Уроки химии - Ольга Ульянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юлина жизнь превратилась в кошмар. Днём ей надо было интенсивно работать, ведь от профессиональных обязанностей её никто не освобождал. Ночами же она ждала, когда хлопнет входная дверь и в дом войдет Ваня, после чего временами она просто засыпала, успокоенная, что сын дома, а временами – выходила к нему и начинала нелёгкий разговор. Сын выглядел в такие минуты ужасно, с красными глазами и бледным отрешённым лицом, разговоры зачастую вели к скандалам.
Юля перебралась спать в комнату девочек и, чтобы хоть как-то заглушить свою непрекращающуюся боль за то, что происходило в их семье, и за то, что ещё могло произойти, начала читать им по вечерам.
Дочкам особенно понравился «Мартин Иден» Джека Лондона. Когда Юля дочитывала им окончание романа, обе девочки горько плакали. А сама Юля вдруг подумала, что уход из жизни – пожалуй, лучшее решение всех её проблем. По крайней мере не будет этой постоянной усталости и безысходности. Но она тут же отогнала от себя эту дикую мысль: дочки крепко держали Юлю на этой грешной земле со всеми её бедами и горестями.
Ещё только раз мысль о смерти промелькнула у Юли в голове. Как-то она возвращалась в Москву из командировки, и самолет попал в зону необычайно сильной турбулентности. Юля дремала в кресле под тёплым пледом, когда на пол посыпались одноразовые стаканчики, бутылки и даже, кажется, чемоданы. Некоторые пассажиры не удержались от громких возгласов. Ещё не до конца поняв, что в действительности происходит, Юля тут же подумала: «Господи, благодарю тебя! Наконец-то всё это кончится. Какое, в сущности, простое и лёгкое решение всех проблем!»
Но в этот момент где-то на передних рядах салона самолёта заплакал ребёнок, и Юля окончательно проснулась и пришла в себя: «Да что же я такое говорю?! Ну ты – ладно, но другие-то люди в чем виноваты?» Вскоре тряска прекратилась, пассажиры успокоились, затих детский плач, но она до самого приземления больше не уснула. Всё думала о том, что же такое происходит в их семье и что же именно они с Лёшкой сделали не так.
Никаких супружеских отношений в тот момент между Юлей и Алексеем не было. Они как-то сами иссякли, казались неуместными, что ли. Откровенно говоря, им с мужем было просто не до того. Что же касается Вани, то Лёшка как будто не понимал или не разделял Юлиных опасений. На её призывы вмешаться более активно и «поговорить с сыном по-мужски» он обычно отвечал:
– Ну что ты дёргаешься? Парень взрослеет.
– Алёша, неужели же ты не видишь? – мы теряем его! – причитала она.
– Ну я поговорю с Ванькой, но в целом, думаю, ничего страшного не происходит, – невозмутимо отвечал муж.
Юля не знала, что и думать. Неужели она действительно напрасно паникует и бесится, преувеличивая грозящие сыну опасности? Или Алексей просто откровенно отстраняется от всякой ответственности и «умывает руки»?
Юля никак не могла поверить, что складывающуюся с Ваней ситуацию можно назвать нормальной. И потому считала Алексея чуть ли не предателем. Но нет, для себя она не допускала и мысли о бездействии. Она понимала, что никогда не простит себе, если из-за её бездействия и равнодушия что-то непоправимое случится с кем-то из их детей. Тем не менее, Юлина паническая суета и её действия также не имели никаких положительных результатов, а отношения с сыном стремительно ухудшались.
Однажды Юля шла по переходу метро и вдруг заметила женщину и подростка – по-видимому, маму с сыном – примерно таких же возрастов, как и она сама с Ваней. Эти двое шагали рядом и громко и весело о чем-то разговаривали, время от времени пускаясь в хохот.
Юля неожиданно подумала, что вот ей-то уже никогда не придётся так идти рядом со своим сыном и радоваться простой болтовне с ним. Юле стало настолько горько от этого неожиданного открытия, что она отделилась от спешащего потока пассажиров, отошла в сторонку к стене перехода и заплакала навзрыд. Кто-то из прохожих пытался ей помочь, люди подходили и спрашивали, что случилось, но Юля не могла им объяснить, в чем её горе и как оно велико.
***
Да, кстати, на фоне всего происходящего отношения с Себастианом вообще как-то выветрились из Юлиной головы. Настолько, что, собираясь в командировку в Лондон на встречу с клиентом, она даже не удосужилась дать знать своему бывшему любовнику об этой поездке. Юле также была безразлична реакция Лёшки, когда тот узнал, что она летит в Лондон. В тот момент отношения лишь с одним мужчиной и судьба лишь его одного интересовали Юлю – отношения с сыном и его судьба.
Впрочем, визита в Лондон как такового почти и не случилось. По прилёту туда, едва успев расположиться в гостинице, Юля получила звонок от мамы, которая сообщила, что была у них дома и что Ваня находится в ужасном состоянии. Юля тут же, с извинениями и сбивчивыми объяснениями, в спешке отменила все дела, выехала в Хитроу и уже там поздним вечером купила билет на первый же доступный рейс в Москву, отправлявшийся на следующее утро.
Ночь Юля провела в аэропорту. В своем стильном красном пальто, она прикорнула прямо на полу в зале ожидания, поскольку подлокотники кресел для пассажиров в Хитроу не откидываются, а значит – нельзя организовать себе спальное место из нескольких сидений.
Рано утром Юлю разбудила небольшая компания подростков, слоняющихся по пока еще пустынному залу ожидания. Бледные, то ли обкуренные, то ли обколотые, они вызывали в Юле не чувство омерзения или страха, и лишь острое чувство жалости. В особенности один из них, чем-то неуловимо похожий на Ваньку. Они профланировали, неторопясь и вяло переговариваясь, куда-то мимо неё в сторону не открывшихся еще кафе и киосков, а Юля разрыдалась, глядя им вслед и гадая о том, каким она застанет в Москве Ваню. В этот ранний час она была одна в зале ожидания аэропорта, так что
