Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон - Ирвинг Стоун

Обычно ее место было рядом с местом Сэмюэля. Она села в кресло. Рядом с ней расположился Эндрю. Посмотрев через стол, она заметила, что рядом с Александром сидит Джейн, которая даже сейчас вспоминает с отвращением сцену, устроенную Льюисом в доме Хейсов. Рядом с Джейн был Стокли, бывший юрист, усердно старающийся разобраться в юридических последствиях дела, причиняющего страдания сестре. Осматривая свою сторону стола, она увидела, как полковник Роберт Хейс протянул руку и пожал в знак поддержки руку Эндрю. Это был самый блестящий человек за столом, по-настоящему хороший и внимательный, боец, второе лицо в командовании милицией под началом генерала Робертсона и в то же время человек такого высокого достоинства, что не стал бы оправдывать кого-либо, нарушившего его нормы. Рядом с Робертом Хейсом находился ее брат Северн со впавшими щеками, который редко являлся на семейные совещания, а напротив него — Левен, не обладавший ни опытом, ни осознанием ответственности. Его озадаченный взгляд как бы спрашивал: из-за чего вы все так расстроены? В конце стола на ее стороне сидели два зятя: муж Мэри Джон Кэффрей и муж Катерины Томас Хатчингс. Они сочувственно кивали ей, но выражение их лиц давало понять: это дело Донельсонов, мы рады сделать что-то, как-то помочь, но пока помолчим. В конце стола, напротив матери и Джонни, находились две ее сестры — Мэри и Катерина. Мэри, еще больше располневшая и довольная приездом дюжины ее детей, и Катерина, ставшая еще более жилистой, сидели молча на совете Донельсонов.

Рейчэл чувствовала, что кого-то не хватает, хотя все ее братья и сестры, а также их жены и мужья были на месте. Затем открылась дверь и вошел Джон Овертон, с полей его шляпы стекала вода. Он снял промокшие сапоги и сел рядом с Левеном. Теперь все были в сборе, можно было начать совет.

Первым заговорил Стокли:

— Во имя всего святого, Эндрю, что случилось? Мы не можем себе представить.

Эндрю кивнул в сторону Джона Овертона:

— Думаю, пусть расскажет Джон. Он первый узнал об этом.

Глаза всех собравшихся за длинным столом устремились на Овертона. Когда он начал говорить, то казалось, будто он кладет слово за словом в чашу посреди стола, а остальные могут выбирать их по своему вкусу.

— Когда я и Эндрю поехали в Джонсборо, я узнал, что вопрос о разводе должен был слушаться в суде четвертой сессии Харродсбурга.

Все спокойно сидели. Затем Стокли спросил:

— Каково положение дел с разводом, дарованным законодательным собранием Виргинии?

Джон Овертон посмотрел на Эндрю. Тот кивнул Джону, сделав знак, чтобы он продолжал.

— Мы были неправильно информированы. Законодательное собрание отклонило петицию Робардса о разводе. То, что они приняли, называется разрешением, позволявшим Робардсу обратиться по своему делу к судье и жюри.

— Но он не сделал этого в то время? — сурово спросила миссис Донельсон.

— Нет, он ждал до апреля этого года. Суд не стал слушать его дело и отложил до нынешнего сентября.

Роберт Хейс наклонился над столом, сложив руки и выдвинув их вперед. Его дисциплинированный ум требовал выяснения сути дела.

— Как мы могли поверить, что развод состоялся весной 1791 года? Кто распространил это сообщение?

— Я слышал такое сообщение из трех-четырех источников, — сказал Джонни, — от людей, приехавших из Харродсбурга и Ричмонда.

— Мы приняли слухи за правду, — горько ответил Эндрю.

— В сообщении было больше сути, чем в слухах, Эндрю, — сказал Овертон. — Когда ты был в Натчезе, я несколько дней находился в семье Робардс. В этой семье считали, что Льюис и Рейчэл развелись. Миссис Робардс сказала мне, что счастлива по поводу освобождения Рейчэл.

Это были первые слова, которые Рейчэл полностью расслышала. Она взглянула на Джона, моргнув ресницами, словно ожидая дополнительных разъяснений.

— Миссис Робардс сказала, что мы разведены?

— Да, это сказала и ее дочь, жена Джека Джуитта.

— Они не стали бы… искажать, — глухо сказала Рейчэл. — Они всегда хорошо ко мне относились.

— Робардс обманул и их! — воскликнул Сэмюэл.

— Ну, Сэм, это слишком грубо, — сказал Роберт Хейс. Он опустил руку в карман пиджака, достал письмо и положил его на стол. — Через месяц или два после так называемого развода я получил это письмо от Робардса, в котором он просил меня продать его землю и послать ему половину наследства Рейчэл, полученного от ее отца.

