Война в тылу врага - Григорий Линьков

Недаром прошли мои одинокие скитания: я превосходно изучил местность. Это и помогло мне быстро принять решение перебазироваться в район Нешкова.

Через полчаса отряд был в походе.

Повалил мокрый снег, сквозь крупные хлопья глядели нахмуренные лица бойцов. Настроение почти у всех было подавленное. Шли с возможной быстротой, без привалов. Я старался, где только можно, вести людей лесными тропами, подальше от селения. Но непогода почти исключала встречу с противником на дорогах. Только в деревне Реутполе, стоящей на пути нашего следования, оказалась какая-то кавалерийская часть противника. Наша разведка в этой деревне была обстрелена. Мы обложили этот населенный пункт с трех сторон засадами, но нашлись предатели из соседней деревни Красавщина, которые вывели гитлеровцев по единственной свободной дороге, и противник отбыл безнаказанно в город Лёпель.

Поздно вечером мы благополучно перебрались через Эссу по тому самому мосту, который я переходил когда-то один, пересекли шоссе Лепель — Борисов и в полночь подошли к деревне Терешки. Люди, не привыкшие к большим ночным переходам, при каждой остановке ложились прямо на мокрую, холодную землю и мгновенно засыпали. Надо было дать им основательно передохнуть.

3. Еще одна встреча

Было уже поздно. Деревня Терешки тонула в сером мраке надвигающейся ночи. Оставив Телегина у околицы наблюдать за подходом к деревне, Шлыков с остальными товарищами направился в крайнюю хату.

Пожилая хозяйка предложила хлопцам откушать горячих солеников с молоком. Усталые и изрядно проголодавшиеся путники не отказались от такого угощения и спустя несколько минут, усевшись за стол, дружно заработали ложками.

Ужин подходил к концу, когда в хату вбежал запыхавшийся Телегин и сообщил, что со стороны поселка Острова к деревне подходит группа каких-то людей. Шлыков выскочил из-за стола, и не прошло минуты, как десантники залегли у изгороди, всматриваясь в сгустившуюся темноту ночи. В первые секунды ничего нельзя было рассмотреть, слышался только поблизости где-то приглушенный говор. Но постепенно глаза привыкли к темноте. У околицы стали видны силуэты людей.

Пятеро неизвестных, по всей вероятности разведка, осторожно подходили к деревне, держа наготове оружие. У изгороди, под которой лежал Шлыков со своими бойцами, неизвестные остановились. Двое от них отделились и направились к крайней хате, а остальные, взяв несколько шагов вправо, залегли буквально в пяти шагах от десантников.

Было слышно, как два человека подошли и тихонько постучали в окно, а затем скрипнула дверь и кто-то вышел во двор.

— Тетка, в деревне немцев нет? — послышался мужской голос в тихом ночном воздухе.

— А вы кто такие будете? — не отвечая на вопрос, громко спросила женщина.

— А тебе это незачем знать, — пробасил тот же голос.

— Как это незачем? А может, вы хотите выпытать, кто здесь о немцах показывает? Может, вы и есть немцы или полиция?! Не хочешь говорить, так и я тебе ничего не скажу.

— Ну, ладно, ладно… Разошлась… «Полиция»… Смотри у меня… Если хоть один немец в деревне окажется, то бой откроем. Не подумай, что нас только Двое…

— Эх, милые, вы-то уж нас хоть бы не пугали!

— Ты что же, тетка, гитлеровцев тоже милыми называешь?

— Да хватит вам учить-то нас! Немцы уже всему научили. Если бы они были в деревне, так уж, наверно, я с вами столько бы не разговаривала. Нет в деревне никого, кроме эдаких вот, как вы.

— Ну?.. Значит, тут есть партизаны?

— А кто вас знает — партизаны вы или кто? Только вижу, что наши…

— Вот чорт баба… Такую не проведешь! — тихо прошептал на ухо Шлыкову рядом лежавший боец.

— Из какого отряда, ребята? — громко, но спокойно спросил Шлыков.

Те от неожиданности повскакали с земли. Один из них клацнул затвором винтовки.

— Ну, ну, осторожнее!.. Не балуйте оружием. А то вы, еще когда ложились, были на мушку взяты. Да только у нас автоматы на фашистов, а не на своих заряжены, — все так же спокойно проговорил Шлыков, не поднимаясь с места.

— А вы из какого отряда? Кто у вас командир?

— Мы десантники, своего командира разыскиваем… Батю… Может быть, слышали?

— Сашка! Шлыков, это ты?! — раздался знакомый голос.

