ЗОЛОТОЕ ВРЕМЯ (антология) - Айзек Азимов

— Только так, дорогая, — твердо ответил я.

— Забавно. Не очень гигиенично, разумеется, но все-таки совсем неплохо.

Мы некоторое время размышляли над этим.

— Дорогой, — спросила она, — ты заметил, что она перестала на меня фыркать?

— Мы всегда перестаем фыркать, если предмет получает официальное признание, — объяснил я.

Некоторое время разговор беспорядочно перескакивал с одной темы на другую преимущественно личного характера. Затем я сказал:

— Похоже, нам незачем больше волноваться насчет твоих преследователей, дорогая. Они уже давно бы вернулись, если бы их действительно так беспокоил твой побег, как ты думала.

Она покачала головой.

— Мы должны и дальше соблюдать осторожность, хотя это странно. Вероятнее всего, дядя Доналд что-то напутал. Он не силен в технике, бедняжка. Впрочем, ты и сам ведь видел, как он ошибся, установив машину на два года вперед, когда явился побеседовать с тобой. Однако от нас ничего не зависит. Нам остается только ждать и соблюдать осторожность.

Я еще помолчал, размышляя, а потом сказал:

— Мне придется скоро начать работать. Это затруднить возможность наблюдения за ними.

— Работать? — спросила она.

— Что бы там люди ни говорили, но на самом деле двое не могут прожить на те же деньги, что один. И женам хочется не отставать от определенных стандартов, на что они — в разумных пределах, разумеется, — вправе рассчитывать. Моих скромных средств на это не хватит.

— Об этом можешь не тревожиться, дорогой, — успокоила меня Тавия. Ты можешь просто что-нибудь изобрести.

— Я? Изобрести?

— Да. Ты ведь разбираешься в радио?

— Меня посылали на курсы изучения радарных установок, когда я служил в военно-воздушных силах.

— Ах! Военно-воздушные силы! — воскликнула она в экстазе. — Подумать только — ты сражался во второй мировой войне! Ты знал Монти, и Айка, и всех этих замечательных людей?

— Не лично. Я был в другом роде войск.

— Какая жалость! Айк всем так нравился. Но поговорим о деле. Все, что от тебя требуется, это раздобыть несколько серьезных книг по радио и электронике, а я покажу тебе, что изобрести.

— Ты покажешь?.. О, понимаю. Но, по-твоему, это этично? — усомнился я.

— А почему бы нет? В конце концов, кто-то ведь изобрел все эти вещи, иначе как я могла бы проходить их в школе?

— Э-э... все-таки над этим вопросом надо еще подумать.

Полагаю, случившееся в то утро было простым совпадением, по крайней мере могло быть совпадением: с тех пор как я впервые увидел Тавию, я весьма подозрительно отношусь к совпадениям. Как бы то ни было, в то самое утро Тавия, глянув в окно, сказала:

— Дорогой, кто-то там машет нам из-за деревьев.

Я подошел и действительно увидел палку с носовым платком, раскачивающуюся из стороны в сторону. Бинокль помог мне разглядеть пожилого человека, почти скрытого кустами. Я протянул бинокль Тавии.

— О боже! Дядя Доналд! — воскликнула она. — Полагаю, нам лучше поговорить с ним. Он как будто один.

Я вышел и направился по дорожке к кустам, помахав в ответ. Он показался из кустов, неся палку с носовым платком, как знамя. Я услышал его слабый голос:

— Не стреляйте!

Я широко развел руки, показывая, что безоружен. Тавия тоже вышли и стала рядом со мной. Подойдя ближе, он переложил палку в левую руку, другой рукой поднял шляпу и вежливо поклонился:

— А, сэр Джералд! Счастлив снова видеть вас.

— Он не сэр Джералд, дядя. Он мистер Лэттери, — сказала Тавия.

— Ну да! Как глупо с моей стороны. Мистер Лэттери, — продолжал он, я уверен, вы рады будете узнать, что рана оказалась не столько опасной, сколько неприятной. Бедняге придется просто полежать некоторое время на животе.

— Бедняге? — тупо переспросил я.

— Тому, которого вы вчера подстрелили.

— Я подстрелил?!

— Очевидно, это произойдет завтра или послезавтра, — резко сказала Тавия. — Дядя, право же, вы совершенно не умеете обращаться с машиной.

— Принцип я понимаю достаточно хорошо, милочка. Вот только с кнопками немного путаюсь.

— Ну, неважно. Раз уж вы здесь, пройдемте лучше в дом, — сказала она и добавила — И можете спрятать в карман платок.

Я заметил, как он, войдя, бросил быстрый взгляд вокруг и с удовлетворением кивнул: очевидно, все было именно так, как он себе представлял. Мы сели. Тавия сказала:

— Прежде чем мы пойдем дальше, дядя Доналд, я полагаю, вам следует знать, что я вышла замуж за Джералда — за мистера Лэттери.

Доктор Гоби уставился на нее.

— Замуж? — повторил он. — Зачем?

— О Господи, — и Тавия терпеливо объяснила — Я люблю его, и он меня любит, поэтому я вышла за него. Здесь это делается так.

— Так-так, — доктор Гоби покачал головой. — Конечно, я знаком с этими сентиментальностями двадцатого века и их обычаями, дорогая, но так ли уж нужно было тебе... э-э... натурализоваться?

— Мне все это нравится, — сказала она.

— Молодые женщины романтичны, я знаю. Но подумала ли ты о неприятностях, которые причинишь сэру Джер... э-э... мистеру Лэттери?

— Но я избавила его от неприятностей, дядя Доналд. Здесь, если человек не женат, на него фыркают, а я не желаю, чтобы на Джералда фыркали.

— Я имел в виду не столько время, пока ты здесь, сколько то, что будет потом. У них здесь масса всяких правил относительно предполагаемой кончины, и доказательств отсутствия, и всякое такое; в общем, бесчисленные проволочки и сложности. А тем временем он не сможет жениться ни на ком другом.

— Я уверена, он не захочет жениться ни на ком другом. Скажи ты, дорогой! — обратилась она ко мне.

— Ни за что не захочу! — возмутился я.

— Ты уверен в этом, дорогой?

— Дорогая, — сказал я, беря ее за руку, — если бы все женщины в мире...

Спустя некоторое время доктор Гоби смущенным покашливанием обратил на себя наше внимание.

— Цель моего визита, — объяснил он, — убедить мою племянницу вернуться, и притом немедленно. Весь факультет в панике, и все обвиняют меня. Сейчас самое главное, чтобы она вернулась, пока не случилось ничего непоправимого. Всякий хроноклазм может повлечь за собой катастрофу, которая скажется на всех последующих эпохах. В любой момент эта эскапада Тавии может иметь самые серьезные последствия. И это повергает всех нас в крайнее волнение.

— Мне очень жаль, дядя Доналд... Особенно оттого, что я причинила вам столько неприятностей. Но я не вернусь. Мне очень хорошо и здесь.

— Но возможные хроноклазмы, дорогая! Мне эта мысль не дает спать по ночам...

— Дядя, дорогой, это пустяки по сравнению с хроноклазмами, которые произойдут, если я вернусь сейчас. Вы должны понять, что мне попросту нельзя вернуться, и объяснить это другим.