Роберт пододвинул письмо на середину стола и указал на фразу:

«Полагаюсь на вас и мистера Овертона, что в мое отсутствие не будут ущемлены мои интересы. При первой возможности напишите, разделено ли имущество, чтобы я мог воспользоваться своими правами. Если есть возможность продать мою землю, будьте добры, известите меня».

Разум Рейчэл не воспринимал слова, которые били по нему, как капли дождя по ставням. Она вновь вспоминала свою свадьбу под массивной люстрой в Спрингфилде, счастливые недели медового месяца в Байю-Пьер. Если бы они остались на испанской территории, то их не коснулись бы нынешние неприятности? Но это означало бы предательство по отношению к тому счастью, которым она и Эндрю наслаждались прошедшие два года. В ее голове вопил агонизирующий голос: «Почему? Почему такое случилось со мной? Какой грех я совершила, чтобы такое тавро навсегда оказалось выжженным на моей плоти? Я была девушкой, когда встретила Льюиса Робардса. Я никогда не причиняла ему вреда умышленно. Если бы я поступила плохо, то тогда я могла бы понять и свои страдания и принять наказание. Но за что, Боже мой, в чем я виновата? За что меня наказывают?»

Она слышала спокойный голос Джона Овертона, слышала с пугающей отчетливостью каждый даже слабый звук в комнате, дыхание и шепот семнадцати человек за столом.

— Роберт прав в отношении письма, — прокомментировал Овертон, — поскольку Льюис просил свою часть земли, которой он владел здесь, и свою половину наследства Рейчэл от отца, все это говорит о том, что он считал себя уже разведенным.

— Но как все это могло случиться?

Рейчэл не следила за сидящими вокруг стола и не увидела, кто с неприкрытой болью выкрикнул эти слова. А увидев, что все повернулись в ее сторону и с жалостью смотрят на нее, она поняла, что это был ее собственный голос, ее собственная боль. Она почувствовала, что Эндрю взял ее руку в свою. Все ждали, что он заговорит, но он не мог. Трудное объяснение взял на себя Овертон:

— Возможно, потому, что вопрос о разводе… такой новый. Петиция Льюиса о разводе — всего вторая, поступившая в законодательное собрание Виргинии. Когда собрание приняло разрешающий акт, я думаю, что никто, кроме нескольких юристов, не знал, что это означает на самом деле; все остальные, по-видимому, предположили, что этот законопроект дарует развод, а не право пойти в суд и доказать обвинение.

— И теперь дело будет слушаться в Харродсбурге? — мучительно выпалила Рейчэл.

Наступило молчание, но его нарушил Эндрю, заговорив хриплым от самоосуждения голосом:

— …Виноват я. И не кто иной. Я юрист. Или же думают, что юрист. Какое право я имел принять на веру сообщение о разводе, сколько бы людей ни повторяли его? Мой первый долг перед Рейчэл, перед вами всеми состоял в том, чтобы достать экземпляр виргинского акта. Я не должен был ехать в Натчез без него.

— Ну, Эндрю, никто не требует от тебя самобичевания, — сказал Стокли. — Я тоже был юристом, и мне в голову не пришло, что что-то неправильно. Поездка в Ричмонд потребовала бы нескольких месяцев…

— …И мы первые сказали тебе, что развод дарован, — вмешалась миссис Донельсон, — мы услышали об этом, когда ты был в пути по Тропе после того, как вместе с полковником Старком доставил Рейчэл в Натчез.

— Минутку, — сказал, как обычно лениво, Александр. — Я вспоминаю. В ту весну 1791 года я находился некоторое время в доме генерала Смита. Однажды он показал мне ричмондскую газету и сказал, что прочел в ней извещение о разводе четы Робардс.

Но по тому, как Эндрю сжал челюсти, Рейчэл поняла, что никто не убедит его отказаться от самообвинения.

— Я вернулся сюда в апреле и не уезжал до второй половины июля. Я мог бы направить посыльного в Ричмонд и достать копию. Я мог бы поехать сам в промежутке между сессиями, если бы позаботился взять достаточно лошадей для подмены и поторопился… Я виноват, это самая что ни на есть глупость и беспечность. Если бы я обслуживал своих клиентов так же плохо, как свою жену, то они не позволили бы мне заниматься правом.

Джейн Хейс внимательно слушала.

— Не думаю, что эти заупокойные молитвы и копание в душе помогут нам. — Ее тягучий голос остудил эмоции собравшихся. — Ты сказал, Джон, что Робардс просил провести слушание дела о разводе в апреле этого года. Как случилось, что никто из нас не слышал об этом, когда так часто ездят между нашим пунктом и Харродсбургом? И почему Робардс вновь поднимает вопрос?