Книга волшебных историй (сборник) - Ирина Ясина

Землю озарил невидимый свет. Небо растворилось, облака и звезды отпрянули, а на самом верху оказались ангелы. Они пели и играли на трубах и арфах. Все это в честь рождения Божественного Младенца!

Но младший Ангел играть ни на чем не умел, он пока только разучивал гаммы, это ведь очень долго учиться играть на музыкальных инструментах. И его отправили на землю рассказать всем, кто там живет, о чудесном событии.

Ангел полетел вниз.

Первым он увидел громадного желтого зверя с острыми зубами, косматой гривой, с кисточкой на кончике хвоста. Это был… точно, лев!

В эту ночь он, как обычно, вышел поохотиться. Лев – та же кошка, он отлично видит в темноте и чувствует запахи. Он сразу же учуял зайца и бросился в погоню.

Уж как бежал зайчишка, но лев все равно догнал его и схватил. И зарычал: «Ага! Попался, который кусался! Да?» Но зайка только дрожал. Как вдруг прямо к ним спустился тот самый Ангел. И говорит:

– Смотри.

Он раскрыл передо львом книгу. И лев, который не умел читать, внезапно все понял, различил каждую букву и каждое слово. Тот, Кто над всеми, Тот, Кто создал этот мир, и его самого, его львицу, львят, траву, зайца, писал ему: «Слушай внимательно, царь зверей. Сначала Иоаким и Анна родили девочку Машу, потом Маша выросла и стала Марией, а сегодня она родила Иисуса. Поэтому сегодня нельзя быть диким зверем и нельзя убивать. Смерти ведь больше не существует. Отпусти зайчика. Поешь лучше травы».

И лев, сам не понимая, что с ним, послушался, выпустил зайца, даже попробовал жевать подорожник. И почувствовал, что ничего вкуснее в жизни не ел. Он подставил зайцу спину, и всем другим его братьям, которые стояли и дрожали в стороне, и они поехали поклониться Иисусу.

Ангел летел дальше. Пастухи. Спят! Ничего не знают.

– Просыпайтесь! – вострубил им Ангел. – Сын Божий, Царь всей земли родился и спит совсем рядом – идите и поклонитесь Ему.

– Это в той избушке, где мы оставили корову и овец?

– Да, – сказал Ангел. – Скорее!

Пастухи подхватили посохи и побежали. В дороге они даже не перешучивались, не посмеивались как обычно и не толкались, а просто бежали и шли, шли и бежали, и так до самой избушки.

Дверь была слегка приоткрыта, Иосиф как раз решил немного проветрить их дом.

Пастухи заглянули внутрь и увидели: овца, корова, ослик, Иосиф, Дева Мария. В яслях спит Мальчик.

Пастухи пали на колени.

– Кто вы и что хотите? – спросила Мария.

И пастухи шепотом начали рассказывать Марии, как им явился Ангел и как велел прийти. Мария внимательно слушала и все запоминала…

А Ангел уже летел дальше, и всех, кого видел, всем, кого встречал, рассказывал, что случилось сегодня. И показывал Книгу Жизни, в которой рождение Марии и Иисуса Христа, Сына Божия, было предсказано за много-много лет. И всех, кто страдал, Ангел избавлял от страданий.

– Смерти больше нет. Все темницы отворились, все сети опустели, никто никого не может обидеть. Ничего отныне не бойтесь. Родился Тот, Кто всех нас спасет. Ото всего, – объяснял Ангел птицам, рыбам, охотникам и рыбакам.

Рыболовные сети раскрывались, рыбы плыли домой, к своим детям, охотничьи силки ослабевали, пойманные птицы летели прочь к любимым птенцам. Хлебопашцы, вставшие затемно, чтобы пахать свои поля, с удивлением видели, что поля их уже вспаханы. Хозяйки, собравшиеся до рассвета идти доить коров, обнаруживали, что коровы давно подоены и кринки полны молока. Заблудившиеся в лесу находили дорогу. Моряки выбирались из бури. Больные исцелялись, никакой температуры и кашля. Все надежды исполнились в эту ночь, все слезы высохли.

А Ангел все летел вперед и вскоре заметил внизу караван. На лошадях ехали три мужа, явные иностранцы. Они были одеты в роскошные камзолы и высокие расшитые камнями шапки. В Иудее так никогда не одевались. Первым ехал старец с длинной седой бородой, вторым прекрасный юноша, а третий человек был черен лицом. Настоящий негр! Каждый вез какой-то груз. И все они смотрели вверх, но не на него, а на… – тут Ангел закинул голову, – на повисшую прямо над ним огромную звезду. Всадники ехали за этой звездой – конечно, туда же, к Младенцу Иисусу.

