Атаманыч - Василий Юксерн

Где они только не побывали: и в магазинах, и на вокзале, и на почте. Кандалин остановился перед парикмахерской и потрогал рукой подбородок.

— Пожалуй, надо заглянуть сюда, — сказал он. — Неудобно являться к подполковнику с такой щетиной. Как ты думаешь, Атаманыч? Побреемся?

Миша, подражая старшему другу, тоже провел рукой по своему подбородку.

Кандалин улыбнулся:

— Может, и ты будешь бриться?

— А что? Можно, — серьезно ответил мальчик.

— Жаль только, что ни один брадобрей твоей бороды ни через какие очки не разглядит.

Так, перекидываясь шутками, Кандалин и Миша переступили порог парикмахерской.

Перед зеркалом, спиной к двери стоял толстый седой японец-парикмахер в белом халате. Увидев в зеркало вошедших, он повернулся и расплылся в улыбке. Показывая на кресло, он взял со столика листок бумаги и, поглядывая в него, не совсем уверенно спросил по-русски:

— Вась побрить?

— Побрить, — кивнул Кандалин, устраиваясь в удобном кожаном кресле.

— Хольосо, — закивал японец и крикнул что-то по-японски.

Из соседней комнаты вышла девушка, неся в руках блестящий серебряный поднос с бритвенным прибором.

Японец-парикмахер легким, быстрым движением набросил на грудь Кандалина белую салфетку, взбил в маленькой чашечке мыльную пену, взял в руку сверкнувшую никелем бритву и подошел к Кандалину.

Он нажал что-то на спинке кресла, и вдруг кресло с шумом раскрылось. Кандалин опрокинулся на спину.

Вывернувшись из-под нависшей над ним бритвы, сержант вскочил на ноги и сорвал с себя салфетку.

— Это что значит? — крикнул он парикмахеру.

Миша в два прыжка оказался рядом с Кандалиным.

Японец с испуганным и растерянным видом пятился к зеркалу.

— Что это значит, спрашиваю? — наступал на него Кандалин.

В зал вбежала девушка и бросилась к сержанту, потом подбежала к креслу и несколько раз подняла и опустила спинку.

Наконец и сам старик парикмахер обрел дар речи.

— Я вась побрить, — забормотал он. — Так хольосо.

Теперь уж и Кандалин и Миша поняли, что произошло простое недоразумение. (Потом-то они узнали, что в японских парикмахерских принято брить клиента, когда он почти лежит.)

Старший сержант снова уселся в кресло и сказал:

— Брей так. Я лежа не привык.

Но японец отрицательно затряс головой, замахал руками: мол, так нельзя, надо лечь. Пришлось Каидалину подчиниться.

Прямо из парикмахерской Кандалин и Миша направились в штаб полка.

— Ну, друзья, — сказал им подполковник Урманов, — собирайтесь в путь. Завтра едете.

— Куда? — в один голос спросили Кандалин и Миша.

— Далеко. На Большую землю. Сегодня я получил извещение о том, что ты, Миша, зачислен в Казанское суворовское училище.

— В суворовское училище? — словно не веря, переспросил Миша.

А Кандалин радостно воскликнул:

— Вот это здорово!

— А ты, товарищ старший сержант, — обратился подполковник к Кандалину, — будешь его сопровождать до Казани. Ну, а там посмотришь… Ты ведь, кажется, из тамошних мест?

— Да, из Марийской республики.

— Так вот, с завтрашнего дня ты демобилизован. Поедешь посмотришь. Захочешь, останешься у себя на родине. — Урманов немного помолчал, а потом добавил: — А если будет желание вернуться на Сахалин, возвращайся. Коли понадобится, выпишем тебе билет и на обратный путь. Ну, что молчишь, старший сержант?

— От радости. Спасибо вам, товарищ подполковник, за Мишу.

— Благодарить не за что. Вы оба храбро воевали. Вместе воевали, вот вместе и поедете. Желаю вам счастливого пути, счастья в мирной жизни. Нас, своих однополчан, ее забывайте, пишите… А сейчас идите собирайтесь.

Кандалин с Мишей вышли из штаба на улицу. Уже темнело. Обступавшие город с трех сторон сопки окутывал прохладный туман. С моря доносился тихий гул прибоя. Но вот послышался отчетливый, ритмичный стук приближающегося поезда.

— Первый поезд с севера, — сказал Кандалин, прислушиваясь к приближающемуся стуку колес.

— Владимир Григорьевич, давайте сходим на вокзал. Может быть, кого из знакомых встретим.

— Давай, — согласился старший сержант. — Собраться успеем. Да и долго ли солдату собираться: пару белья в мешок, ложку за голенище — и готов.

Не успели они пройти и десятка шагов по перрону, как сержант увидел знакомого солдата. Остановились, перекинулись несколькими словами. Солдат побежал к вокзалу. Миша с Кандалиным пошли дальше. Вдруг Миша увидел Ивана Дмитриевича — председателя онорского колхоза. Мальчик со всех ног бросился к нему:

— Иван Дмитриевич! Иван Дмитриевич!

— Миша? Откуда ты тут взялся? — удивился председатель.

— Наша часть здесь стоит. А вы куда едете?

— С делегацией еду в Тойахара на празднование Дня Победы. Да вот запаздываем. Поезд еле ползет. Говорят, линия неисправна.

— А кто еще с вами едет?

— Два колхозника из нашего района, трое школьников. Один мальчик из Александровска, девочка из Дербинска и третья наша онорская, Нина.

— Светлова?

— Она.

В это время на станции ударил колокол: поезд отправился. Иван Дмитриевич торопливо пожал Атаманычу руку:

— Ну, до свиданья!

— Иван Дмитриевич, в каком вагоне вы едете? — спросил Миша, торопливо шагая рядом с председателем.

— Я вот в этом, а остальные — в последнем.

Миша со всех ног пустился бежать вдоль состава. Но когда он добежал до последнего вагона, пожилая проводница, стоявшая на подножке, преградила ему вход в вагон:

— Поезд уже отправлен.

— Покричите Нину, пусть выглянет!

— Какую Нину?

— Нину Светлову, из Онор. Очень нужно.

Проводница повернулась в вагон и крикнула:

— Эй, Нина Светлова, тебя какой-то солдат спрашивает!

Через несколько секунд в тамбуре показалась Нина.

— Нина! — закричал Миша.

— Миша! — ответила Нина.

Над перроном пронесся протяжный гудок, паровоз пустил пары, и поезд тронулся.

— Нина! Нина! — кричал Миша, идя за движущимся вагоном. — Я завтра уезжаю на Большую землю. В суворовское училище! Пароход отплывает завтра! Из порта Маока!

Поезд ускорял ход. Все громче становился стук колес, лязг сцеплений — они заглушали голос мальчика. Но Миша все бежал по перрону и кричал:

— Завтра из порта Маока-а!

Глава двадцать пятая. До свиданья, Атаманыч!

Но на следующий день Кандалину с Мишей выехать из Мототомари не пришлось: оказалось, что первый пароход из порта Маока пойдет во Владивосток только через два дня.

«Вряд ли Нина приедет в Маоку проводить меня. Может, она даже и не слышала, что я говорил на вокзале: ведь так громко гудел паровоз, так громко стучали колеса!» — убеждал себя Миша, но все равно непредвиденное опоздание очень огорчало его.

Прибыв в Маоку, Миша и Кандалин занесли на корабль свои чемоданы — подарок от разведвзвода, и, так как до отплытия оставалось несколько часов, решили пойти посмотреть город.

Над морем поднимался белесый холодный туман. Большой океанский корабль возвышался у причала, словно какой-то фантастический плавучий город. Немного в стороне виднелась гора битого кирпича: при отступлении японцы взорвали все портовые здания.

— Нехорошо как-то получается, — вздохнул Миша. — Уезжаем с Сахалина, даже не попрощавшись с Ниной…

— Что ж поделаешь? — ответил ему Кандалин.

— Она, может быть, вчера нас приходила провожать… А вдруг она еще в городе?

— Все может быть. Только где ее искать?

— А если на вокзал сходить? — неуверенно проговорил Миша.

— Ну ладно, пошли на вокзал, — решительно сказал Кандалин. — А то ты и так извелся.

Приехав в Тойохару, Нина сразу стала добиваться пропуска в Маоку. Попасть туда было дело непростое: война только что закончилась, и для проезда с места на место, для приобретения железнодорожного билета нужно было специальное разрешение.

В комендатуре ей пришлось немного приврать.

— Кто тебе, девочка, этот Ковальчук — брат? — спросил ее комендант.

— Не-ет, — ответила Нина.

— Зачем же тебе тогда ехать в Маоку?

Ну что тут ответишь? Нина и сама-то не смогла бы себе объяснить совершенно определенно и точно, почему она так стремится еще раз повидать Мишу.

Но Нина быстро нашлась:

— Миша Ковальчук — ученик нашей Онорской школы, и школьная пионерская дружина поручила мне проводить его на Большую землю.

— Надо было вместе с ним и ехать, — проворчал комендант.

— А я не могла, я же, говорю вам, приехала в Тойохару с делегацией на празднование Дня Победы.

Наконец Нине выписали все нужные документы, и она в одном вагоне с ранеными солдатами, едущими в госпиталь, доехала до Маоки.

Она ожидала, что Миша встретит ее на вокзале. Но ее никто не встретил. Перрон опустел, последние пассажиры торопливо бежали к вокзалу. Лил дождь, и от этого Нине становилось еще грустнее.