Выбор воина - Алексей Витковский

Савинов задумчиво смотрел, как солнечный свет растекается по небосводу, золотя легкие облачка, разбрызгивается на глади реки, сверкая искрами в мелких волнах. Капельки росы сияли в траве бриллиантовой россыпью. Мысли сами собой потекли в иную, далекую от предстоящей войны сторону. Вспомнилась улыбка любимой, ее смеющиеся зеленые глаза, нежная персиковая кожа, позолоченная утренним лучом, и запах… Ее запах…

Сердце рванулось, ударило в ребра, словно собираясь пробить грудь и полететь туда, навстречу взошедшему уже солнцу. Полететь стремглав, чтобы оказаться рядом и чтобы последний, пусть предсмертный, толчок был рядом с Ней. Только с Ней…

«Эх, Яринка!.. Яра!.. Солнце ты мое рыжее! Как же я соскучился по тебе… обнять бы тебя сейчас, почувствовать на губах вкус поцелуя, утонуть в твоем сладком дыхании. Какая это смертная боль – быть вдали от тебя! Но я верю: ты слышишь меня. Не может не слышать твое сердце, живое, жаркое… Вещее. Не понимаю и, наверное, никогда не пойму, почему мне так повезло. Почему ты со мной… А может – это я с тобой? И швырнуло меня из пекла войны в этот неспокойный мир только потому, что нужен был тебе лишь человек с неба. И кто знает: вдруг это твоя нераскрывшаяся еще любовь выдернула меня из смертельных вод Баренцева моря… Но теперь я снова вдали, снова на войне. Зато я уже знаю – ты есть! Поэтому я вернусь к тебе! И никто меня не остановит!»

– Эй, Олекса! – крикнули откуда-то снизу.

Сашка вздрогнул и обернулся. Во дворе под стеной стоял Ратимир. В доспехах, с учебным тяжелым мечом и щитом.

– Зброя[56] готова! Дружина ждет! Пойдем, что ли, позвеним железом…

– Добро! – сказал Савинов и стал спускаться со стены.

Ярина проснулась среди ночи. В доме было тихо. Она откинула одеяло и села, подобрав под себя ноги. Рука привычно коснулась ложа. Яра нахмурилась и отдернула руку.

«Нет его, – подумала она, – третий месяц уже пошел, как нет. Отплыли лодьи. Далеко, на Закат отправились. И где теперь ладо мое?» Она вновь потрогала ложе, где должен был спать сейчас ее муж. Холодное ложе. Пустое.

«Но ведь вернется. Он сильный. Любит… Значит, вернется».

Однако сердце не верило мыслям, трепыхалось, как пойманный зайчонок, словно чуяло: беда у Алешки.

«Алеша, Александр, что с тобою случилося? Силы небесные, помогите ладе моему, отвратите стрелы вражии, затупите мечи их…»

Ярина встала с постели, ощутив под ногами мягкую медвежью шкуру. Мужнин дух-хранитель здесь, защищает. Она подошла к столу, взяла с поставца свечку, зажгла огонек. Не зря ее Сигурни, подруга задушевная, в тайных Словах наставляла. Ярина и допрежь того знала немало. Батька Богдан, лучший кузнец в округе, многие Слова знает и дочь свою учил. Как руду-кровь заговорить, как с железом сырым подружиться да упросить его стать харалугом добрым, как заклясть милого от клинков, да стрел, да от копий острых…

Яра накинула шерстяной плат поверх рубахи и вышла из светлицы. Пламя свечи плясало перед ней, но не чадило. Ладно в доме, чисто повычищено. Никаких злых Сил да наговоров не пропустят сюда родные стены, боится нечисть светлого очага. В трапезной темно. Тихо в трапезной. Ярина прошла сквозь и оказалась в сенях. Здесь было прохладно. Она толкнула двери и шагнула на крыльцо. Ночь простерла над ней свои осененные звездами крылья. В конюшне коротко ржанул Ворон. Услышал хозяйку. Ярина спустилась по ступенькам. В подклети кто-то заворочался, заворчал во сне. Спят работники. Сны видят. А она? Что снилось ей, перед тем как проснулась? Нет, не вспомнить…

Где-то в детинце забрехала собака. Яра остановилась среди двора. «Тихо как! Даже ветерок не дует. Вон свеча как ровно горит… Что же за кручина на сердце?»

Она посмотрела в закатную сторону. Черным-черно небо. Лишь звезды мерцают. Там где-то, за тридевять земель, ее ладо любимый с воинами. Жив ли?

«Жив, – сказало сердце. – Думает о тебе».

Ярина вздохнула. Что же снилось? Мгла туманная, не пробиться. Или… Нет, что-то всплывает со дна. Вот блеснуло оружие, вот и строй воинский виден. Корзно[57] зеленое на каждом, шлемы острые, копья… Что за люди такие?

«Враги, – ответило сердце. – Грядет битва, рать великая!»

Душно стало Ярине. Пусть дала она мужу оберег на дорогу, что сама из своих волос делала. Из своих да его. Иные такое на приворот плетут, чтобы привязать-присушить ладу милого. Она не для того делала. Знала: любит ее Алешка пуще жизни. Не бросит, не оставит. А если б и не любил, и тогда не стала бы ворожить. На все воля богов да свободная воля людская. Коль не хочет кто любить – не заставишь. Только горя изопьешь чашу полную. Она же свой оберег делала со Словом тайным. Заплела в волосы те кольчужную проволоку, чтобы хранила любовь ее ладу от всякого зла да от ударов вражьих. Сильное вышло Слово. Батя аж на другом конце города учуял. Похвалил после… Сильное слово, да на душе все ж неспокойно.

«Жаль нельзя женкам ратиться! Пошла бы в поход с дружиною! И не болело б тогда сердце. И Он рядом был бы… Да какая ж с меня поляница![58] Хоть и знаю, как за меч браться, а была бы обузою. Все назад смотрел бы любый мой да за меня боялся…»

Ярина вошла в конюшню. Ворон вздернул голову, переступил копытами. Яра поставила свечу, обняла мощную конскую шею. «Один ты у меня, Ворон, все понимаешь. Тоже скучаешь небось по всаднику своему? Вот и я…» Она не заметила, как потекли по щекам горючие слезы. «Не зареветь бы в голос только. Работников перебужу…» Ворон мягко толкнул ее головой. Утешал…

«Нехорошо было Финну, сыну Кумала, в ночь перед битвой. Страшные сны видел он. Неисчислимые враги подступали к нему. Свирепые, потрясали оружием, бранили. Обвиняли в преступлении клятв, отказывали в доверии. И был среди врагов сын его, Ойсин. Текла из ран его кровь яркая. И говорил сын отцу:

– Гляди, что сделала ревность твоя! Пролил ты кровь сына своего единственного. Пролил, убить приказал! А сын лишь о чести твоей думал, ибо недостойно Великого Финна, сына Кумала, героя и вождя фениев Ирландии, преступать клятвы и мстить, забывая о долге. Обязан ты жизнью Диармайду, сыну О’Дуйвне! Много раз он спасал тебя и всегда приходил на помощь, много раз проливал кровь свою, чтобы ты жил, о Финн! А ты ответил ему неблагодарностью черной, ибо прекрасно известно тебе, что Грайне, дочь Кормака Мак Арта, наложила на Диармайда тяжкие оковы любви, и не мог он поступить иначе, как увезти ее. И облилось при этом кровью его сердце. А когда полюбили они друг друга, то уже не смогли один без другого… Но жаден ты и жесток, о Финн! Не была Грайне твоей женой, ты только и успел, что посвататься, и не дали тебе еще согласия… Но мстишь ты так, будто похитили твою жену законную против ее воли! Но все равно тебе! Дикая ревность гложет! И вот изгнал ты меня, сына своего, за то, что не позволил тебе убить Диармайда и покрыть себя вечным позором! А теперь нет у тебя ни сына, ни друга, ни жены. Один ты остался, о Финн! С тобой только ревность и ненависть рядом!

И замолчал Ойсин, плача от горя, ибо потерял он отца. Огляделся Финн, и боль вошла в его сердце. Увидел он вокруг друзей своих. И холодно смотрели они, словно чужие. И стоял среди них Диармайд О’Дуйвне. Печальным был взгляд его. Ибо когда-то любил Диармайд Финна, короля фениев. А теперь не мог он даже уважать его. И сжала боль, что вошла в сердце Финна, горло его. И закричал король, словно умирающий. От ужаса закричал, страшась того, что сотворил он. И проснулся.

Стояли вокруг ирландские фении, и печальными были взоры их. Словно были они теми, из сна. Поднялся тогда Финн во весь свой великанский рост и крикнул. Ярость его обуяла такая, что враз ослабел он. И тогда закусил он палец свой зубами крепкими, чтобы узнать, кто причинил ему боль, ибо так он мог узнавать скрытое. И понял он, что наслал на него морок великий друид Ангус, что из Бруга на Бойне. И снова закричал от ярости Финн. И приказал поднимать войско. Бросились фении выполнять приказ и не видели, что плачет их король…»

Глава 9

Брод

…Пал он на дол, и взгремели

на павшем доспехи…

Вышли они из-за леса, что раскинулся на другом берегу реки. Длинная змея войска, отблескивая металлом и зеленью плащей, быстро вытягивалась из-за деревьев. Сашка смотрел, как они идут, стоя на левом берегу Бойне, и пытался прикинуть численность вражеского войска. Много, черт подери, как их много! Не меньше двух тысяч. Никак не меньше…

Шли фении легко, словно не сделали до этого несколько дневных переходов по пересеченной местности в доспехах и при оружии. Впереди колонны катилась богатая колесница, запряженная парой лошадей. На колеснице – высокий воин в броне, неподвижный, как столб. «Ишь как стоит! А ведь колеса-то без рессор!» Фении направлялись к единственному в этом месте броду через реку, и в их молчаливом движении читалась угроза.

Сашка оглянулся на своих. Войско построилось ровными рядами сразу за переправой. Союзников – русов, ирландцев и скандинавов – тринадцать сотен. Ангус собрал своих Туата де Данан, клан, который издавна служил его предкам. Савинов слыхал, что соседи считают этот клан, да и самого Ангуса чуть ли не мистическими существами. Колдунами, знающими запретное и к роду людскому, судя по рассказам, имеющими малое отношение. Считалось, что живут Туата в холмах – сидах, одноногие, однорукие и одноглазые, владеют всякой магией и богаты безмерно. Насчет богатства – это да. Ангус точно не беден, да и люди его хорошо живут. Стада у них тучные, обнесенные стенами городки построены и вправду на вершинах холмов, оружие хорошее, крепкое. Однако при чем тут колдовство, Сашка так и не понял. Может, завидуют соседи? Так ведь и сами неплохо живут. А может, в основе лежит какая-то другая история. Из тех, что с давних времен тянутся…