Взрыв - Ростислав Самбук

Вверху, опершись спиной о шероховатый ствол акации, сидел милицейский сержант, небось ему надоели чайки, жаркое солнце, пожалуй, и море, он видел их каждый день, и Хаблак подумал: сам он сейчас мечтает сбежать по тропинке и окунуться в море, а сержант, может, не купался уже неделю или больше, так ему осточертели и море, и солнце.

Сержант обрадовался им, как ближайшим родственникам, его можно было понять, чуть ли не весь день протомился тут. К тому же, наверно, был твердо убежден, что это его сидение ни к чему — ну оступился человек, не удержал равновесия, покатился с горы, такая уж судьба. Сам виноват, надо быть осторожнее и не шляться над обрывом, тут высота, костей не соберешь…

А если даже подтолкнули человека? Попробуй установить это… Пускали и собаку, довела до шоссе, а тут и без собаки понятно: человек мог прийти сюда только со стороны шоссе.

Откуда же еще?

Дальше — пионерский лагерь, территория его огорожена, посторонних не пускают, справа — санаторий, да и вообще тут каждый клочок морского побережья занята санатории, дома отдыха, дачи, лагеря.

Вон только за полкилометра ложбинка заболоченная и эта гора свободны — напротив через шоссе село, и людям нужен выход к морю, попробуй его занять, жалоб не оберешься.

— Никто тут не шатался? — спросил Волошин.

Сержант, сбив сухую траву с брюк, совсем по-домашнему развел руками и объяснил:

— Кому ж охота сюда карабкаться? Разве только детишкам и дачникам… Петька с мальчишками интересовались, но я отогнал.

— Сержант Биленко, — представил Волошин. — Живет тут, — кивнул в сторону, где за шоссе виднелись домики под шифером и черепицей, — в совхозном поселке, и всех знает.

Хаблак подошел к самому краю крутого берега. Море подмывало его, он медленно и неохотно отступал, последний оползень, видно, был совсем недавно, море не успело еще смыть каменистую землю.

— Где нашли тело погибшего? — спросил Хаблак у сержанта.

Тот указал на прибрежные камни:

— Вон там, видите, немного правее. Если споткнулся, удержаться трудно, пошатнулся и упал, тут ничто не спасет.

И в самом деле, крутой берег нависал над самым морем. Хаблак представил, как падал Манжула, и содрогнулся, закрыв глаза. Вероятно, Манжула несколько раз ударился об острые выступы горы, прежде чем разбился на прибрежных камнях.

Майор вздохнул и сошел с тропинки. Сказал недовольно:

— Место такое опасное, я бы запретил тут шататься.

— Как? — не удержался от ироничной улыбки сержант. — Милицейский пост не поставишь. Да и не ходят тут, иногда только пацаны и дачники. Те всюду пролезут, будет пост или нет. Но до этого времени как-то обходилось.

— Объявление бы написали, — поддержал Хаблака Волошин. — На фанере или доске. Опасная зона, и ходить запрещено. Хотя бы предупредили людей.

— Скажу председателю сельсовета, — пообещал сержант, но без энтузиазма, без сомнения знал, что это объявление все равно ни на кого не повлияет, только раззадорит любопытных,

Хаблак взглянул на часы — около шести, значит, у них с Волошиным есть часа три, чтоб осмотреть гору и подходы к ней.

— А дачников в вашем селе много? — спросил сержанта.

— Не так уж, но есть. До моря километра три, три с половиной, да и через шоссе переходить в жару не очень приятно. Не то что в прибрежных селах. Там люди деньгу лопатой гребут, а у нас не очень. Есть, конечно, и у нас дачники — из Одессы и других городов, кто беднее, ну и родственники приезжают. У нас дорого за комнату не берут, а в совхозном магазине овощи всегда по государственной цене, не то что у приморских спекулянтов, у них попробуй купить! За помидоры знаете сколько дерут?.. А персики и виноград!..

Хаблак дал сержанту фотографию Манжулы, которую предусмотрительный Волошин догадался прихватить с собой.

— Вот что, Биленко, — попросил, но просьба его прозвучала как приказ, — пока мы со старшим лейтенантом тут будем трудиться, покажите этот снимок в селе. Может, кто-нибудь и узнает.

Сержант с радостью взял фотографию: наконец покинет это осточертевшее место, к тому же, наверно, еще не обедал, обошелся бутербродами, вон под акацией портфель, из которого выглядывают термос и промасленная бумага.

