает молодой подручный «жестокого полицейского», с ужасом слушающий из-за двери, как Азума избивает арестованного якудза-убийцу. Залитое кровью, распухшее от побоев лицо последнего мы видим уже после пытки, как ее результат: о процессе остается догадываться. Точно так же большую часть сцены с убийством Уехары и его подручного в «Точке кипения» Китано показывает издалека и без звука — за ней герои наблюдают из-за прозрачной стены окинавского аэропорта.

Самая первая сцена «Фейерверка»: Ниси наносит жестокий удар кулаком в лицо молодому хулигану, разложившему свой завтрак на капоте полицейского автомобиля. Мы видим кулак, затем — сползающего на землю человека. Удар остается скрытым, а его сила и жестокость зависят от воображения публики. Точно так же в «Брате якудза» представлены два шокирующих эпизода — ударом по лицу разбитой бутылкой и палочками, загнанными в нос якудза-перебежчику. Акт насилия не показан — зрителю хватает прелюдии и последствий. Самая жестокая и решающая сцена «Фейерверка» — перестрелка, повлиявшая на судьбы всех героев, — открывается режиссером безмолвно и постепенно, будто нехотя: догадка всегда сильнее любого зримого образа.

Жестокость психологическая производит не меньший эффект, чем физическое насилие. Якудза по Китано — люди, привычные к повседневному присутствию насилия и жестокости, а потому переставшие быть чувствительными к этим явлениям, аномальным для остального человечества. Возможно, погибая в конце «Сонатины», Муракава несет ответ за убийство должника клана. Якудза долго гадает, сколько тот сможет продержаться связанным под водой, а потом, вылавливая труп, роняет: «Господи, мы убили его. А впрочем, все равно».

Групповое изнасилование сумасшедшей сестры Азумы в «Жестоком полицейском» выглядит столь пугающим из-за тех нелепых легкомысленных шуточек, которыми обмениваются совершающие насилие мелкие гангстеры. Почти комична сцена, запечатлевшая продолжительную и болезненную процедуру отрезания пальца в «Точке кипения». В фильмах Китано пугает не только насилие, но и отсутствие любых его непосредственных последствий: в мире столько жестокости, что на ее восприятие вырабатывается иммунитет. «Лейтенант» Уехары с отрубленным пальцем уже на следующее утро не помнит зла, оставшийся без глаза якудза не пытается отомстить Ниси; в «Сонатине» молодой гангстер ударяет более опытного в живот ножом, в ходе пустяшной перебранки, а чуть позже предлагает тому угоститься мороженым.

Равнодушие к насилию объясняется жестокостью самой судьбы. Даже легкомысленная комедия «Снял кого-нибудь?», по сути, представляет собой череду мучений никчемного главного героя, и завершаются они его смертью — бессмысленной, но беспощадной. О фильме «Ребята возвращаются» Китано говорил, что выбор жизни (это первая его картина, протагонисты которой не погибают в финале) может быть более болезненным, чем любое самоубийство. Именно поэтому в «Фейерверке» Хорибе остается живым, но парализованным, и его — беспричинно, незаслуженно — оставляют жена и дочь. Точно так же смерть дочери и смертельная болезнь жены становятся жестоким и беспричинным ударом для Ниси. В «Кикуджиро» ироническая интонация оттеняет жестокость судьбы по отношению к Macao — мальчику, надеющемуся на долгожданную встречу с матерью и обнаружившему, что она, забыв о нем, давно завела новую семью. Лирические «Куклы», в которых нет ни одной сцены физического насилия, Китано настойчиво называет самым жестоким из своих фильмов, исключительно по одной причине: его героев смерть настигает в тот момент, когда они, казалось бы, приблизились к счастью. Смерть в глазах Китано — высшая и окончательная форма насилия.

«В моих фильмах так часто встречаются якудза и полицейские, потому что их объединяет близость к смерти — они носят оружие и входят в главные группы риска», — объясняет Китано, объединяя в одной формуле две излюбленные маски. Но смерть, как явствует из каждой картины Китано, настигает в самый непредвиденный момент не только тех, кто с ней заигрывает или рискует жизнью, но и всех остальных. Грубо говоря, мир Китано причудлив, необъясним и неисправимо жесток по простой причине: человек смертен. Перед смертью равны прохожий, случайно подвернувшийся под шальную пулю, битый жизнью пожилой сухарь-якудза и молодая изнеженная поп-звезда, попадающая в автомобильную аварию. Смерть настигает полицейского или якудза потому, что они носят оружие, но так же она настигает безоружного неудачника из комедии «Снял кого-нибудь?» или безобидного глухонемого серфера из «Сцен у моря».

Показывая в той или иной форме противоестественность насилия над человеком, Китано не протестует против смерти. Напротив, самые любимые его герои готовятся к ней, воспитывая в себе спокойствие и нечувствительность к боли и потерям. Азума в «Жестоком полицейском» несколько раз чудом ускользает от смерти — даже в самый кошмарный момент, когда ненавидящий его враг приставляет ему, прижатому к стене, разжалованному из полицейских, пистолет к голове, ему удается сбежать, воткнув подвернувшийся под руку нож в ногу якудза. Однако это временные меры. У Азумы есть дела, которые необходимо завершить: убить главу преступного клана, спасти (то есть убить) опороченную сестру, а затем и противника, виновного в насилии над сестрой. На бой, который точно должен стать последним, Азума идет неторопливо, уверенным шагом, равнодушно встречая пули — явно смертельные, — поскольку теперь, когда он уверен в результате схватки, перспектива умереть его уже не останавливает. Десятью годами позже точно так же — уверенно, спокойно, заплатив хозяину забегаловки, где его настигли враги, «за причиненный ущерб» (тот недоуменно моргает в ответ), — идет на смерть Ямамото в «Брате якудза».