Черные дни в Авиньоне - Akana again

[2] В российской Википедии аконит указывается как недоказанная причина смерти Аристотеля. Однако и официальная информация — смерть от болезни желудка, — звучит не более внятно.

[3] Великое Делание — так в алхимических трактатах называют процесс получения философского камня.

Глава 8. Искушение Климента VI

Великий понтифик считал здравомыслие добродетелью не менее почтенной, чем набожность. Господь помогает деятельным: такой неписанный девиз выбрал для себя Климент, когда стало ясно: в Авиньон пришла «черная смерть».

Собрав всех городских врачей, он задал им единственный вопрос: «Что делать?»

«Бежать из города. Быстро, далеко, в безлюдную местность», — последовал единодушный ответ.

«Всем бежать?» — уточнил понтифик.

Всем, кто способен, ответили ему. Остальным же — уповать на милость Господа.

Отпустив медиков, Климент остался в зале приемов один. Он сидел в задумчивости за длинным пустым столом, как вдруг услышал голоса.

— Долг пастыря предписывает вам остаться, ваше святейшество, — тихо и сочувственно заметил кто-то у правого уха.

— Отвергать доводы знающих людей — несусветная глупость, — возразили у левого уха. Этот голос звучал резче, но оба они казались знакомыми. — Чума не разбирает, кто перед ней: великий понтифик или нищий.

Климент вскочил в ужасе, перекрестился, заозирался. Что это — бесы вселились в него? Или ангелы Господни снизошли к нему, грешному?

— Богачи уедут в загородные владения, а кто позаботится о бедноте? — продолжал внушать первый голос.

— О, да, бедняку в лачуге будет легче умирать при мысли, что в своем дворце сейчас кончается папа, — съязвил второй. — А уж как сам папа-то возрадуется!

Понтифик удивленно приподнял брови: кажется, невидимки обращались уже не к нему.

— Если он уедет, город охватит хаос!

— Хаос охватит его в любом случае, и ты это прекрасно знаешь!

— Между прочим, — в мягком голосе первого неожиданно прорезались ехидные интонации, — твое искушение бегством легко может быть истолковано как призыв к смирению, то есть к добродетели.

— Пф-ф! — насмешливо откликнулся второй, — а твои уговоры остаться не что иное, как соблазнение гордыней.

Такого викарий Христа и верховный первосвященник Вселенской церкви уже не смог выдержать.

— Замолчите, кем бы вы ни были! — закричал он, зажимая уши руками. — Изыдите! Пропадите!

— Он что, продолжает слышать нас? — насторожился второй.

— Вот черт... — ругнулся первый и все стихло.

С минуту папа стоял, втянув голову в плечи и боясь пошевелиться. Потом опустил руки, выпрямился и попытался разобраться, что с ним только что произошло.

Божественное ли откровение явилось ему или дьявольское наваждение — к счастью, свидетелей у него не было. Об авиньонском властителе и без того гуляет достаточно сплетен, еще слухов об одержимости не хватало! Кроме того, тут, возможно, и нет ничего сверхъестественного, всему виной переутомление или, допустим, несварение желудка. Климент одернул сутану, поправил пелерину, несколько раз глубоко вздохнул, собрался вернуться в кресло, чтобы продолжить размышлять о словах докторов — и замер в полуобороте: он понял, почему спорившие голоса показались ему знакомыми.

Тотчас же был призван слуга, получивший приказание разыскать во дворце двух человек.

Спустя непродолжительное время перед лицом великого понтифика предстали новый хранитель папской библиотеки и разнаряженный в шелк и бархат, всегда готовый ссудить деньгами, развлечь беседой, помочь советом господин... господин...

— Кроули, — поморщившись, подсказал демон. Ему надоело играть в анонимность, и не составило труда догадаться о направлении мыслей человека.

— Очень хорошо, что вы явились, господа, — Климент разглядывал обоих с настороженным интересом. — Только что здесь побывал цвет авиньонской медицины, который предоставил мне исчерпывающие рекомендации относительно действий во время захватившей город болезни. Но любопытно послушать людей, пусть и далеких от медицины, но, несомненно, высокой учености и разумности. Итак, что вы посоветуете, господин Вайскопф, для спасения от чумы?

— Немедленно уезжать из города, — быстро ответил Азирафель.

Кроули издал горлом странный звук.

— Вы что-то сказали, мой дорогой Кроули? — ласково улыбнулся ему Климент. — Быть может, тоже советуете перебраться за город?

— В трудную годину пастырю не следует бросать паству на произвол судьбы, — выдавил Кроули, бросив на Азирафеля сердитый взгляд.

— Сколь много мудрых советов посчастливилось мне услышать за весьма непродолжительное время, — благостным тоном заключил папа. — Причем некоторые явились, можно сказать, прямо из воздуха. Удивительно, не правда ли?

Белокурая и рыжая головы разом кивнули.

— Благодарю вас, господа, и более не задерживаю.

Господам не оставалось ничего другого кроме как откланяться и поскорее покинуть зал приемов.

— Боюсь, он нас раскусил, — высказал свои опасения ангел, едва они отошли на несколько шагов от двери. — Ох, что же теперь делать?

— Ничего не делать, — буркнул демон. — Он священник, ему положено слышать всякие потусторонние голоса. Лучше скажи, ты нарочно посоветовал ему не то, что говорил раньше? Зная, что я обязан тебе противоречить?!

— Не понимаю, в чем ты меня упрекаешь, — очень натурально обиделся ангел. — Я подумал и поменял решение. А ты сам недавно хвастался, что Климент прислушивается к твоим советам.

— Да, вот только этот совет — твой! — огрызнулся Кроули. Он понимал, что его обвели вокруг пальца, знал, что должен быть зол на ангела за это, но злиться на него не мог, а потому злился на всё остальное. Например, на позолоченную деревянную статую какого-то святого в нише, попавшуюся на пути. Демон от души пнул ее, она упала, загрохотав и подняв тучу пыли.

— Пожалуйста, перестань безобразничать, — попросил Азирафель, пытаясь поднять статую. — Ого, тяжелая... Поможешь?

Кроули подхватил ее за ноги и потащил к постаменту. Своей ношей они перегородили узкий коридор и едва не зашибли слугу, торопившегося в папские покои.

— Если Климент останется в городе, Чума убьет его, как и остальных, — возня с массивной статуей неожиданно успокоила демона. Он отряхнул пыль с любимого зеленого упелянда и уже безо всякой злобы спросил: — Тебе не жаль его?

Азирафель собрался ответить, но тут мимо них опять проскользнул слуга, и на этот раз он не шел, а бежал.

— Мне жаль его, жаль Вильгельма, жаль всех в этом городе, — вздохнул Азирафель, проводив его взглядом. — Если бы я мог... Но я не могу. А он — ангел кивнул на дверь, за которой остался понтифик, — он, прежде чем умрет, своей