— Сделаем, — пообещал твердо, — я тех, кто комнаты сдает, знаю, у них прежде всего и поспрашиваю.

— Вот-вот, — одобрил Хаблак, — это очень важно, надеюсь, понимаете?

— Как не понимать, — вытянулся сержант, — все будет сделано, товарищ…

— Майор, — подсказал Волошин.

Сержант вытянулся еще старательнее: майор из самого Киева не приедет из-за какой-то мелочи на пустынный черноморский берег.

Биленко ушел, а Хаблак с Волошиным внимательно, метр за метром, начали осматривать местность. Грунт был тяжелый, глинистый. Дождь прошел трое суток назад, днем, когда туман затянул Одесский аэропорт, с того времени стояла жара, и солнце высушило землю. Следов на тропинке и возле нее не нашли, валялись только окурки, но уже намоченные дождем и пожелтевшие на солнце,

Волошин ругался сквозь зубы, проклинал южный зной, так усложняющий работу одесситов: все у них, мол, как-то не так, и слава о них какая-то подмоченная — порт, Привоз, жаргон, оперетта с Водяным. Вон в Ленинграде, хоть и тоже порт, все солидно и капитально, памятник Петру, а не какому-то малоизвестному Дюку Ришелье, дожди не такая уж редкость, и грунт не каменеет за каких-нибудь пару дней.

Он ругался и бурчал, однако все же первый заметил след от каблука на узком промежутке между тропинкой и краем обрыва, как раз над камнями, где разбился Манжула.

Хаблак стал на колени и чуть ли не обнюхал этот след: каблук и половина подошвы отпечатались более или менее выразительно, каблук резиновый или из какого-то заменителя, совсем новый, с рубчиком, чтобы обувь не скользила.

Волошин снял со следа гипсовый отпечаток, и они продолжили поиски. Следов больше не нашли, да и вообще не попалось больше ничего, кроме свежего окурка сигареты «Кент», зацепившегося за высохшую полынь метрах в семи от тропинки.

Окурок взяли осторожно, пинцетом, и спрятали в целлофановый пакетик, как будто это была невероятная ценность — докуренная почти до фильтра сигарета.

— А мы молодцы, — хвастливо промолвил Хаблак. — «Группа Басова не все заметила.

— Не критикуй мое начальство, — возразил Волошин. — Не знаем, что у них.

Еще два часа лазили они по горе, осматривая каждый клочок земли, каждый кустик полыни или ковыля. Солнце закатилось за тучу над самым горизонтом, когда прекратили поиски. Волошин закурил и сел над обрывом, а Хаблак начал медленно спускаться тропинкой. Вдруг остановился и позвал Волошина. Тот неохотно поднялся, бросил окурок, посмотрел, как летит с высоты и спустился к майору.

Хаблак присел на тропинке там, где она только начинала свой крутой подъем.

— Глянь-ка сюда, Захар!.. Как считаешь, что это такое? —  Он ткнул пальцем в едва заметную полоску в пыли рядом с тропинкой.

Волошин опустился на колени.

— Может, мальчишка тянул, палку по земле, — предположил он.

— Не исключено. А представь себе: мы с тобой тянем третьего… Ты взял его под мышки, я за ноги. И одну ногу на мгновение выпустил…

— Думаешь, она и оставила эту борозду?

— Может быть такое, Захар?

— Почему бы и нет…

Хаблак сделал несколько фотографий этого следа. Волошин посмотрел, как майор щелкает аппаратом, и сказал:

— Преступники могли оглушить Манжулу тут, в ложбинке. Место безлюдное, пляжники ходят редко. Оглушили или даже убили. Потом отнесли тело наверх и сбросили с обрыва.

— Угу, — подтвердил Хаблак. — Но ты забыл про след каблука. Завтра утром эксперты сравнят его с каблуками туфель Манжулы и, допустим, установят идентичность… Что тогда скажешь?

— Скажу, что этот Манжула несусветный болван. Если это его след, не о чем говорить: оступился и сорвался с кручи.

Шофер спал на заднем сиденье «Волги». Хаблак тоже с удовольствием подремал бы часок или больше, с сожалением посмотрел на потемневшее вечернее море — купание сняло бы усталость, но они должны были еще найти сержанта Биленко. Правда, долго искать его не пришлось — шофер подвез их к нарядному, сложенному из песчаника домику. Биленко пригласил офицеров в беседку, пошептался с женой, та побежала в летнюю кухню, а сержант налил всем по стакану холодной воды и, глядя, как жадно пьют, сказал не без гордости: