Собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Красный бамбук — черный океан. Рассказы о Востоке - Еремей Парнов

Внимая изысканной вежливости Коноэ, который, отослав переводчика, перешел на безукоризненный французский язык, адмирал таял от удовольствие. Изгладилось даже разочарование, которое он испытал, когда обнаружил, что облик японских улочек и быт местной бедноты напоминают ему Вьетнам. «Конечно, они азиаты, — думал он о японцах. — Но зато какие! Высшего порядка! Ведь даже Гитлер назвал их арийцами Востока».

 — Мы с вами ближайшие соседи и должны жить по-соседски. — Принц поднял чашечку с подогретым сакэ. — За ваше здоровье, Деку-доно!

Приложив руку к сердцу, как это делали шейхи в Северной Африке, Деку вопросительно покосился на Фюмроля.

 — Приставку «доно» употребляют в обращении к военным, — шепнул майор. — Это почетно.

 — Должен ли я теперь выпить за его здоровье? — так же шепотом спросил Деку.

 — Едва ли. — Фюмроль позволил себе чуточку сарказма. — Он ведь не только премьер, но и принц.

 — Понимаю, — кивнул Деку, не почувствовав шпильки, и молча выпил сакэ, показавшийся ему отвратительным.

Едва коснувшись чашки губами, Коноэ поставил ее на поднос.

 — В знак признания давних усилий Франции в развитии индокитайской культуры и экономики, — сказал он, — правительство его величества намеревается направить в Ханой представителя в ранге чрезвычайного и полномочного посла.

Это была уже не просто вежливая декларация, но серьезный политический акт. С одной стороны, он свидетельствовал о высоком значении, которое придавала Япония индокитайским делам; с другой, вольно или невольно, намекал на некую форму независимости заморских территорий от метрополии.

Ограничившись легким поклоном, который равно можно было принять как за выражение благодарности, так и за проявление официального интереса. Деку скосил глаза на майора. Фюмроль одобрительно опустил веки. Он пытался в эту минуту разгадать тайный смысл японского заявления, вне всяких сомнений тщательно продуманного. «В чей адрес аванс, — лихорадочно гадал Фюмроль. — Бао Дая? Кыонг Де?» Не глядя, согласно японскому этикету, на принца, он краем глаза следил за его тонким одухотворенным лицом, на котором играла обаятельная, ничего не говорящая улыбка. Даже в неуловимых мелочах Коноэ не проявил и тени превосходства. Но одного взгляда, брошенного на него и Деку, было достаточно, чтобы понять, кто диктует условия.

 — Мне было чрезвычайно приятно побеседовать с вами, господин Деку, — принц, казалось, не заметил, что адмирал не обмолвился даже словом. — Уверен, что мы видимся не в последний раз. Я слышал, в Ханое много интересных памятников? — вне всякой связи с предыдущим неожиданно спросил он.

 — Совершенно справедливо, ваше высочество, — адмирал наконец-то мог раскрыть рот.

 — Чуть ли не двести древних пагод?

 — Абсолютно точно, ваше высочество, — подтвердил Деку, хотя слышал эту цифру впервые.

 — Один мой друг, специалист по индокитайским древностям, хотел бы поработать у вас некоторое время. Это возможно?

 — Нет никаких сложностей, ваше высочество. Я сделаю все, чтобы ваш друг чувствовал себя в Ханое как дома.

 — Позвольте выразить вам свою признательность, господин генерал-губернатор, — по знаку Коноэ от стены отделился Морита Тахэй, — и представить нашего выдающегося специалиста профессора Тахэя. Уверен, что это имя вам хорошо известно, поскольку господин Тахэй неоднократно бывал в Тонкине и Аннаме, проводил раскопки в Камбодже.

 — Само собой разумеется, — расплылся в улыбке Деку, — оно известно каждому культурному человеку.

Фюмроль, который, как и Деку, впервые услышал о японском специалисте, оценил светскую непринужденность адмирала.

 — Тахэй-сан дважды посещал Ханой, но с нетерпением исследователя рвется туда вновь. Он приедет как частное лицо, — неуловимо изменив интонацию, четко произнося каждое слово, Коноэ заговорил короткими фразами. — Как всякий истинный ученый, он ищет уединения и не хочет, чтобы о нем заботились. Я склоняюсь перед этим капризом, хотя, поверьте, господин адмирал, с неохотой отпускаю от себя друга. — Японский премьер недвусмысленно давал понять, что отныне ответственность за безопасность его неофициального эмиссара ложится на колониальные власти.

 — Господину профессору не придется жаловаться на нас, ваше высочество, — сдержанно пообещал Деку. Характер истинных занятий японского археолога сомнений у него, естественно, не вызывал. Настораживало лишь внимание, которое уделил Коноэ столь незначительной проблеме. По сравнению с ожидаемой высадкой японских войск деятельность еще одного шпиона, пусть даже самого высокого класса, казалась совершеннейшим пустяком.

Фюмроля, который много лучше Деку разбирался в особенностях японского характера, тоже несколько удивил интерес принца к миссии своего протеже. Оба они не допускали и мысли о том, что истина в данном случае лежала почти на поверхности. Всерьез взявшись за решение индокитайской проблемы, Коноэ пришел к выводу, что Морита Тахэй принесет ему больше пользы, если разберется во всем на месте. Оставалось лишь обеспечить необходимые удобства, что принц и сделал с присущей ему очаровательной твердостью. Пусть это считалось слабостью, но он любил своих друзей.

Последнюю ночь в Японии Фюмроль провел в старинном отеле «Бивако» на берегу задумчивого озера Бива с тихой и сладкой водой. Всю ночь шел дождь, барабаня по черепице. Поужинав крабом с корнями садового чертополоха гобо и орехами дерева гингко, Фюмроль рано уснул и, видя приятные сны, сознавал, что ему сладко и безмятежно спится под шум дождя. Проснулся он среди ночи от осязаемого ощущения близости Мынь. Шаря рукой по простыне, он долго не мог смириться с разочарованием. Его руки и губы помнили вкус ее кожи, трепетное биение под левой грудью.

Коварны плоды гингко — древнейшего дерева на земле.

Глава 7

Под именем Хо Куанга перебрался Нгуен Ай Куок[13] на новое место. Расположенная к югу от реки Янцзыцзян китайская провинция Хунань напоминала о родине рисовыми полями вокруг озера Дунтинху, зеленью бататовых листьев, чайными плантациями в защищенных от муссонных ветров долинах. Даже здешние горы населяли племена мяо, туи и яо, знакомые ему по Вьетнаму, по горным лесам Чиангмая в стране Сиам. Только иными были краски, только сторонне блистала холодная медь утреннего неба. Красноцветные почвы утомляли глаза лиловатым оттенком, мутная желтизна заболоченных низин навевала тоску. Чужим ощущался и запах паленого кизяка в вечерний час, когда пленки тумана оседают на синих волнах гаоляна. А в страшном месяце засух, в августе, когда над выжженными травами пролетали горные ветры, все оттенки съедала желтоватая удушливая пыль. И тогда все вокруг казалось враждебным.