Это были волхвы. Они изучали звездное небо, читали старинные книги и из книг узнали, что когда в небе взойдет огромная яркая звезда, на земле родится Царь царей. Они сели на коней и поскакали, ориентируясь по звезде. Она привела их к избушке. Волхвы привязали коней, но не решались войти. В расшитых золотом и камнями одеждах, с подарками, они стояли и не двигались. Они ведь надели лучшие свои плащи, самые красивые шапки, кафтаны и шаровары, потому что шли поклониться Царю! А тут какая-то избушка. Волхвы развернули карту, водили пальцем по дорогам и тропкам, по которым шли, – сомнений быть не могло! Путеводная звезда стояла точно над соломенной крышей. И тут раздался младенческий плач.

Волхвы постучали в дверь. Им открыл Иосиф, но сейчас же отступил в страхе.

Что за новые гости пришли к ним в эту удивительную ночь? Мария взглянула на волхвов, а они сняли сандалии и точно так же, как пастухи, опустились на колени перед убогой колыбелью Христа. Мария и Иосиф не знали, что и подумать. А волхвы уже вручали Марии подарки. Ладан, золото и смирну. И рассказали, что пришли, потому что чудесная звезда привела их сюда.

– Какая звезда? – удивилась Мария.

Волхвы повели ее на улицу. Здесь было светло, как днем. Звезда спустилась к самой крыше и освещала все вокруг.

– Вот эта, – сказали волхвы.

Ольга Кучкина

Две половинки яблока

Новогодняя сказка

В тот год я была особенно несчастна. Слезные железы вырабатывали влагу с упорством, достойным лучшего применения. Утопала в слезах. Только состоянием утопленницы можно объяснить тот факт, что привезла свои листочки и отдала читать Виктору Борисовичу. Он сидел на застеленной ковром постели, как обычно, облокотившись о трость, крепкой лепки почти квадратная голая голова с обширным лбом сияла в солнечном луче.

На листочках были стихи. Никогда не писала стихов и не умела. Он сказал: привезите, я посмотрю. Через несколько дней Серафима Густавовна позвонила: Виктор Борисович просит зайти.

Дом был не то что олицетворение истории литературы – он был сама история и литература. Виктор Борисович – звезда, человек-легенда. И легенда – Серафима Густавовна. С детских лет звенело: имя нежное Суок. Загадочная кукла с загадочным именем из сказки Олеши «Три толстяка». И вдруг выясняется, что это фамилия Серафимы Густавовны. Одна из трех сестер Суок, до Шкловского она была замужем за Олешей. Шкловский отбил ее у Олеши. Но вернее сказать, она отбила Шкловского у его жены-художницы. Они влюблялись, страдали от измен и изменяли сами, блистали новыми идеями в поэзии и прозе, зачиная неслыханное, и стрелялись, опустошенные. Маяковский, Лиля и Ося Брик, Нарбут, Крученых, Хлебников, Багрицкий, Тынянов, Катаев, Шкловский, действующие лица того жестокого и веселого трагического века.

Никого не осталось. Один Шкловский.

И я, спустя полвека, по случаю. И почему-то он мною занимается, и я хожу к нему в гости с опрокинутой душой, и Серафима Густавовна угощает чаем, который пьется из драгоценных фарфоровых чашек, и пирожками собственного изготовления. У него талант читать, у меня талант печь, говорит она низким хриплым голосом, зажигая сигарету от сигареты. Я обожаю такие тембры голосов. Голос ее мужа – выше. И своим высоким голосом он говорит мне: простите, что держал в руках вашу душу.

Все им сказанное требует записывания или запоминания. Так никто не говорит. Так никто не думает. Работа его мозга, происходящая на ваших глазах, уникальна, и результирующая ошеломляет. Иногда он удаляется от предмета разговора настолько далеко, что делается страшно: он никогда не вернется, так и улетит в горние выси. Он всегда возвращается. Он не теряет нити спустя десятки или даже сотни роскошных петель, которые вяжет, и вам открывается красота человеческого мышления. Он бродит по садам отечественной и мировой словесности, как у себя по квартире, даром что по квартире бродит с тростью из-за больных ног, и вслед за Толстым протирает диван, тот знаменитый диван, о котором, по слову Толстого, если не помнить, что протирал, значит, не протирал вовсе, поскольку существует лишь то, что осталось в памяти, и пропадает, если кануло в бездну беспамятства. Память Шкловского содержит неисчислимое количество битов информации, а ассоциации не знают пределов. Володя, говорит он, тоже писал: оркестр чужой смотрел, как выплакивалась скрипка без слов, без такта, и только где-то тарелка вылязгивала – что это, как это?

Володя – это Маяковский. Тоже – это смеет только Шкловский. Я безмолвна.

Через месяц наступает Новый год. Они зовут меня приехать отмечать к ним на дачу в Переделкино. Я благодарю и отказываюсь. Серафима Густавовна спрашивает, есть ли у меня другие планы, я отвечаю, что других нет, если б были, я, конечно, поменяла бы их. Она говорит: подождите, – и передает трубку Виктору Борисовичу. Он повторяет приглашение, я повторяю свое бормотание. Он кладет трубку, а я в очередной раз заливаюсь слезами. Моя дочь с ее маленькой дочкой и мужем отмечают у матери мужа, я одна, и нет ни единой души на свете, с кем я хотела бы и могла разделить свое одиночество.