Его запретная пара (СИ) - Наталья Александровна Буланова

— Что думаешь о нем?

Я подняла руку к шее и показала жест — голову с плеч.

Папа удивленно распахнул глаза, потому что с Артуром я никогда не была так категорична. Но и он никогда не давил на меня так, как за последние сутки.

Массивная деревянная дверь распахнулась. Артур.

— Доброе утро!

Его теплая улыбка. Мягкая, но вот взгляд настороженный, напряженный. Он посмотрел на братьев за моей спиной и кивнул.

— Заходите.

Помещение было полно забитых до отказа стеллажей от пола до потолка. Посередине длинный стол со стульями.

— Садитесь.

Я села во главе стола, и мужчины на секунду застыли. Особенно папа и Артур.

Ну уж нет, когда дело касается меня, решать буду я. Братья тут же расселись по обе стороны стола, папа — посередине. Артур занял место тоже во главе, только напротив. Мы посмотрели друг на друга, и его улыбка была похожа то ли на мягкое принуждение, то ли на колкую прелюдию. Одним словом — мне не понравилась.

— Ди, — начал Артур, и я сжала руками колени под столом. — Для начала я хочу попросить у тебя прощения за обман.

Сказал и замолчал, словно ждал ответа.

Я посмотрела на отца. Он будто тоже взглядом извинялся.

Кивнула обоим. Где-то я могла их понять, где-то нет. Но факт есть факт, дело сделано, надо теперь разбираться с последствиями.

— Я рад, что ты на меня не сердишься, милая. — Артур будто немного осмелел после моего «прощения». Продолжил: — Мы с тобой были вместе три года, но я не мог тебе сказать, почему ты так воспринимаешь других мужчин. В какой-то степени это было эгоистично, потому что мне нравилось чувствовать себя особенным.

Видно было, что Артуру неудобно говорить о таких вещах при таком количестве народу, но, раз я привела всех сюда, он знал — придется либо так, либо никак.

Я ждала, пока он подберется к главному, зачем позвал. От напряжения заболела поясница.

— Я обещал твоему отцу из-за твоей метки об особенных условиях наших отношений и рад, что мы с успехом выдержали это испытание.

Трудно было не заметить, как подчеркнуто он нас объединял. Захотелось пить.

Мой взгляд забегал по стеллажам, полным книг, папок и документов. Просто так он сюда бы нас не привел. Думаю, это место охраняется, но Артур как-то добился, чтобы мы не столкнулись с проблемами при попадании сюда. Так в чем же дело?

Надо брать разговор в свои руки, а не позволять ему толкать заготовленную речь.

— Ты о том, что не прикоснешься ко мне физически и не укусишь три года?

— Да. Я прошел это испытание.

— И что же тебе обещал отец? Что меня можно потом укусить? — Вопрос так и сочился ядом, сколько бы я ни пыталась говорить нейтрально и собранно.

Братья заерзали на стульях, а папа словно окаменел, процедил:

— Все только по согласию с Ди. Три года — срок и для открытия тайны, так как Артур оборотень, и это невозможно скрыть. Только когда он бы раскрыл свою настоящую личность, ты бы решала, как быть.

— А о моем прошлом ты собирался сказать, пап? — не выдержала я.

— Да.

— А о сестре?

— Когда она смогла бы держать себя в руках и не попыталась бы навредить тебе.

Почему-то папа воспринимал Жанну как моего врага. Не верю, что она такая плохая. До сих пор помню, как на мгновение она прижалась ко мне. Просто ей не хватало любви.

Артур занервничал, потому что разговор ушел не в то русло, которое ему надо. Прокашлялся, привлекая внимание:

— Ди, мы хотели плавно тебя ко всему подготовить. Но тут все понеслось, как лавина, которую не остановить. Вот, даже ты не выдержала и…

Артур оттянул ворот футболки поло и показал на зарубцевавшийся овальный след от зубов.

— …и пометила меня.

Артур выбрал такое унизительное слово — «пометила». Даже не «оставила метку», а так, будто я собака, которая подняла заднюю лапу у пожарного гидранта и сделала свое черное дело.

Подобное развитие событий я и предполагала и, хоть была к этому внутренне готова, все равно удивилась. Неужели я могла оставить своими зубами такой след?

Непроизвольно провела языком по своим ровным, совсем без выраженных клыков, зубам.

По шее под волосами стекла капля пота.

— Я защищалась от тебя, Артур. Ничего больше. Другого способа не было. В той позе я не могла ни дать по причинному месту коленом, ни дать по горлу.

Вадим, тренер по тхэквондо, который научил меня защищать себя и играть в покер на деньги, вскочил с места, красный, как помидор, и бросился в сторону Артура.

— Вадим, нет! — крикнула я, и брат резко посмотрел на меня.

— Он тебя не обидел?

— Я немного потерял контроль над зверем. Это были обычные игры двух влюбленных, и я не смог затормозить, когда, наконец, почувствовал, как Ди отвечает мне взаимностью. Я не должен был так напирать, но ты, Вадим, как мужик меня поймешь. Я ждал три года… — Артур красноречиво замолчал, и я видела по лицам братьев, что уж это они понимали.

Тьма, даже я понимала, что три года — это много. Но больше я отказывалась быть понимающей.

Артур продолжил, глядя на меня:

— Прости. Там было не место для этого.

Папа опустил голову. Я видела, что он отдал бы что угодно, лишь бы не слышать обсуждения личной жизни дочери.

А вот я пребывала в растерянности. Как объяснить Артуру, как дело было? Да еще при отце, при братьях? Ведь он в полной уверенности, что я хотела его.

На стол опустилась толстая желтая книга в переплете, и даже отсюда я чувствовала застарелую пыль на ее страницах. Сколько веков ей не пользовались? Откопал древность!

— Дай угадаю. Там написано, что я должна взять за тебя ответственность. Да, Артур?

Блондин поморщился. Еще бы! Он же претендовал на пост главы клана, а тут я использую такую унизительную формулировку.

— Давай я прочитаю всем. — Мужчина зашуршал страницами. — Метка — это не просто знак принадлежности партнеру. После попадания под кожу генома происходит особая реакция, в ходе которой наступает зависимость. Именно поэтому к процессу постановки метки нужно относиться с пониманием и ответственностью.

Артур быстро захлопнул книгу, громко и с напором продолжил:

— С каждым прожитым днем я буду все больше зависим от тебя. Выровнять эту зависимость можно, лишь поставив метки взаимно.

— И в чем же тогда смысл этих взаимных укусов? Бред какой-то! — Коля гневно сложил руки на груди. — Если зависимость снимается, зачем