Драконье царство - Вера Космолинская

Бальдульф засмеялся, сверкнув здоровыми крупными зубами, разве что в паре мест надтреснутыми. Его буланый конь переступил копытами, Таранис подозрительно повел в его сторону ухом, но не шелохнулся.

— А может, и вовсе не уступлю!

— Одни боги знают, — ответил я вполне миролюбиво.

— А может, и они еще не решили, — беспечно качнул головой Бальдульф. — Для этого-то и нужны битвы.

— Значит, думаешь, войны идут тогда, когда боги сомневаются? — спросил я с любопытством.

— Я так думаю, — кивнул он. — Хотя многие думают иначе. Когда боги не знают, как сделать лучше, они дают во всем разобраться людям, и смотрят, что получится.

Настал мой черед смеяться.

— Мир твой светел, Бальдульф. Он мне даже нравится.

— Да и мне тоже, — весело признался Бальдульф. — Сколько можно говорить о судьбе? Наверное, и боги любят неожиданности, иначе унылой была бы их долгая жизнь.

— И бессмысленной наша, короткая, — согласился я. — Что же, если все в наших руках, решим все сами?

— Решим, — бодро ответил Бальдульф. — Я бы предложил поединок, — заметил он небрежно, явно уловив намек в моих словах, и на удивление одновременно хитро и откровенно вильнул в сторону, — но это слишком ясно, мы почти не оставим судьбе выбора. Пусть начнется сражение многих против многих, не будем вынуждать богов давать знаки, которые они, быть может, не хотят давать. Пусть все решают люди.

Я посмотрел на него чуть прищурившись.

— Иными словами, ты отказываешься от поединка?

Бальдульф посерьезнел.

— Могу сказать только одно. Чем ни закончится наш поединок, этой битве все равно быть. Никто не отступит.

— Ты хочешь, чтобы пролилось столько крови?

Бальдульф чуть удивленно поднял брови и медленно, будто с сожалением покачал головой.

— Кровь сама желает пролиться, — он кивнул на ряды своих воинов. — Я веду их, но они отвечают за себя сами. Никто из них не откажется от славы. Если желаешь, мы вступим в бой. Если в случае моей победы твои войска отойдут, я, может быть, буду рад, но мои воины будут разочарованы и едва ли я смогу удержать их от преследования. А в случае твоей победы они не уйдут и сразу начнут битву.

— Благодарю за откровенность, — сказал я, задумчиво оглядев Бальдульфа. Возможно, имело все же смысл лишить его войска полководца, но…

— Так что ты решишь? — светло и спокойно спросил он.

— Возвращайся к своим войскам, Бальдульф, — ответил я.

Он посмотрел на меня пристальным взглядом, будто пытаясь оценить, было ли это оскорблением или простым согласием с разумностью его доводов. Должно быть, все-таки вторым. Чего бы мне ни хотелось, это не значит, что того же хочется этому миру. И что «кровь сама желает пролиться» — это было чистой правдой. Они должны сами узнать свою силу.

Наконец он кивнул, как будто очень понимающе, и развернул коня. Я сделал то же самое, и мы вернулись к своим войскам.

Так и началась вторая битва при Дугласе. Без особенных тактических маневров, сама чем-то похожая на поединок, но развернутый, помноженный не на одну тысячу раз. Но совсем без маневров не обошлось. Пеллинор по моему поручению обошел противника с фланга на некотором отдалении, прикрытом холмами и чахлым лесом, чтобы зайти ему в тыл, но это компенсировалось точно таким же маневром со стороны Бальдульфа. За холмами два посланных нами отряда встретились, и там произошло еще одно обособленное ожесточенное сражение. Противостоял Пеллинору во главе своего небольшого войска некий выдающийся по слухам сакс с легендарным именем Беовульф, по странному совпадению прозываемый победителем чудовищ, хотя для классических легенд о Беовульфе было, пожалуй, еще очень рановато.

Но это за холмами, а на главном поле разворачивалось нечто посерьезнее встречи с Кольгримом. Отряды Бальдульфа, в отличие от той сборной армии, устрашающей скорее лишь своей численностью и не ожидающей никакого серьезного отпора, были сплоченными частями, действующими согласованно. И к нам они относились не в пример серьезнее, тем более что и выглядело наше войско теперь куда сильнее и внушительнее чем прежде. Так что схватка вышла если и не эпической, то жестокой. И как бы ни хотелось свести потери к минимуму (чего откровенно не одобрял Клаузевиц), достичь этого можно было только одним путем — нанесением больших потерь противнику. Решение, конечно, половинчатое, но из двух зол… обычно выбирают чужое.

Классические клинья саксов и фаланги их союзников, составлявшие причудливую аппликацию, двинулись вперед.

Мельвас был весь в предвкушении. Кей отчего-то немного приуныл и заявил, что так отвык иметь дело с достойным противником, что даже не хочет сразу его лишаться. На что я напомнил, что даже достойный противник — вещь относительная, и кто знает, как все обернется, если дать ему выиграть. Откуда берутся сказки о рыцарях, превращающихся в драконов, после того как они сами побеждали драконов? Просто изначально грызутся друг с другом, как правило, именно драконы — как в пророчестве Мерлина, что бы они сами об этом ни думали и в какие бы сверкающие доспехи не рядились — чешуя и есть чешуя.

Не было никакой кавалерийской атаки в начале, если не считать битвы за холмом. Заиграли сигнальные рожки, и первыми и с той и с другой стороны выдвинулись лучники. После получасовой перестрелки без особенных последствий, кроме как от нескольких залпов из наших катапульт, — к слову сказать, и у Бальдульфа были катапульты, но их расчеты были менее точны и наши своей меткостью явно раздражали врага, — Бальдульф наконец все же повел прямую атаку — сперва конница, чтобы пробить и смешать наши ряды, за ней пехота, для суровой методичной работы.

Наши стрелки перестроились, отступив назад, за копейщиков и отойдя к флангам, пехота выставила копья. Но стрелкам на флангах пришлось отступать шустрее, чем они рассчитывали — конница Бальдульфа не стала пробивать фронт направленным ударом, нарываясь на копья в силу собственной инерции, а рассредоточилась небольшими группками, преследуя любую мелкую цель, мельтеша и больше отвлекая, пока не подойдет пехота, а заодно стремясь пробиться к катапультам, чтобы разобраться с ними поближе. Что ж, тоже вполне разумно.

И все же, отступившие стрелки перешли на прицельную стрельбу, а наша конница, вступив в схватку, принялась разметывать разрозненные группы кавалерии противника, которым не удалось вновь собраться вместе и пришлось отойти назад, и перешла в контрнаступление, врезавшись в подходящую пехоту. И все-таки бой был упорный, отряды Бальдульфа по большей части стояли насмерть, и стали отступать не раньше, чем от их численности осталось меньше половины.