Дочь Водяного (СИ) - Оксана Токарева

В стойбище царило небывалое оживление. В чумах остались только дряхлые старики и бабушки с младенцами. Оленеводы и члены их семей толпились у реки, что-то рассматривая. Под ногами, виляя бубликами-хвостами и возбужденно тявкая или подвывая, крутились остроухие собаки.

— Что происходит? — удивилась Вера, отмахиваясь от вездесущих насекомых.

Михаил лишь плечами пожал, повернувшись к их провожатому и водителю Николаю.

— Вам, кажется, повезло поймать сенсацию, — пояснил тот после короткого разговора с местными. — Река размыла берег, открыв хорошо сохранившуюся тушу мамонта. Надо срочно связаться с городом и сообщить специалистам. Если сейчас не предпринять меры, находку унесет река.

— Ты мне приносишь удачу, — потянулся Михаил к жене, отводя от ее лица выбившуюся из-под косынки светлую прядь и отгоняя комаров.

Помимо интересного материала для редакции он имел в виду и основную цель своей поездки. В мифологии народов Севера и Сибири образ мамонта занимал важное место, отождествляясь с одним из самых сильных духов-помощников подземным ящером эхеле. Старики рассказывали о мамонтах-змеях, чья верхняя губа достигает неба, а нижняя касается земли, и покрытых мхом тысячелетних мамонтах-рыбах или мамонтах-быках, которые живут на дне озер и рек, прокладывают подземные русла или ломают рогами лед. Эти легенды проникли и на ту сторону Уральских гор, послужив источником для образа зверя Индрика из Голубиной книги.

Доставая зеркалку, Михаил думал о том, где и как в такой сумятице отыскать Дархана Кудаева, и не обидится ли старый шаман, если ищущий его ученичества городской житель замешкается на берегу. Впрочем, сомнения развеялись, едва они добрались до реки.

У самой кромки воды чуть в стороне от оживленных соплеменников стоял, покуривая длинную трубку, сухонький старик в традиционной кухлянке, на которой Михаил без труда распознал знаки Верхнего и Нижнего миров. Хотя изборожденное морщинами лицо старца напоминало даже не пергамен, а много раз стертый и вновь переписанный палимпсест, черные узкие глаза продолжали смотреть на окружающий мир со спокойным, но живым интересом, а от почти лишенной плоти фигуры исходило величие. Не просто так его личное имя в сочетании с родовым переводилось как Великий кузнец Вселенной.

— Я ждал тебя еще пять лет назад, внук Медведя, — приветствовал шаман Михаила, невозмутимо попыхивая трубочкой. — Но сын Орла, — продолжил он, имея в виду Бергена, — при всей его меткости и прозорливости мое послание до тебя донести не сумел.

— Ты мне поможешь? — без обиняков спросил Михаил.

— Если ты готов мою помощь принять, — усмехнулся в ответ старик, выпуская из трубки колечко дыма. — Умения и опыта тебе не занимать, но хватит ли решимости? Ты ведь столько медлил. Да и противник у тебя сильнее всех абасы, с которыми мне когда-либо сталкиваться приходилось. Впрочем, Юрюнг Айыы Тойон * и айыы * к тебе благосклонны, если твое появление здесь знаменовал приход эхеле.

Они договорились, что сегодня Михаил осматривается, берет интервью и делает снимки для будущего репортажа, а завтра с утра начинает готовиться к обряду.

— Только я приехал с женой, — виновато глянул на старого шамана Михаил.

— Да я уж вижу, — усмехнулся Дархан, и его черные глаза стали похожи на две лукавые щелочки, от которых лучиками солнца расходились добрые морщинки. — Красивая она у тебя, но принадлежит Верхнему миру.

Михаил кивнул, помогая Вере расположиться с этюдником. Он и сам думал о том, что им с любимой, скорее всего, уготовано разное посмертие. Ведь горний мир для шаманов закрыт. С другой стороны, жена его прадеда, тоже Вера, сама захотела остаться в чертогах предков рядом с мужем. Впрочем, не об этом сейчас следовало думать.

— О красавице своей не беспокойся, — заверил его Дархан. — Моя старуха и невестки позаботятся о ней. Да и дело для нее тут найдется. Вишь какая она у тебя шустрая. Пока ты тут со мной болтаешь, она уже и с женщинами познакомилась, и облик эхеле сохранить успела. Может быть, и духов еще поможет приручить. Тебе повезло, что в этом году Ысыах в столице решили провести не на летнее солнцестояние, а чуть раньше. Пока ветви Аал Луук Мас * приблизились к земле, ты успеешь и духов приручить, и зеркало верхнего Мира отлить, и на бой с Выползнем выйти. Только бы он не догадался и не нанес удар первым.

Михаил внутренне похолодел и снова испытал чувство вины. Почему нельзя начать обряд уже сегодня?

Остаток дня они с Верой провели у реки. Михаил фотографировал, жена делала зарисовки, иногда подсказывая ему удачный ракурс. Николай и местные мужчины проводили измерения, прикидывая, удастся ли сохранить находку до прибытия специалистов. В этом плане река с чаяниями ученых не считалась, и нередко образцы реликтовой фауны, открытые в береговых отложениях, безвозвратно утрачивались просто потому, что в отдаленных безлюдных районах некому было их сохранить.

Вера успела за день заполнить зарисовками целый альбом. В лучах нежаркого северного солнца временами казалось, что за спиной у нее простираются сияющие крылья.

— Ну где бы я еще не в музее увидела мамонта! — не скрывала она восторга, точными экспрессивными штрихами запечатлевая величественный, но вместе с тем фантастический и даже пугающий облик пришельца из прошлого.

Изломанные линии и неестественное положение вмерзшего в толщу земли гигантского тела придавали ему вид хтонического монстра, самого настоящего эхеле.

— Можно еще изловчиться и свитер из его шерсти связать, — перезаряжая кассету с пленкой, вспомнил Михаил любимую геологами байку, благо мех доисторического чудища длиной и густотой мог не только поспорить с короткой и жесткой шерстью северных оленей, но и давал фору здешней скудной растительности.

Михаил понимал, что надо все-таки сказать жене о предстоящей хотя и недолгой, но разлуке, но почему-то медлил и не решался.

Когда уже вечером, обозначавшимся в этом краю легкими сумерками, еще более прозрачными, нежели в Северной столице, без лилового оттенка и с тучами звенящей мошкары, они шли к стойбищу, Вера сама потянулась к мужу.

— Не переживай, я справлюсь, — сказала она негромко. — Сделаю еще серию портретов, зарисую природу и быт. К тому же женщины обещали меня обучить работать с оленьим мехом.

Михаил лишь молча ее обнял, забирая этюдник, а когда она заснула, сморенная усталостью, долго на нее любовался, в неверном сумрачном свете белой ночи стараясь запомнить любимые черты.

Утром чуть свет, когда все еще спали, он отправился к указанному Дарханом месту вверх по течению реки подальше и от стойбища, и от слишком людного откоса, где дожидался освобождения или полного забвения плененный мерзлотой мамонт. Потревоженный рекой дух доисторического животного сейчас бродил где-то