Радиация - Сергей Леопольдович Леонтьев

известная каждому новобранцу, – русские начали спуск к подножию, оставив позади занятые противником вершины. Может, это тактическая хитрость? Ему не нужно было пересчитывать совершающих марш-бросок десантников. Количество «стволов» в воинском подразделении Алим прекрасно определял на глаз. С высотки ушли все триста, никого не оставив для прикрытия.

Судя по форме и снаряжению, десантировалось подразделение, постоянно базирующееся где-нибудь в центе Союза, на равнинной местности. А значит, абсолютно не подготовленное к боевым действиям в горных условиях. Отсюда и тактическая ошибка со сменой места дислокации. Мало того что «равнинные» солдаты не умеют передвигаться в горах и не имеют специальной экипировки – они даже стрелять прицельно не смогут. Чтобы научиться пользоваться штатным оружием в условиях высокогорья и точно определять расстояние до цели, нужна не одна неделя тренировок. Уж кто-кто, а советник Алим Мохаммад, подготовивший полтора десятка афганских снайперов, это хорошо знает. Что же, задача упрощается.

Вечером в своей палатке, ожидая, когда приведут на допрос взятого в плен русского, Алим думал, что штабные генералы-умники в очередной раз просчитались. Афганская кампания будет долгой и тяжелой. Загнать русского медведя в берлогу очень непросто. Их было всего триста, этих русских парней, но как они дрались!

А когда командир десантников понял наконец свою ошибку и занял ближнюю высотку, ситуация чуть было не развернулась на сто восемьдесят градусов. Ценой огромных потерь высотку удалось отбить, а ведь русских на ней было не более взвода. По подсчетам Мохаммада, до подхода подкрепления в виде колонны бронетехники русские потеряли около сорока человек, один взят в плен. Не так уж много, если учесть внезапность нападения и тактические просчеты их командиров. Эти парни очень быстро учатся. В отряде Асил-Хана шестьдесят восемь человек убиты и более семидесяти ранены.

В палатку заглянул радист, протянул шифрограмму. Алим Мохаммад взял лежащий на молитвенном коврике потрепанный томик Корана, с которым не расставался и часто цитировал наизусть целые страницы, поражая своей ученостью полевых командиров и малограмотных бойцов. Кого удивит наличие Корана у правоверного мусульманина? Скорее удивит отсутствие. И кто догадается, что священная книга используется специальным агентом Центрального разведывательного управления Джейсеном Хансеном не для общения с Аллахом, а для расшифровки посланий из Центра?

Прочитав текст, Хансен сжег шифрограмму в пепельнице и начал быстро собираться. Допрос русского отменяется. Хансена срочно отзывают, вертолет будет меньше чем через час. Значит, новая командировка. Скорее всего, в Союз. В управлении не так много агентов, свободно и без акцента владеющих русским, способных говорить на нескольких местных диалектах и прекрасно знающих местные условия. Тем более руководство высоко оценило проведенную в прошлом году Хансеном операцию в городе С.

Глава 38

27 мая 1980 года, город С., ночь

Машина скорой помощи остановилась около второго подъезда.

Страдающая от хронической бессонницы пенсионерка Мария Кузьминична по прозвищу Гудок прилипла к окну. Прозвище осталось со времен работы Кузьминичны внештатным корреспондентом в заводской многотиражке40 «Гудок». В газете печатались все заводские новости и сплетни, в рамках, дозволенных парткомом, конечно. Многостаночница41 Галочкина Мария Кузьминична без отрыва от станков и не в ущерб плану регулярно поставляла в газету материал. Выйдя на пенсию, Кузьминична свою давнюю страсть не забросила и за неимением печатного органа стала устным рупором новостей в микрорайоне.

Появление «Скорой» ночью около второго подъезда было явлением необычным. В четвертом проживала страдающая бронхиальной астмой Анастасия Марковна, к ней приезжали через ночь. На втором этаже первого подъезда жил инвалид-сердечник, к нему также частенько приезжали. Во втором же хроников не было, жильцы там поселились молодые и здоровые.

Расплющив нос о стекло, Кузьминична наблюдала, как из машины вышел здоровенный доктор в белом халате, за ним мальчишка лет двенадцати в больничной пижаме с повязкой на голове. И пошли они, что интересно, не в подъезд, около которого остановились, а в сторону соседней пятиэтажки. Доктор ящик с лекарствами из машины не достал – значит, не к больному. Привез мальчишку домой? Так почему ночью? И почему прямо к адресу не подъехали, у соседнего дома остановились?

Дальнейшее наблюдение из окна кухни вести было затруднительно. Кузьминична накинула пальтишко и выбралась на балкон. Старенький театральный бинокль, конечно, прихватила: глаза уже не те, что раньше.

Парень с мальчишкой подошли к пятиэтажке, остановились у крайнего подъезда. Мальчишка на какие-то окна показал. Потом они заспорили, слов не было слышно: далеко стояли и говорили тихо. В бинокль Кузьминична хорошо видела, что спорят. Очень кстати фонарь напротив работал.

Парень в халате сердился, рукой в сторону «Скорой» показывал. Видимо, уговаривал мальчишку вернуться. Тот упирался, головой мотал. В конце концов мальчишка побежал к детской площадке, спрятался в тени за кустами, а парень в подъезд зашел. И только за ним дверь закрылась, как во двор въехала машина.

В марках машин Кузьминична не разбиралась, но эту во дворе раньше не раз видела. Седой мужчина со шрамом на лице на ней приезжал, в квартиру на третий этаж поднимался. Трехкомнатная квартира на третьем этаже слева была подозрительной. Прописанная в ней Анька Соболева в городе появлялась пару раз за год, поскольку жила в деревне, где ей мать дом оставила. Квартира же часто пустой стояла, но иногда там разные темные личности селились. Управдом про ту квартиру разговаривать категорически отказался. Участковый на вопрос Кузьминичны грубо ответил: «Кому надо, тот и живет, ты, бабка, туда нос свой длинный не суй». Ее, ветерана труда, корреспондента многотиражки, пусть и бывшего, бабкой назвали! А ей, между прочим, когда на пенсию выходила, сам товарищ Петров почетную грамоту вручал и руку жал. Крепко тогда Кузьминична на участкового обиделась.

Из машины седой мужик вылез и в мешке что-то тяжелое с трудом вытащил. А машина на этот раз как-то странно выглядела. Набок перекосилась и еще… Кузьминична не сразу поняла, в чем дело, потом пригляделась и ахнула: заднее-то стекло разбито! И дырки ровные круглые на багажнике, будто швейной машинкой сделаны. «От пуль!» – догадалась Кузьминична. Только долго разглядывать машину бывшему корреспонденту не пришлось. Седой с поклажей в подъезд зашел, а машина сразу с места сорвалась.

Услышав, как внизу хлопнула дверь, Николай поднялся на площадку четвертого этажа. Кто-то тяжело шел по лестнице, отдуваясь, словно с нелегким грузом. Позвонил в левую дверь на третьем, ему сразу открыли, впустили молча. Коля снял ботинки, тихо спустился на площадку, припал ухом к замочной скважине. Мужские голоса, не меньше трех человек, слов не разобрать. Что-то тяжелое поставили на пол, кому-то отдавили ногу. Матюги Коля слушать не стал,