Свой человек на небесах - Евфимия Пащенко

— А что отец Виктор? — поинтересовалась Нина Сергеевна. — Он-то знал правду… Почему он с самого начала не пресек эти слухи об убийстве?

— Об этом я и не подумал… — признался отец Александр. — А ведь и впрямь странно, что он отчего-то не стремился их опровергнуть. Хотя вполне мог бы сделать это. Ведь похоже, что Василий, в отличие от отца Михаила, относился к нему доброжелательно. И вполне доверял ему. Иначе он бы не прибежал к нему первому, когда нашел отца мертвым… Но почему же тогда потом он так спешно уехал из Сосновки? Или за это время между ним и о. Виктором что-то произошло? Прямо-таки детектив какой-то… Одна надежда, что Вы сможете разобраться в этой запутанной истории. Ну как, Нина Сергеевна? Вы согласны?

— Благословите, отец Александр! — улыбнулась бывшему коллеге Нина Сергеевна.

Тем временем слева от дороги показались одноэтажные деревянные дома, а справа, на горизонте — темно-зеленая полоса деревьев и белая церковь с маленьким серебристым куполом и высокой колокольней, увенчанной остроконечным шпилем. Вокруг нее теснились могильные кресты, выкрашенные голубой краской. Немного поодаль виднелся двухэтажный бревенчатый дом, а рядом с ним — хозяйственные постройки и аккуратные прямоугольники огородов.

— А вот и Никольская церковь, — произнес отец Александр, сворачивая на грунтовую дорогу, ведущую к храму.

Нина Сергеевна хотела было спросить его, кто живет в доме у кладбища. Однако в этот момент из него вышла какая-то женщина в черном. Несколько секунд незнакомка вглядывалась в приближающуюся машину, а потом исчезла в доме. Вслед за тем оттуда выскочило уже четверо женщин, которые выстроились на крыльце, явно поджидая отца Александра. А едва священник вышел из машины, наперегонки бросились к нему:

— Здравствуйте, батюшка! Как мы рады, что Вы приехали! Простите-благословите! Слава Богу! Вашими святыми молитвами все хорошо!

— Это Нина Сергеевна, — представил отец Александр свою спутницу. — Она врач-невролог и певчая из Н-ской Свято-Лазаревской церкви.

Высокая, полная старуха с суровым лицом, облаченная в монашеский подрясник и выцветший апостольник, с затертыми до блеска четками на запястье, две немолодые женщины и бледная большеглазая девушка в черном, похожие на монастырских послушниц, смиренно склонили головы и попытались изобразить на лицах нечто вроде приветливых улыбок. Но Нина заметила: ее визит насторожил их. Особенно девушку, на лице которой читалось любопытство, смешанное с испугом. Впрочем, за годы врачебной практики Нина научилась скрывать свои чувства. И одарила обитательниц дома на кладбище безмятежной улыбкой.

— Это наша староста, мать Анна, — представил отец Александр старуху в монашеской одежде. — А это — Ольга Ивановна, свечница… Псаломщица Таисия Степановна… Таня, уборщица… Бессменные и верные труженицы Никольского храма. И Мурка тут как тут!

Крупная трехцветная кошка, похожая на разлохмаченную сапожную щетку, громко мурлыча, принялась тереться о ноги отца Александра.

— А ну брысь! — злобно прошипела староста, и испуганная кошка юркнула под крыльцо. — Вот ведь искушение-то! Простите, отченька, она у нас линяет. У Вас весь подрясник в шерсти будет… Наверное, Вы устали с дороги? Может быть, хотите отдохнуть? Или чайку выпить? Мы сейчас мигом все устроим… Благословите!

Она повернулась к Ольге, Таисии и Тане. Те в мгновение ока скрылись в доме.

— Благодарю Вас, матушка. Вы всегда такая заботливая, — улыбнулся отец Александр сразу приосанившейся старухе, и вместе с ней и Ниной Сергеевной вошел в дом. А вслед за ними тенью последовала выбравшаяся из-под крыльца трехцветная кошка…

Обещанный старостой «чаек» оказался обильной и сытной трапезой, заставлявшей вспомнить поговорку: «все, что есть в печи — на стол мечи». После нее отец Александр с матерью Анной занялись беседой о хозяйственных делах, а Нина решила немного прогуляться. Благо летний день выдался теплым и погожим. Она вышла из дома и направилась к Никольскому храму. Помолилась у входа и пошла вдоль южной стены, пока не очутилась за алтарем. Здесь ей сразу же бросились в глаза два высоких, в ее рост, четырехгранных памятника из красноватого, отполированного до блеска гранита, по виду — еще дореволюционных. Подобные ей уже приходилось видеть в городе, возле Свято-Лазаревского храма, давней и бессменной прихожанкой которого она была уже четверть века. Обычно такие монументы во оные времена воздвигали на могилах своих близких купцы и зажиточные горожане. На одном из памятников было высечено: «Таисия Ивановна Герасимова. 1901–1946 гг. Так спи ж в глуши лесов сосновых, подруга дней моих суровых». На другом: «протоиерей Михаил Герасимов. 1898–1964 гг. Принял смерть от руки ближнего своего».

