Томек на тропе войны - Альфред Шклярский

И тут через барьер главной трибуны перепрыгнул светловолосый человек. Он молниеносно заступил быку дорогу и, прежде чем тот успел вонзить свои смертоносные рога в тело лежавшего без сознания ковбоя, огромным жилистым кулаком грохнул животное по голове, между налитыми кровью глазами. Разлетевшийся бык ошеломленно остановился, потому рухнул на колени, свалился на бок, снова вскочил, но дюжий боцман второй раз влепил ему между глаз. Бык глухо замычал, осунулся на колени, а моряк схватил его за рога, рывком завернул ему голову и повалил на землю.

Подскочившие ковбои и индейцы с лассо быстро спутали быку ноги. Только после этого боцман выпустил рога, уперся в его тушу, встал и медленно расправил спину.

Изумленные и восхищенные этой почти нечеловеческой силой зрители, все еще сидели в каком-то оцепенении, а моряк, оправившись, стал преспокойно отряхивать свои штаны.

Этот простой и будничный жест вернул зрителей к действительности. Поднялся оглушительный крик. Барьер, окружавший арену, рухнул под напором толпы. Кричащие, восторженные люди накинулись на боцмана. Одни пожимали его узловатые руки, целовали его, другие хотели хотя бы дотронуться до него. Боцман даже не помнил, как снова попал в ложу к своим друзьям. Богатые ранчеро и их обжигающие взглядами сеньоры и сеньориты забыли о своей респектабельности. Каждый хотел вблизи взглянуть на необыкновенного богатыря и подарить ему что-нибудь за его героизм. Самолюбивый варшавянин сначала насторожился, когда принялись совать ему в руки самые разные предметы, но Аллан шепнул, что американцы имеют обыкновение одарять своих героев. И наш герой с берегов Вислы сидел и охотно подставлял щеки прекрасным сеньоритам, не скупившимся на поцелуи.

Хотя назавтра должны были быть скачки, боцман и его друзья нескоро вернулись на свою стоянку. Аллан и несколько ранчеро из Нью-Мексико устроили вечером в честь боцмана прием, на котором гуляли до поздней ночи. Только Салли с матерью ушли раньше. Нечего и говорить, что героем вечера был боцман.

Ранчеро, жители неспокойных, пограничных территорий, страстно любили рассказы о необыкновенных приключениях. Боцман охотно принялся рассказывать об интересных случаях из своей жизни, а Томек внимательно слушал, чтобы не упустить ничего из еще не известных ему подвигов приятеля. Люди никак не могли оправиться от пережитого днем и вновь, и вновь хвалили отвагу и силу моряка, спасшего от неминуемой смерти несчастного ковбоя, считавшегося одним из самых сильных людей в Нью-Мексико. Во время беседы одна из дам спросила боцмана, встречал ли он достойного себе соперника.

Подумав немного, боцман ответил:

- Если правду говорить, то один на один, сударыня, еще никому не удалось меня одолеть. Матросы, те шли на меня только по нескольку человек сразу. Зато чужих любили на меня натравливать, на спор, чтобы пару бутылок рому выиграть, чья, мол, возьмет. Только раз чуть сами не заплатили.

- Ах, расскажите об этом, расскажите!

- Э-э-э... ничего особенного, сударыня! И говорить-то не стоит, - отбивался боцман.

Но все так взмолились, что боцман многозначительно откашлялся и начал рассказывать.

- Дело было в таверне в Буэнос-Айресе, в Аргентине. Продулись мы с ребятами в картишки, даже за попутный ветер перед отплытием выпить не на что. Вот ребята, как всегда, давай мою силу нахваливать. Поглядели на меня аргентинцы и говорят, что я хоть и коренастый, но с одним ихним никак не управлюсь, он как руку пожмет - пальцы трещат и кровь идет. Ребята подняли аргентинцев на смех, потому как мне всегда удавалось всяким там силачам загнуть салазки. Аргентинцы в амбицию - и об заклад с нами. Сейчас в город побежали искать того мулата. Не прошло и часа, как они привели его, - тут мы и носы повесили. Парень был, по крайней мере, на полголовы выше меня. Как в таверну входил, в дверь боком протискивался. Сперва-то мне смешно было: ребята спорят, а у самих ломаного гроша за душой нет, а потом жалко их стало: с одного корабля все же. Поглядел мулат на меня эдак через плечо, и спрашивает: "Ты тоже об заклад бьешься?" Поскреб я макушку, потому что и у меня в кармане одна дыра была, а аргентинцы грохнули смехом...

Боцман умолк. Аллан поспешно налил стоявший перед ним стаканчик. Боцман промочил горло и продолжал:

- Стыдно мне стало, ведь я же там был единственным поляком. Ребята тоже что-то завяли. Аргентинцы думают, что мы уже задний ход отрабатываем, приободрились и кричат: "Ставим сто против десяти за нашего мулата". Не захотел я ребят и всю свою нацию подводить, принял заклад. Только стаканчиком ямайского подкрепился. Пожал я коричневую лапу мулата. Мягкая у того мулата кость оказалась. Через две минуты на колени передо мной пал, а из пальцев кровь брызнула. И выложил целую сотню, как миленький. Ребята бумажками карманы набили и мы пили до самого отплытия...

Рассказам не было бы конца, если бы не Аллан, напомнивший всем о родео.

Гости стали быстро расходиться, а наши друзья, вместе с шерифом вернулись на стоянку, чтобы хорошенько отдохнуть перед завтрашним днем.

X

Скачки на дистанцию в десять миль

Салли с тревогой смотрела на стартовое поле. На нем ежеминутно появлялись новые всадники, участвующие в состязаниях, а дяди Аллана и Томека все еще не было... Неужели случилось что-нибудь с лошадью, на которой должен скакать Томек?

Сегодня арена приобрела несколько иной вид. В самом центре ее виднелась широкая белая линия. Отсюда начнут состязание скакуны, которые понесутся по широкой прерии. В пяти милях от белой черты разноцветные флажки, которыми отмечена дистанция, описывают полукруг и ведут назад к арене. Вся длина дистанции, таким образом, составляет десять миль. Контрольные посты, на которых отмечались номера лошадей, стояли через каждые полмили.

Боцман, Салли и ее мать все больше тревожились, не видя на арене Томека. Салли ужасно хотелось увидеть, как он будет выглядеть в индейской одежде? И удастся ли ему выиграть приз для дяди Аллана? Но тревога наших друзей возросла, когда они увидели появившегося на арене со своими лошадьми ранчеро, дона Педро. Богатый мексиканец выставил целых пять великолепных скакунов. Наездники его были в желтых брюках и красных рубашках, в руках держали короткие хлысты. Все они были низкорослые, худые как щепка, с кривыми ногами. По одной внешности видно было, что они почти всю жизнь провели верхом.

Целая кавалькада мексиканских всадников разместилась возле трибун. Дон Педро и его наездники спешились. Несколько молодых мексиканских индейцев тут же занялись лошадьми, а наездники обступили тесным кольцом хозяина, внимательно слушая его последние наставления.