Завещание мессера Марко (сборник) - Валентин Пронин

– Госпожа просит разрешения подать кушанья для гостей.

Юй Го-бао спохватился:

– Да, да, извините меня и разрешите представить вам мою жену. Собственно… представить господину Чжану, ибо светлейший господин Ван Чжу ее уже знает. Сейчас я пойду встречу ее.

В суете и растерянности хозяина было нечто жалкое, словно он безуспешно хотел скрыть некую запретную тайну своего дома.

Испытующе посмотрев на друга, Чжан покачал головой.

– Нежной прелестью напоминает она поднявшийся над водой лотос… Я люблю ее наперекор морали и здравому смыслу, не осуждай меня, дорогой друг мой!

Хозяин внес на подносе кувшинчики, чаши и тарелочки с закуской. За ним вошла Вэнь-нюй, держа в руках блюдо подрумяненной дичи с рисом. И наконец появилась жена ученого – маленькая бледная женщина с глазами, подведенными синей краской, одетая в шелковое платье цвета вечерней зари. Она слегка наигрывала на украшенной перламутром лютне. В ее высокой прическе блестел черепаховый гребень с бирюзой и жемчужинами.

Юй Го-бао поставил поднос и указал на жену сухим пальцем с длинным заостренным ногтем:

– Госпожа Фэй-янь просит у благородных гостей прощения за беспокойство…

– Я подумала, что мужчинам пора подкрепиться, и вот мы с Вэнь-нюй здесь – две рабыни для услуг.

Маленькая женщина перестала щипать струны и поклонилась.

– Прощу вас, отведайте жаркое из фазана и куропатки. Моченые сливы, жареные пампушки, маринованная курица, рыбный фарш с острой приправой и пирожки со сладкой начинкой из жужуба…

– Благодарим прекрасную госпожу за приглашение, но мы, право, не склонны к наслаждениям чревоугодия, – поклонился в ответ Ван Чжу.

Глядя на жену хозяина, Чжан И подумал: «Наверное, она очень изысканна – мне не оценить этого. Но моя мать и жена, ставшие жертвами казначея, были не менее красивы и приветливы».

Скрипнув зубами, он невольно схватился за рукоять сабли. Фэй-янь вздрогнула и уронила лютню на ковер. Она взяла кувшинчик из розового дерева и две чаши.

– Тогда выпейте вина из прославленных виноградников Сирян-чжоу…

– Нет, ни капли хмельного сегодня, – решительно отказался Чжан И. – Я выпью абрикосового напитка.

Ван Чжу поднял лютню, подал Фэй-янь:

– Ничто так не успокаивает встревоженную душу, как резвый бег пальчиков по струнам и переливы нежного голоса.

Фэй-янь весело хлопнула в ладони:

– Я исполню для моих гостей моего уважаемого супруга танец «Кружение мотылька над цветами». Но мне нужно выйти в сад и сломать несколько грушевых ветвей – этого требуют фигуры танца. Господин Ван Чжу, проводите меня, я боюсь поскользнуться на дорожке…

Чжан И опустил глаза, хозяин дрожащей рукой наливал ему в бокал золотистый абрикосовый напиток.

Когда маленькая женщина и красивый придворный вышли в сад, уже пылала вечерняя заря.

– Господин Чжу, я все знаю и дрожу от страха и отчаяния!

– Тем лучше, ты знаешь обо всем, моя драгоценная жемчужина. С рассветом к нам прилетит свобода!

– О нет! Я не верю в успех вашего героизма, оставьте безумный замысел, молю вас!

– Поздно… Не будем спорить о том, что окончательно решено.

Недавно отцветшие ветви груши шелестели, трава отяжелела от росы прохладного вечера. Послышались твердые шаги тысячника Чжана.

– Высокочтимый друг, надвигается ночь, во дворце скоро произойдет смена стражи. Нам пора, – сказал он.

– Мы успеем. Вот идет почтенный Юй Го-бао и служанка с вашей изящной лютней, уважаемая госпожа Фэй-янь. Спойте нам вслед что-нибудь на мотив «Осень на горе Цзиньшань».

Глядя в землю, Юй Го-бао пробормотал несколько слов вежливости. Чжан И нетерпеливо покашливал, сабля звякала на его поясе.

Не сказав больше ни одного слова, Ван Чжу резко повернулся и, сопровождаемый широкоплечим тысячником, медленно пошел к калитке в изразцовой ограде.

Фэй-янь слабо тронула струны. Закрыв лицо руками, Вэнь-нюй опустилась на колени и зарыдала. Юй Го-бао ухватился за ствол дерева, потрясенный противоречивыми чувствами. Его жена смотрела на полуоткрытую калитку и пела дрожащим ломким голосом:

Кому сказать о днях, что прошлым стали?Я горько плачу над своей судьбой.Когда всего сильней мои печали?Исходит сердце к вечеру тоской.То я брожу, то я сижу на месте.Но кто освободит меня от мук?О, если б улететь с гусями вместе –Настичь весну, ушедшую на юг!

Глава восьмая

Поднимаясь и восходя,О падении размышляй…

Темник Кагатай сидел на толстом войлоке в одной из северных башен Ханбалыка. Он снял шлем и положил его рядом с собой, но оставался в железных аланских латах. И свою саблю – кривой хорезмский клинок в бархатных ножнах – не отвязал от ременного пояса, а держал на коленях. Он сидел и смотрел перед собой на закопченные камни башенной стены.

На полу стоял красный китайский фонарь с горящей свечой.

Не нравилась темнику сегодняшняя ночь. И были на это различные причины…

Из двадцати тысяч алан и десяти тысяч урусутов под начальством Кагатая приказано находиться только двум тысячам воинов. Правда, его личный тумен – десять тысяч монголов и татар – отборные багатуры. Однако в городе есть еще один тумен – солдаты Ванху, красивого самоуверенного китайца с глазами женщины. Кагатай предусмотрительно отстранил их от охраны двенадцати городских ворот и приказал не покидать казарм, кроме тех, кого Ванху ставит у стен и переходов ханского дворца.

Наместник великого хана, советник Ахмед после проводов государя отдыхает в своем загородном доме, неподалеку от столицы. Его охраняет небольшой отряд мусульман.

Конечно, в особом случае можно вызвать войска их укрепленного воинского лагеря. Такие лагеря располагались в пяти, десяти и двадцати днях пути друг от друга по всей территории империи.

В особом случае… Но сейчас для этого не хватит времени, потому что Кагатая беспокоит именно сегодняшняя ночь: чутье опытного сторожевого пса не обманывает его.

Послать гонца к великому хану – просить его возвратить в столицу войска? Это невозможно!