За кулисами - Дитер Болен

«А здесь», — он широким жестом поставил маленький крестик в левом углу в самом низу, — «здесь я мог бы представить себе совместную работу с Вами». В тот миг я понял: он сделал набросок переплетений всей своей фирмы. И я не мог отделаться от ощущения, будто его сложная диаграмма, которую он только что нарисовал, впечатляет его сильнее, чеммои новые клевые мелодии для сотовых.

Когда я через два часа, совершенно расстроенный, покидал Бюдельсдорф, я был уверен: можешь покончить с этим Шмидтом.

Я был сыт по горло этими биржевыми учителями, миллиардерами–акционерами и историями об успехе нового экономического курса. Это не мой мир. Мне начало казаться, что они все спятили. Я бы предпочел в одиночку дальше писать в Тетенсене свои маленькие хиты. Я решил раз и навсегда похоронить свою мечту о собственном акционерном обществе Дитера Болена.

Кстати, Шмидт тем временем не совсем добровольно уволился из «Moбилкoма». Здесь посодействовала прокуратура. С ним умер последний динозавр новой экономической программы.

1982

Фалько или я думаю о тебе

Я пытаюсь учиться на ошибках других музыкантов. Знакомство с Фалько оставило на мне неизгладимое впечатление. Он был моим примером, моей путеводной звездой, моим безмолвным спутником. И он канул в никуда. Он — доказательство того, как высоко можно взлететь. И как шоу–бизнес сжигает человека, высасывает его и выбрасывает пустую оболочку.

Его судьба — одно из самых трагичных, самых трогательных переживаний, которые мне довелось испытать в моей музыкальной жизни.

Впервые я повстречал Фалько в начале восьмидесятых в Гамбурге. Я был тогда совершенно незначительным мальчиком на побегушках в музыкальном агентстве «Интерсонг».

А Фалько? Он был сияющей звездой, величайшей звездой фирмы звукозаписи «Варнер»: его «Комиссар» везде был хитом номер один, даже на Гватемале, и был распродан многомиллионными тиражами. Я был исполнен благоговения. Германо–говорящий певец, которому удалось добиться международного признания. Он был там, куда я хотел попасть. Моя мечта.

Я чуть в обморок не упал, когда услышал, что Фалько приедет в Гамбург. Цель приезда: вручение золота и платины за громадные успехи в Германии. Место: легендарная сцена ресторана «Дядюшка По». Я до тех пор пытался окрутить нашу секретаршу в «Интерсонг», пока не вытянул у нее драгоценный входной билет.

Фалько следовал главнейшей теореме из старого пособия для школы шоу–бизнеса: звезда опаздывает на тридцать минут. Минимум. Фалько приподнял эту планку. Ему потребовалось полтора часа. Когда наконец–то открылась дверь, и он вошел в зал, его встретили по–королевски:

Все захлопали, все ликовали, все напирали вперед. И я, с покрасневшим лицом и влажными ладонями, где–то с самого краю. И единственными мыслями, которые пришли мне в голову, были: первая — как бы мне подойти к нему? И вторая — как бы мне подойти к нему?

На меня производил впечатление каждый его жест. Вау! — думал я. Так двигается суперзвезда. Так она говорит. Так она выглядит. Волосы он намазал гелем и уложил на голове, словно шлем. Вместо приветствия он поклонился с чрезмерным подобострастием. Примета старого дворянина. А затем начался спектакль: Фалько говорил с широко раскрытыми глазами, при этом широко размахивая руками и куря одну сигарету за другой. И все это без перерыва, как заведенная машина. В то же время по его щекам стекали огромные капли пота.

Наконец к нему пробилсяфанат Дитер Б. из Х. Х.и попытался втянуть звезду в разговор:

«Эй, Фалько, отличное достижение! Я восхищаюсь тобой и твоими успехами», — начал я, — «кстати, я работаю в «Интерсонг» и пытаюсь утвердиться как продюсер. Меня зовут…» — я не договорил.

«Вот как?» — изрек Фалько. А потом обернулся к следующему собеседнику, и обо мне забыли.

«Эй, Фалько!» — воскликнул тот, — «воистину замечательные достижения! Просто сенсация! Твоя музыка, твое звучание! Такого я не слышал за все тридцать лет, что я работаю в музыкальном бизнесе! И если тебе вдруг понадобится хороший продюсер — просто спроси Уве…»

Так было и с третьим собеседником, и с девяноста девятым. Параллельно с этим слюнопускательством Фалько несколько рассеянно произносил свой собственный текст: «У меня абсолютный слух! В шест лет я уже мог исполнить по крайней мере тридцать эстрадных песен. Я всегда говорю закоснелым сволочам из студии звукозаписи: 'Валите ко всем чертям' Я знаю лучше, как все делается! Я испробовал все возможные профессии! Я сыт по горло тем, что старые дуралеи из венской филармонии Австрии — наша единственная рок–н–ролльная группа».

