Город мертвых - Николай Иванович Леонов

доставить невредимым, побоялись не справиться с тобой, вот и пристукнули слегка. Не ругайтесь, товарищ опер, все компенсирую, и прошу заметить, не русскими деревянными, а в валюте.

Лев промолчал, сдерживая рвущийся изнутри гнев. Риккер на экране ноутбука улыбнулся:

— Знаю, знаю, что ты хочешь сказать. Что за похищение человека я отвечу даже в чужой стране, тем более ты не обычный гражданин, а крутой опер-важняк. Как видишь, настоящее имя я твое узнал и справки по старым каналам навел. — Загорелое лицо Риккера вдруг потемнело, улыбка исчезла. — А кто ответит за смерть обычного человека, а, подполковник Гуров?

Лев с трудом выдавил пересохшими губами:

— Не понимаю, о чем идет речь.

Его собеседник фыркнул насмешливо:

— В дурочку решил со мной сыграть. Ты прекрасно знаешь, о чем я. Борис Балок, начальник моей охраны, мертв. Сразу после разговора с тобой его сожгли в собственной машине. Ты думаешь, что я идиот и не понял намек? Раз вы не можете дотянуться до меня, то использовали Бориса? Только объясни мне — для чего? Ведь я вернулся в Америку, свой проект свернул. Что вам еще от меня надо?

Лев сухо ответил:

— Никакого отношения к смерти Бориса я не имею. Мы не работаем такими методами. А кто его убил, лучше спросите сами себя, в вашем прошлом есть ответы на многие вопросы.

Снова улыбка-оскал в ответ:

— Так ты и прошлое мое раскопал, молодец. Оно хорошо, глубоко было спрятано, потому что нельзя честному американскому бизнесмену Альфреду Риккеру иметь такое пятно на своей репутации. Раз смог до такого додуматься, то сообразишь, что я с тобой сделаю, если не согласишься на мои условия. Я даю тебе телефон на две минуты, моя дочь и внук возвращаются в Америку ближайшим рейсом, я тебя отпускаю.

Опер не смог скрыть удивления:

— Я не знаю, где ваши близкие. Первый раз слышу о смерти Бориса, мне жаль. Я его не убивал, когда я вышел из машины, он был жив.

Лицо Горца залило мертвенной бледностью, глаза стали черными от ярости. Он грохнул кулаком по столу:

— Не корчи из себя идиота. Вы убили Балока, вы похитили мою дочь и внука. Что вам нужно?! Отвечай.

В тишине после его выкрика щелкнул затвор пистолета, Гуров не видел его, но понимал, что дуло смотрит ему в голову.

— Отвечай! — После нового рыка холодная сталь уперлась оперу прямо в висок.

Лев спокойно ответил:

— Я не лгу. Я не знаю ничего о смерти Бориса, не знаю ничего о месте нахождения ваших близких.

В ответ вышедший из себя бандит взвизгнул:

— Урод! Ментяра, я заставлю тебя говорить! Мешок!

И снова перед глазами была пелена, белесая и полупрозрачная. Но теперь опер понимал, что происходит — ему на голову натянули пластиковый пакет, чтобы пытать, пока не согласится на условия бандита.

Возле горла затянулись концы, прочный пластик впился в кожу, перекрывая доступ кислороду. Лев старался дышать медленнее, расходуя драгоценный воздух постепенно, и все же знал — это не поможет, он лишь продлит свои мучения на несколько минут. Еще вдох, выдох, и по телу прошла судорога, сознание помутнело, рот инстинктивно раскрылся в жадной попытке вдохнуть воздух. Но втянул в себя лишь шуршащий целлофан. Грудь выгнулась дугой, шея стала твердой, все тело изломала попытка сделать вдох, втянуть глоток воздуха. Из ушей и носа хлынула кровь от перепада давления, мутная пелена окрасилась в багрянец, волны судорог пошли по телу.

Но тут его мучитель сдернул пакет, опер смог сделать глубокий вдох, потом еще несколько раз жадно всосал воздух. Через звон в ушах пробился голос Горца:

— Ты же не дурак, опер, ты знаешь, что будет дальше. Хочешь долго и мучительно умирать? Соглашайся, один звонок, и моя семья вернется ко мне. А ты вернешься к своей.

От кислородного голодания все вокруг плыло, внутренности выворачивало, а голова пульсировала болью. С трудом Лев разлепил губы. Единственное, что ему поможет сейчас, — это быть максимально честным с бандитом. Терять уже нечего, кроме жизни, поэтому можно рассказать все без утайки, тогда, может, все-таки Горец поймет, что отечественная полиция не похищала его семью, да и вообще никак не старается оказать на него давление.

— Послушай, Горец, да, я знаю о твоем прошлом. Даже историю о похищенном воровском общаке знаю. И да, ты прав, у нас нет на тебя никакой информации. Она нам и не нужна, никто, слышишь, никто не собирался тебя арестовывать или расследовать дела того времени. Да, я солгал, назвался чужим именем, но лишь чтобы понять, имеешь ли ты отношение к исчезновению людей. Не двадцать лет назад, а сейчас. Я расследую массовое исчезновение депутатов, чиновников, бизнесменов. Наша встреча на кладбище случайна, никаких подстав, я всего лишь хотел найти связь между вашим появлением в стране и теми людьми, что пропали. Я не хотел на вас работать, это случайность.

— Ложь! Кроме тебя, никто не знал, что Балок работает меня!

Лев поднял голову, разлепил ресницы, мокрые от слез и пота. Ему больно держать голову прямо, и все же опер старался не сводить глаз с Горца, чтобы тот убедился — он не лжет.

— Да, я разговаривал сегодня с Борисом, он сказал мне, что узнал мое настоящее имя и должность. Но я не убивал его. Забрал деньги, они лежат у меня в сейфе. И просто вышел из машины. О вашей дочери я не знал, даже не догадывался, что она здесь, в России. И о внуке не знал. Вы лишь часть чьего-то преступления, и я расследовал не ваши дела, а того, кто убил Бориса, того, кто похитил ваших близких. И того, кто перед этим расправился еще с десятком людей, поджег дом свидетеля его преступления.

— Ты лжешь! — снова воскликнул Горец, но его пальцы сжимались и разжимались, отражая внутренние сомнения. — Если ты не занимаешься моими делами, какого черта ты крутился вокруг «Сансити»?

Гурову хотелось орать от злости, он понимал, что и он, и бандит стали пешками в чьей-то игре. Хитроумной, сложной, такой запутанной, что оба теперь не могут понять друг друга. Он прохрипел:

— Пожалуйста, дайте воды. Я все расскажу, что знаю, а вы уже сами решите, надо ли меня мучить или убивать. Мне плевать, что вы тот самый Горец, мне плевать, как вы оказались там, где находитесь сейчас. Я не бегаю за тенями из прошлого, мне нужен тот, кто совершает преступления сейчас. Я — не он, и вы — не он, нас свела случайность, или специально стравили