Нина Сергеевна застыла от изумления. Почему на могилах отца Михаила и его матушки стоят дореволюционные надгробия? Кто сделал эту странную надпись на памятнике: «принял смерть от руки ближнего своего»? И кто был этот «ближний», поднявший руку на отца Михаила? Его сын Василий? Или кто-то другой? И почему отец Александр, имея перед глазами столь неоспоримое доказательство того, что отец Михаил был убит, все-таки сомневается в этом?

Раздумья Нины прервал какой-то шорох. Она вздрогнула и обернулась, успев заметить девушку в темной одежде, испуганно шмыгнувшую за угол храма:

— Зачем Вы от меня прячетесь, Таня? Не бойтесь. Как раз Вы-то мне и нужны. Вы не могли бы мне рассказать об отце Михаиле?

Татьяна вышла из своего укрытия и робко подошла к Нине Сергеевне:

— Да где мне?… — дрожащим голоском произнесла она. — Я ведь такая глупая…и крестилась недавно… еще ничего и не знаю… Это матушка Анна, та все знает. Она даже самого отца Михаила в живых застала… Вот она нам про него и рассказывала…

— И что же она Вам рассказала? — полюбопытствовала Нина Сергеевна.

— Ну… — замялась девушка. — Что он был очень строгий батюшка. И богоборцев обличал… А они за это его и убили…

— Грех-то какой! — возмутилась Нина. — Неужели кто-то посмел на священника руку поднять?

— Еще как посмел! — оживилась Татьяна. — Представляете себе, его собственный сын убил! Из-за девки-безбожницы! Приколдовала она его. А потом говорит ему: отрекись от Бога! Он и отрекся. Тогда она ему велит: а теперь поди, убей отца! И ружье ему дала. Он приходит, а тот как раз на молитве стоял. Навел ружье, а выстрелить-то и не может: руки отнялись. Тут он упал на колени и заплакал: прости, батюшка, да только велено мне тебя убить… Вот он кончил молиться и говорит ему: «Бог тебя простит, чадо. Твори волю пославших тебя». И благословил его. Тогда тот выстрелил и убил его.

— Какая Вы прекрасная рассказчица! — похвалила Нина Татьяну, и на бледном лице девушки вспыхнул румянец. — А где это случилось?

— А вот пойдемте, я Вам покажу, — похоже, осмелевшая Таня окончательно вошла в роль гида. — Только сперва в храм войдем… Теперь сюда, направо. Здесь раньше кухня была. А вот, видите, дыра в двери. Вот через нее-то он его и застрелил… А здесь у нас устроена как бы его келья. Это отец Иоанн благословил сделать, чтобы о нем память осталась. Говорил: может быть, еще придет время, Господь и прославит батюшку как страдальца за Христа… Вот и иконы, перед которыми он молился, и стол, и комод, и чернильница с пером… А хотите, я Вам ружье покажу, из которого его убили? Его отец Виктор нашел и говорит ему: это ты его убил. Тогда он и сбежал… Вот оно, смотрите…

С этими словами Татьяна взяла лежавшее на комоде охотничье ружье и протянула Нине Сергеевне. Надо сказать, что Нине почти не доводилось держать в руках оружия. Кажется, последний раз это было лет двадцать назад, когда, учась на военной кафедре мединститута, она сдавала зачет по стрельбе из подобного ружья. И потому даже смутно помнила его устройство. Вот приклад, вот ствол, а вот затвор… Однако в ружье, которое она сейчас держала в руках, затвора не было!

А из ружья без затвора выстрелить невозможно.

Разумеется, Нина Сергеевна понимала: отсутствие в ружье затвора еще не доказывает, что убийства не было. В конце концов, за более чем тридцать лет, прошедшие с момента гибели отца Михаила, он вполне мог куда-то потеряться… Вдобавок, ее почему-то гораздо больше заинтересовали надгробия на могилах четы Герасимовых. Она уже собиралась задать девушке еще один вопрос, как вдруг:

— Ты что тут делаешь? — на пороге мемориальной кельи стояла мать Анна. — Ты где должна быть? Где твое послушание! Двести поклонов!

— Простите-благословите! — испуганно пискнула Татьяна и выскочила из кельи.

— Она тут ни при чем, матушка. Это я ее попросила рассказать об отце Михаиле. — вступилась за провинившуюся послушницу Нина Сергеевна.

— Не ее это дело — о нем рассказывать! — проворчала староста. — Тоже мне, нашлась рассказчица: без году неделю назад крестилась! Небось эта дура Вам наплела невесть чего…