Я стоял все это время неподалеку, навострив уши. Возможно, в моем мозгу отыскалась одна–единственная клеточка, в которой мелькнуло: да они же его совсем не понимают! Все чака–чака. Но остальная часть меня была ослеплена и плавилась в благоговении. Я радовался, что имею право находиться в одном помещении с Фалько.

Много позднее я понял: величайшая проблема шоу–бизнеса состоит в том, что «звезда» — это не та профессия, которой можно научиться. В принципе, все они — самоучки, перед которыми вдруг встает вопрос: Как же, черт побери, ведут себя VIP-персоны? Как мне это различить? Как мне объяснить людям, что я другой? Ведь хочется соответствовать своему новому статусу. Рецепт Фалько был понятен: я покажу себя хвастуном, лакированным, заносчивым, надменным. Чтобы я в любом случае был уверен в себе. И за этими высокими стенами никто не увидит моего подлинного «Я», никто не узнает, как оно действительно выглядит. Мои страхи, моя неуверенность, остаются в тайне. И я уже не столь раним.

Здесь начинается собственный трагизм Фалько: для своих сограждан он не был каким–то там задирой, он был законным преемником Моцарта. Со времен «Маленькой серенады» и «Женитьбы Фигаро» они не далеко ушли вперед в музыкальном плане. Для Австрии Фалько был чем–то вроде настоящей сенсации. Своего рода конец света и воскрешение из мертвых. Наконец–то Австрия снова заняла местечко в истории музыки. Люди еще сильнее утвердили Фалько в его мании величия.

Но с другой стороны, это корни Фалько, круг его друзей и коллег — специфическая тайная политическая сцена Мы Против Всех. Об успехе здесь можно было только мечтать втихомолку. Но ни в коем случае нельзя былодобиться его. Потому что успех — это же коммерция! А коммерция? Это же проституция!!! Ваш Иоганн Гельцль — звезда мировой величины? В глазах своих друзей он сразу стал главным продажным капиталистическим паршивцем–бюрократом.

Результат — бедняга Фалько сразу оказался между двух огней.

Старые приятели сторонились его, как чумы. Остальные австрийцы ждали, чтобы он продолжал усердно создавать свои хиты. А его новые приятели были типичными пиявками. Для них он был хорош, пока оставался «Фалько». Они бы даже задницей на него не взглянули, когда он как безымянный музыкант играл в рок–кабаре «Драдиваберл».

Прошло восемь лет, прежде чем мы встретились вновь. На этот раз при сменившихся обстоятельствах. Тогда я уже стал человеком. А Фалько находился на последней ступеньке своего пути в никуда. Вот уже пять лет в музыке он терпел провал за провалом.

Я как раз снимал в Вене видео для «Блу Систем», как вдруг он возник рядом со мной и поздоровался. «Вот это да, Дитер», — сказал он, — «я слышал, что ты в городе. И я подумал, мы могли бы поговорить».

В том, как он это сказал, не осталось ничего от заносчивого самодовольного вожака из «Дядюшки По». Нормальный человек, очень милый, очень вежливый. В этом–то и состоит своеобразие шоу–бизнеса: как только лифт едет вниз, скромность и понимание возвращаются назад.

В качестве места для съемок была выбрана территория заброшенного промышленного предприятия в восточной части города.

Как раз был перерыв, поэтому отделились от съемочной группы и отправились прогуляться по рельсам. Стоял замечательный жаркий летний день. Мы присели в тени старого вагона и принялись болтать. Я сидел с героем из моего прошлого и внимал ему. Мне хотелось раскрыть тайну Фалько, раскрыть, понять и заново постичь то, что раньше казалось таким замечательным.

Но у Фалько больше не было тайны.

Он начал жаловаться. «Все выпотрошили меня и использовали! От тех денег, что я получил за «Комиссара», у меня гроша ломанного не осталось. И даже бабы стремятся обчистить меня» — эта тема в особенности не давала ему покоя, — «Девчонки видят во мне холопа, который бросается деньгами. Я слишком доверчив. Я все время обманываюсь».

Я сразу заметил, Фалько невероятно тоскует по всему нормальному, по человеческой близости. Его роль надоела ему хуже горькой редьки. У него не было ни малейшего желания изображать Джеймса Бонда.

«Послушай», — сказал Фалько тихим голосом, — «я решился изменить всю свою жизнь! Я как раз познакомился с одной женщиной. Я хочу завести еще детей. Я хочу огромную семью. Мы с моей новой как раз переезжаем в новую квартиру. Это стоило мне несколько миллионов. Это начало моей новой жизни».