С этими словами боец бросился к Шлыкову, натыкаясь в темноте на ветхую изгородь и с треском разворачивая полусгнившие слеги.

— Захаров! Коля! — вскакивая на нош, закричал в свою очередь Шлыков.

Друзья крепко обнялись…

Разведчики мне доложили, что в деревне Шлыков…

Я обрадовался, но почти не удивился: за время своих одиночных скитаний я почему-то всегда думал, что первым, кого я встречу из своего отряда, будет именно Александр Шлыков. В подмосковном лагере я успел близко узнать этого вузовца-комсомольца, отличавшегося твердостью характера и какой-то удивительной внутренней организованностью. Он отлично ходил в лесу по компасу, давал лучшие показатели в учебной стрельбе из автомата, а в технике минирования и метании гранат по движущейся цели мало имел себе равных.

Назначив Захарова разводящим и приказав ему выставить вокруг отряда четыре поста охраны, я дал разрешение людям располагаться на привал и разжигать «остры. Это немного удивило даже моего начальника штаба. К чему дрогнуть в лесу, в мокрой снежной пурге, когда под боком деревня и там, как донесли разведчики, свой? Но я видел: надо тренировать бойцов отряда, приучать их отдыхать во всяких условиях — без этого они пропадут.

Пока бойцы собирали валежник и устраивали себе место для привала, я присел на сухой бугорок под густыми лапчатыми ветвями огромной ели. Вот-вот должен был появиться Шлыков с новой группой десантников. Я думал о нем.

В мае 1941 года Александр Шлыков перешел на второй курс педагогического института, а в июле, под впечатлением речи Сталина, не дожидаясь призыва, подал в райком комсомола заявление о посылке досрочно на фронт или в тыл врага. Он был одним из первых зачислен в мой десантный отряд, и я полюбил его за серьезность и строгость, с которой он относился к себе и к товарищам, за прилежность в занятиях и больше всего — за прекрасные душевные качества, свойственные нашей комсомольской молодежи. Однажды ночью в палатке подмосковного лагеря мы долго не спали. В небе прерывисто урчали моторы самолетов. Поблизости оглушительно хлопали зенитки.

— Что, Саша, не спится? — окликнул я Шлыкова.

— Да, товарищ командир… — отозвался он и помолчав немного, заговорил: — Вам ведь тоже не спится, товарищ командир. А вы лучше знаете, что нас ожидает завтра… Вот они, гады коричневые, летят над нами и все на Москву, на Москву… Как же долго это будет продолжаться и когда кончится? Вот в чем вопрос…

— Да, Саша, тяжело видеть это, и я тебя понимаю. Нашим ответом может быть только борьба… Борьба упорная и беспощадная.

— Вот об этом я и думаю, товарищ командир.

Шлыков переживал то же, что и я. Мы еще долго не спали, придавленные тяжелыми думами о судьбе родины, о москвичах, дежурящих на крышах Домов…

У костра, под густой могучей елью, была проведена вторая половина ночи. Это было своеобразное торжество десантников, без речей и тостов, встреча через тридцать шесть дней на оккупированной врагом земле.

Сколько было пройдено и пережито всеми за этот короткий срок!

Темной осенней ночью, когда густой мрак поглощает кроны деревьев, часть пространства, освещенная костром, кажется закрытым помещением. Подходы охранялись надежными людьми, и небольшая полянка перед елью представлялась нам уютным залом, в котором мебель заменяли пни спиленных деревьев или мшистые кочки, покрытые ветками хвои.

Саша Шлыков рассказывал, как штурман дал сигнал к выброске, когда самолет шел над линией железной дороги, как парашютисты приземлялись возле какой-то станции и попали под огонь фашистских автоматчиков. Петька-радист, по-видимому раненный еще в воздухе, после приземления подняться не мог. Командир группы Волгин бросился к нему на помощь и осветил его фонариком, но тотчас упал, сраженный пулями. Остальные семь при помощи манков сумели соединиться и ушли от преследования.

Я взглянул в задумчивое лицо Саши Шлыкова, освещенное красноватыми отблесками костра, — высокий, слегка нависший лоб, умные голубые глаза на обветренном, потемневшем от загара лице, строго поджатые губы… Да, он все тот же. Только возле губ как будто появились скорбные морщинки. Немудрено. Война не красит, а ребятам, видимо, пришлось перенести немало.

Подошел Захаров, обратился ко мне:

— Товарищ командир, разрешите сменить посты. Каждые четверть часа проверяю, и не уверен… Стоят ребята, как будто не спят, а почти ничего не видят и не слышат.

Не успел я ответить, как передо мной по-строевому вытянулся Шлыков и отрапортовал: