Мифриловый крест - Вадим Проскурин

- Ваше преподобие! - пискнул Семка. - Разрешите обратиться!

- Не разрешаю, - отрезало ваше преподобие и серые силуэты стали таять в полумраке, удаляясь.

- Но это же чернокнижник! - завопил Семка, проигнорировав запрет начальника. - Его красные братья в спячке принесли, а он ожил и на нем ряса отца Афанасия!

Серая гора снова явилась из сумрака.

- Это правда? - спросило преподобие.

- Никак нет, - ответил я, - я не чернокнижник. Я только подозреваюсь в чернокнижничестве.

- Издеваешься? - догадался серый. - Где ученый?

- Там, - я показал рукой назад.

- Отойди от решетки, - приказал серый.

Я отошел.

- Дальше!

Я сделал еще шаг назад.

Силуэт монаха совершил неясное шевеление, дальняя решетка поднялась и на освещенной части сцены появились два новых персонажа.

Серый монах был воистину огромен, больше всего он был похож на Арнольда Шварцнеггера в роли Конана-варвара, только еще больше и страшнее. И еще, в отличие от Конана, его большие серые глаза светились какой-то неясной внутренней силой, напомнившей мне Коннора Макклауда. Наверное, таким же был взгляд Сталина.

Второй монах выглядел сильно уменьшенным подобием Микки Рурка в фильме про ирландских террористов. Молодой, симпатичный, но какой-то совсем не мужественный, тем не менее, он выглядел опасным. Так опасна гремучая змея или мелкая собачка, натренированная по схеме "укуси и отскочи".

Оба персонажа вошли в пространство между решетками, большой монах пошевелил губами и задняя решетка опустилась, острые пики, которыми увенчивались нижние концы вертикальных прутьев, вошли в углубления в полу и решетка снова стала несокрушимой стеной, отделяющей тамбур от остального здания. Похоже, что эта решетка управляется магией. А значит, чтобы выбраться отсюда, нужно подобрать заклинание… нет, мне отсюда точно не выбраться.

Большой монах хмуро посмотрел на меня исподлобья и зашептал что-то неразборчивое. Крест отметил, что творимая волшба вредоносна и направлена на меня, но недостаточно сильна, чтобы крест не смог ее нейтрализовать. Я поинтересовался, что это за волшба, но крест сообщил, что этот вопрос выходит за рамки его компетенции.

"А ведь это выход", - подумал я и медленно опустился на четвереньки, состроив обиженное лицо. Далее я представил себе, что я - Рэмбо, которого пытают враги и скорчил несколько соответствующих гримас, после чего расслабленно улегся на пол.

- Он притворяется, - сообщил маленький монах мягким и мелодичным тенором.

Воцарилось напряженное молчание. Потом большой спросил:

- Ты уверен?

- Уверен.

- Попробуй ты.

Неразборчивый шепот. Голос маленького:

- Нет, ничего не получается. На него не действует слово.

- Темный святой? - саркастически усмехнулся большой.

- Надеюсь, что нет. Может, у него амулет…

- Тогда пойдем отсюда. Кто его знает, на что он способен. Думаю, владыка не рассердится, когда я ему доложу. Случай слишком серьезный.

Снова шепот и я услышал, как дальняя решетка поднимается.

- А ты куда собрался? - рявкнул серый.

- Я… а… а что… - запищал Семка.

- А то! Пока смена не кончилась, стой здесь! А потом…

- Отец Амвросий, - вмешался маленький монах, - устав запрещает накладывать взыскания на часового.

- … после узнаешь, - закончил мысль большой.

И они удалились. Я открыл глаза и сел. Семка стоял, прижавшись спиной к дальней решетке, он смотрел на меня расширенными от страха глазами и его нижняя челюсть заметно тряслась.

13.

Следующий час оказался не столь богат событиями. Я прогулялся по коридору, в котором был заперт, и заглянул во все комнаты, благо у одного из амбалов из кармана выпала связка ключей. Все комнаты оказались стандартными помещениями для допросов, в каждой имелся стол со стулом, скамьей и письменным прибором, обитая железом дверь, зарешеченное окно под потолком и больше ничего.

Оба красных брата были живы. Тот, кого я уложил первым, чувствовал себя совсем плохо, похоже, я серьезно повредил ему череп, когда ударил его ногой, чтобы не дергался. У нас во взводе санитаром был парень, который на гражданке тоже работал санитаром в травматологическом отделении какой-то больницы, он рассказывал, что в таких случаях делают рентгеновский снимок мозга, определяют, где произошло кровоизлияние, а потом в нужном месте черепа просверливают дыру и откачивают кровь специальным устройством вроде большого шприца. А в особо запущенных случаях в черепе сверлят дырки по всей окружности, потом снимают скальп, срезают верхушку черепа циркулярной пилой и вправляют мозги в самом прямом смысле из всех возможных. Он еще рассказывал, как у них в больнице один пациент, хорошо приложившийся башкой по пьяни, потом, когда отошел от наркоза и протрезвел, решил, что находится в вытрезвителе, и поперся на пост к медсестрам качать права, вырвав при этом все капельницы, когда вставал с постели. Брр… Жутко, конечно, но, скорее всего, в этом мире медицина до такого уровня еще не доросла, а значит, этот монах - не жилец.

Второй красный брат, судя по всему, отделался легким сотрясением мозга. Когда я зашел в комнату, где меня допрашивали, этот тип стрельнул глазами в сторону валяющейся на полу дубинки, но благоразумно решил не лезть на рожон. И правильно сделал.

- Ну что, оклемался, болезный? - спросил я.

- Оклемался, - мрачно проговорил болезный.

- Как зовут-то тебя?

- Степаном.

- А меня - Сергеем. Будем знакомы, стало быть.

На лице Степан явственно читалось, что новому знакомству он совершенно не рад. Я его понимаю.

- Скажи мне, Степан, - начал я, - а где это мы находимся?

- Нешто сам не знаешь? - удивился Степан.

- Не знаю.

- Матросская тишина это.

- Надо же! - удивился я. - А я думал, Донской монастырь.

Степан посмотрел на меня, как на идиота.

- А вот еще что, - спросил я, - почему у вас, монахов, у всех рясы разноцветные? У тебя с товарищем рясы красные, у пацана, что на часах стоит - коричневая, у этого, - я показал на раздетый труп, - серая была?

- Коричневая раса - послушник или чернец, стало быть, - Степан говорил с крайне удивленным выражением, видимо, он объяснял мне азы, известные здесь каждому ребенку, - черная - монах-воин, серая - монах-келейник, фиолетовая - меч господень.

- А красная?

- Красная - плеть господня.

- Палач, что ли? И много вас тут таких плетей?

- Да почитай, что вся обслуга тюремная.

- А серые - это следователи?

- Следователи носят серое или черное.

- Понятно…

Второй палач резко сел и его обильно вытошнило.

- Надо бы его вытащить отсюда, да к врачу, - сказал я, - жалко человека.

- Разве ты умеешь решетку поднимать?

- Нет. А ты?

- Кто бы мне слово доверил… Нет, не вытащить нам его. Да и зачем? Все одно не жилец.

- А если волшебством там или молитвой…

- Кто же ради него бога просить станет? Нет, Андрюшка теперь не жилец, ты его славно приложил.

- А что мне делать оставалось?

- Не дергаться. Ты уж извини, добрый человек, но ты тоже уже не жилец. Знаешь, что за убийство келейника бывает?

- Видел уже. Всю деревню вырезают.

- Вот именно. Ты бы лучше поясок от рясы взял бы да и повесился бы. Чего тебе терять, душа все равно загублена, а так родных спасешь.

- До моих родных им не добраться.

- Зря ты так говоришь. Устроят тебе зеленый лист - сам все и расскажешь. Только не будет тебе зеленого листа, для тебя и дыбы хватит, ты уж поверь мне.

- Добрый ты.

- Какой есть.

В конечном итоге мы со Степаном подтащили Андрюшку к решетке, что вызвало у Семки очередной приступ ужаса, но уже не столь впечатляющий. Привыкает парень. Я привалился к стене, палачи разместились напротив и мы принялись беседовать о всякой всячине, коротая время. Вначале я пытался что-нибудь выяснить о том, что представляет собой эта тюрьма и как отсюда выбраться, но палачи отвечали неохотно, да и сам я быстро уразумел, что выбраться отсюда можно только чудом. Интересно, почему мне совсем не страшно? Крест?

Ага, подтвердил крест, я дал твоему страху пройти сквозь тебя. Зачем тебе страх?

"И то верно", - подумал я, - "Зачем мне страх?" И рассказал палачам анекдот про влюбленную парочку, высококультурную маму девочки и вареный фаллоимитатор. История понравилась и повлекла за собой дискуссию о месте и роли фаллоимитаторов в жизни общества, и когда на лестнице зазвучали шаги, все, кроме несчастного Андрюшки, пребывали в замечательном расположении духа.

14.