Кто ты, Такидзиро Решетников? Том 4 - Семён Афанасьев

Такие темы не закрываются в одностороннем порядке несмотря на все ваши гражданские права. Я просил бы относиться серьёзно к словам, сказанным тогда вашим бывшим ведомством.

Он действительно не из Министерства Обороны и не из его вертикали вверх, в кабмин. Впрочем, это читалось и из их взаимного игнора с Томимацу — моим прошлым ситуативным сослуживцем, который в Йокогаме был в сером костюме и здоровался за руку.

Этот — ни разу не военный, а смежник. Один из.

— Для начала представьтесь, — предлагаю. — Имя, звание, должность. Если у вас в ходу специальные звания либо ранги — назовите, что есть, потом продолжим.

— В этом нет необходимости. — Собеседник явно привык распоряжаться больше, чем договариваться.

За маской традиционной местной невозмутимости на его лице проступает откровенное раздражение.

— За то время, что Бай Инь находится в тюрьме, баланс между японскими ведомствами несколько изменился, — уверенно продолжает синий костюм. — Когда он выйдет на свободу на следующей неделе, в новой жизни его должен встретить кто-то из наших — тот, кому он может доверять. К сожалению, вашей кандидатуре нет альтернативы по вполне очевидным причинам.

— Теперь понятно, — киваю. — Вы решили въехать в рай на чужом горбу. Но это ваши проблемы — я давно не в армии и свою партию в тех играх давно завершил. Окончательно.

— Мне кажется, здесь замешано что-то личное? Я сужу по вашим глазам. Можете потрудиться объяснить?

— Наше государство тогда облажалось. Из-за бюрократической неразберихи чиновники разных ведомств самоустранились и бросили добросовестного и преданного агента на произвол судьбы: Ван Бай Инь выпутывался сам, пока три ведомства перебрасывали мяч и никто не хотел брать на себя ответственность. В итоге он загремел на много лет, китайские тюрьмы — не сахар, а вы сейчас ждёте его освобождения, потому что считаете, что не до конца выдоили. — Перевожу дух. — Без меня.

— Я бы просил вас подбирать слова!

— Вам не по чину просить меня о подобном, — качаю головой. — Когда я с простреленным плечом на полуспущенном буе качался несколько часов на волнах залива, ожидая эвакуации, вас там не было. Когда уходил перед этим от полиции и не знал, доберусь ли до воды вообще, вас тоже не было рядом. Знаете, даже у Томимацу Такааки больше морального права говорить со мной в подобном тоне! Он хотя бы своими руками поднимал меня на борт катера, хотя и спровоцировал перед этим стрельбу с киношными погонями через весь мегаполис.

— Кто такой Томимацу? — собеседник с лёгким удивлением выныривает из напряжённых размышлений.

— В Йокогаме стоял рядом с вами в холле первого этажа, серый костюм. Из Штаба. Настоящей фамилии не знаю, в документах прикрытия была эта.

— Какого Штаба? — чужое удивление усиливается.

— Занятно. Борёкудан в государственных чиновниках ориентируются лучше, чем сами чиновники, — констатирую вслух. — Вы реально не заметили представителей других ведомств рядом с собой, когда присоседились к процессии, прибывшей по мою душу в Корпорацию⁈

— Видел, конечно. Ещё удивился, что там делают люди из Найтё ¹ — мы были должны проконтактировать с вами раньше.

— Серый костюм не из Найтё. — Сделать себе мысленную зарубку о госструктурах, участвующих в дерби.

— Информационный Центр? ²

— И не оттуда, — качаю головой. — Сказал же, Штаб. ³ Он чистейшей воды армеец.

— Странно. Мы предполагали, что вы не захотите сотрудничать с бывшими сослуживцами и они это тоже понимают, — собеседник резко уходит в себя. — Поэтому после шума в правоохранительных органах, поднятого в ваш адрес, к вам срочным порядком отправился я. А оказывается… — договорить у него не выходит.

— Я абсолютно случайно услышала часть вашей беседы. — С порога подаёт голос бесшумно открывшая дверь Моэко. — Пожалуйста, представьтесь официально, — она непринуждённо усаживается на соседний с чиновником стул.

Тот какое-то время смотрит на неё широко открытыми глазами, потом изрекает:

— Как много вы услышали?

— Достаточно, — кивает якудза. — Тут нет сквозняков и двери открываются бесшумно — вы пропустили, когда я вернулась, поскольку сидите спиной. А мой подзащитный просто виду не подал, не правда ли занятно?

* * *

Она присутствовала большую часть занимательного разговора между анонимным чиновником и Такидзиро: когда открыла дверь, светловолосый скользнул по ней рассеянным взглядом и никак не отреагировал.

Воспользовавшись ситуацией, Моэко предпочла услышать максимум из их общения, пусть информация и кусалась потенциально, поскольку была «горячей». Слава богам, у Решетникова получилось сообразить вовремя и не подать виду: если бы он оповестил визави о её появлении, получилось бы, что работе собственного адвоката он мешает, чтоб помочь этому неприятному хлыщу.

Абсурд с точки зрения здравого смысла. Слава богу, дураком подзащитный не был.

— Решетников-сан, я настоятельно прошу вашего адвоката удалиться, пока мы не закончим разговор, для чужих ушей непредназначенный! — Голос синего костюма упал до отрицательных температур.

Ну-ну, хорошая мина при плохой игре — Миёси уголком рта ухмыльнулась.

— Я и так потратил на вас массу времени! Пожалуйста, не заставляйте меня идти на непопулярные меры! — чиновник продолжил разоряться.

— Ну, раз вы первым избрали такой тон… Руки коротки. — Такидзиро оторвал взгляд от столешницы и подался вперёд, чтоб их глаза замерли на одной линии в полуметре друг от друга. — Найдите общий язык между собой, я сейчас о ваших трёх или четырёх вовлечённых ведомствах. А обо мне забудьте.

— Это ваше последнее слово?

— Я говорил тогда, повторюсь сейчас. Забудьте, что я есть — относится ко всем вашим коллегам по ремеслу, какие бы двери кто из вас ни представлял. Вы все банально опоздали, я не хочу иметь ничего общего ни с кем из вас, — он бросал слова, словно камни.

Моэко в те годы была ну очень молода, однако, кажется, об истории краем уха слышала, поскольку Гонконг, а у Семьи там свои японские интересы.

Если коротко: добровольно и добросовестно работавший на Японию агент-китаец уволок что-то важное из рабочей лаборатории и передал сюда, на острова — после чего попал в тюрьму. Она не особо представляла специфику соглядатайских (как говорит Решетников) государственных контор, но могла простроить аналогии с собственной организацией.

В Эдогава-кай человека, рискнувшего ради Семьи всем, от тюрьмы попытались бы уберечь любой ценой. Если ставить такие задачи, подумала она, способы всегда есть — вплоть до чистых документов в другой