Портрет мертвой натурщицы - Дарья Дезомбре

— Твою мать! — Соломатин, морщась, сел, покосился на свернутый желтый ковер рядом. И отшатнулся. Из охряного нутра выглядывал русый девичий затылок.

Мрачно глянул на Бегемота:

— Просрали мы маньяка. Пошли звонить начальству, что ли.

Андрей

Анютин сообщил новость Андрею во время позднего обеда, состоящего из убогого бутерброда. Этот кулинарный стон, купленный в забегаловке на углу, звался «сэндвичем». Подразумевалось, что кусок булки с сероватым мясом и обильными потеками кетчупа может носить такой вот вполне светский псевдоним. Андрей с отвращением отложил его в сторону.

Он попытался, неловко скрывая свой интерес, выяснить, не Света ли это Столоб. Анютин отослал его к дежурившим оперативникам, и те виновато подтвердили, что у девицы длинные светлые волосы. «Не она!» — выдохнул облегченно Андрей. И сухо попрощался с проморгавшими Копииста оперативниками.

Плохо! Очень плохо! Теперь он будет бросать трупы где ни попадя, а они — находить их через месяц-два или вообще не находить… И Света… Он, морщась, отхлебнул из стоящей рядом кружки, в которой медленно остывал крепчайший, заваренный с надеждой, что заменит кофе, чай.

Когда получасом позже в кабинет вошла Маша, у которой, похоже, сегодня был очередной день «сыщицкой удачи», он потеплел глазами и кивнул на стул.

Маша, не снимая пальто, тяжело села напротив, и в глазах ее были усталость и растерянность. Андрей, надеявшийся совсем на иное «лица выраженье», понял: у них сегодня сеанс алаверды.

— Кто первым будет рассказывать плохие новости?

Маша мрачно усмехнулась:

— Вперед. Ты первый.

— Ну, в моей новости содержится утешительный приз для твоего эго. Теперь уже сомнений не осталось. Ты угадала — он действительно занимается одалисками. И мы правильно вычислили девушек.

— И? — подняла на него измученные глаза Маша.

— И — мы его упустили. Сегодня.

— И это не Цыпляков, — кивнула она.

— Ну, вряд ли он может быть един в двух лицах, разве что у него есть помощник, избавляющийся от трупов.

— Нет. Я с ним разговаривала сегодня. Он… Совсем не похож. — Андрей иронично поднял бровь. — Понимаю, что это не аргумент. Поэтому сделала запрос по базе данных МИДа. Цыпляков никогда не выезжал за пределы страны. Он не мог быть в Монтобане. Или, опять же, у него есть сообщник. Но я в это не верю.

— Это почему же? — усмехнулся Андрей.

— У маньяков слишком редко бывают сообщники. И извращение у Копииста слишком завязано на ощущении собственной исключительности, гениальности.

— Согласен, — кивнул Андрей и пригляделся к ней. — Ты как? Поела? — Маша помотала головой. Он сузил глаза: — Ясно. Пойдем.

— Ты же только что?.. — она скосила глаза на недоеденный бутерброд.

— Это ж разве еда? — Андрей уже встал и тянул ее за собой. — Мы пойдем есть какую-нибудь настоящую еду. Суп, там. Мясо.

— Я не хочу мяса, — нахмурившись, но послушно взяв его за руку, сказала Маша.

— Через не хочу, — отрезал Андрей с той же интонацией и в тех же выражениях, что и Машин отец когда-то давно, в раннем детстве.

И она послушно пошла за ним.

Она

Ей показалось — впервые — что она уловила за стеной чей-то сдавленный стон. Наверное, почудилось — она выживала все эти недели в такой почти непроницаемой глухоте, что слуховые галлюцинации были б не удивительны. Но кроме стона, она услышала еще один страшный звук: будто бы по полу волокли нечто тяжелое. Чье-то тело! Она широко распахнула глаза, села, забившись в угол с силой обхватив колени: она не хотела ничего слышать.

Но в голове крутились, будто заевшая пластинка: тот крик-стон и тяжелое ш-ш-ш по бетонному полу. «Так и со мной будет», — подумала она и засунула кулак между зубами, чтобы не закричать от страха. Стон — шорох, стон — шорох, стон — шорох. Она боялась сойти с ума.

И почти обрадовалась, когда послышался в яви звук открываемого замка. Он снова пришел ее рисовать, в то время как тут же, за стеной — она в том уверена! — лежало мертвое тело девушки, возможно, очень на нее похожей. И она поняла, что не сможет сделать вид, будто все в порядке. И когда он вошел, неся на плече мольберт, она, будто какая неведомая сила подталкивала ее вверх, выпрямилась и заявила, глядя ему в глаза:

— Я сегодня не буду позировать.

— Почему? — спросил он холодно, расставляя мольберт.

— Потому что. У меня… — голос задрожал — она так сильно его боялась! Но вскинула испуганные глаза. — Нет настроения!

— Месячные, что ли? — бесстрастно спросил он, ощупав холодным взглядом все ее тело. Она поежилась: а если он убьет ее прямо сейчас? И нашла в себе силы только кивнуть: мол, да, происходит со мной этот странный и стыдный процесс.

Мужчина замер, уставившись на нее, а потом внезапно дернулся лицом: и она с ужасом увидела, как он безымянным и указательным пальцами одной руки ломает карандаш.

Раздался хруст, и он вроде как очнулся. Провел рукой по безупречной — волосок к волоску, прическе, отбросил остатки карандаша, без единого слова собрал мольберт и вышел. Хлопнула дверь, повернулся ключ в замочной скважине.

Она резко выдохнула и осела, внезапно ослабев от собственной смелости, на топчан, покрытый тряпьем и служивший ей кроватью.

Андрей

Звонок раздался на следующий день около шести вечера.

— Да! — рявкнул он раздраженно.

И вдруг изменился в лице. Поймал испуганный взгляд Маши и мрачно кивнул:

— Хорошо, мы выезжаем, — потом бросил трубку. Сказал громко — Маше ли, коллегам? Или просто окружающему миру: — Твою мать! — затем пояснил уже больше для Маши: — Новый труп. По всему — наш парниша. Поехали! — А сердце дрогнуло «Господи! Пусть это снова будет не она!» Но понимал, что шансов на то, что это не Света, уже не осталось.

В подмосковном лесу все уже было готово к снегу. Сплошной черный цвет с минимальными вариациями — белесого неба с серыми подпалинами. Черные вертикали голых мокрых древесных стволов. За стволами впереди двигались полицейские, криминалисты. Рядом опрашивали старика в широкополой фетровой шляпе не по погоде: это его сеттер отыскал тело в здешних болотистых местах. Звуки далеко разносились в голом, будто мертвом, пространстве. Андрей заметил, как глубоко в мох погружаются его ботинки… И как медленно, но верно след исчезает полуминутой спустя. Он скосил глаза на Машины сапоги — ей очень повезет, если она не промочит ноги и не заболеет после этого подмосковного рейда.

«Зачем я ее сюда повез? — ругал он себя, продвигаясь все ближе к кружению полиции вокруг эпицентра, где, он знал, лежит тело девушки. — Она только-только отошла от той, старой истории, тех трупов. Да и отошла ли? А я — если что, смогу ли сделать вид, будто это обычный труп? Абсолютно незнакомый?»

Он вздохнул. Подойдя, поздоровался, показал свое удостоверение и, вздрогнув, взглянул на лежащее в нескольких шагах от него тело. У него не хватало смелости подойти — он обернулся на Машу. Та смотрела вопросительно. И тогда он сделал эти несколько шагов и присел на корточки рядом с мертвой девушкой.

Белое, почти светящееся на фоне темной земли тело, едва присыпанное гниющей листвой. Искаженное предсмертной мукой лицо, разметанные вокруг головы волосы… Андрей покачнулся, чуть не упав на спину в траурную листву от чувства облегчения.

Слава богу! Это не она. Не Света. На груди у покойницы лежал набросок сепией: девушка, похоже, танцующая. Он осторожно вынул его из окоченевших пальцев.

— Это она, — услышал он эхом тихий Машин голос за спиной. И тут же, будто в подтверждение ее слов, ливанул дождь. Андрей сбросил оцепенение, встал, встряхнул головой, как Раневская.

— Черт, только этого не хватало! — выругался он. Зонта, конечно же, не было. Он шмыгнул носом, передал эскиз криминалисту: — Проверишь на отпечатки и быстро верни нам. Этого Энгра очень ждут в Париже.

— Вот мы их и соберем потихоньку с наших трупов, французам на радость, — мрачно хмыкнул тот. — Повезло тебе. Аккурат перед дождем приехал.

— Да уж, повезло — не то слово! — Андрей развернулся, обнял Машу за плечи: — Пойдем к машине, ты совсем мокрая.

Криминалист тем временем спрятал листок в пластиковый пакет, поднял глаза на Андрея и нахмурился: тот был почти так же бледен, как труп девушки, лежавший у них под ногами.

— Эй, с тобой все в порядке? — спросил он. — Ты чего-то зеленый совсем.

— Ничего со мной не в порядке, — Андрей спрятал глаза, делая вид, что отряхивает от рукава прилипшую листву. — Или заболею завтра, или вызовут к начальнику на ковер для «секир башка». Ладно, нам пора, — и он пожал протянутую руку.

— Я не помню эту девушку. — Машины губы дрожали, на носу собралась огромная дождевая капля. — Она была среди «потеряшек», ее звали, по-моему, Ольгой.