Переплавка - Алексей Шепелёв

— Как можно идти за советом к оппозиционеру? — продолжал ронять, словно камни, упрёки Стригалёв. — Вы что, не понимаете, каких страшных, недопустимых, недостойных советов я вам могу надавать?

— Не можете, — неожиданно спокойно произнес Никита.

Лицо хирурга непроизвольно дернулось.

— Не могу? Почему?

— У вас глаза добрые.

— Оооо… Восхитительная детская наивность, — в голосе врача Валерка уловил горькую иронию. — У законченных мерзавцев, когда они хотят кого-то обмануть, всегда добрые глаза. Очень добрые.

— Нет, — решительно мотнул головой Никита. — У них глаза не добрые, а такие… приторные. Сладенькие такие, но видно, что фальшивые. Добрыми они быть не могут: доброта, это такая вещь, которую подделать невозможно.

К такому ответу Стригалёв оказался не готов. Он удивленно хлопнул глазами, как-то удивительно беспомощно, совсем по-детски. Словно поменялся местами с Никитой и оказался мальчишкой, не с того ни сего бросившимся в спор со взрослым человеком.

— Вот, значит, как… Доброту не подделаешь? Ну, хорошо. Я вас слушаю.

Валерка глубоко вдохнул, словно собирался нырнуть в глубокий бассейн, и решительно произнёс:

— Виктор Андреевич, мы трое — пришельцы из другого мира.

Серёжка от неожиданности чуть не сел на пол там же, где стоял. А вот врач отнесся к новости без особого удивления.

— Интересно, очень интересно, — пробормотал он, по-прежнему опираясь правой рукой на подоконник. — Я бы даже сказал — безумно интересно. Но…

— Не верите? — прямо спросил Валерка.

— Как сказал очень давно один великий ученый: "Ваша теория безумна. Вопрос в том, безумна ли она в достаточной степени, чтобы оказаться верной".

— Нильс Бор, — уточнил Паоло. — И, если я правильно помню, то идея, а не теория.

Удивительно, но именно после этих слов в глазах Стригалёва промелькнул интерес, недоверчивый и уважительный одновременно. Промелькнул и сменился иронией.

— Для пришельцев из другого мира вы слишком хорошо знаете нашу историю. Фамилия Бора упоминается в школьном курсе физики, всё-таки создатель квантовой механики. Но вот про то, что он сказал эту фразу…

— Дело в том, что это не только ваша история, Виктор Андреевич, — пояснил Паоло. — Это ведь и наша история тоже.

— Вот как? Тогда я совсем ничего не понимаю, — признался врач. — Но это становится интересным. Ну-ка проходите и присаживайтесь. Пара стульев есть, двоим придется на диван. И давайте познакомимся, а то вы меня знаете, а я вас — нет.

Мальчишки себя упрашивать не заставили и гурьбой проникли в кабинетик. Валера и Паоло присели у стола: один — на стул, другой на вращающийся медицинский табурет. Всё ещё заторможенного Серёжку Никита за руку увлек на диванчик, туда же присел и сам хозяин.

— А это правда? — жарко шепнул Серёжка в самое ухо Никиты.

— Угу, — подтвердил тот.

— Улёт! — только и смог вымолвить мальчишка, даже не обидевшись на то, что друг до сих пор не поделился с ним этой тайной. Не до обид, когда такое вокруг происходит…

— Валерий Сергеевич Белов, четырнадцать лет, — начал представление Валерка. — Постоянно живу на космической станции «Плутон-16» на орбите системы Плутон-Харон. Там же учусь, перешел в восьмой класс средней школы с углубленным изучением астрономии. заочно-дистанционный компонент — физика низких температур.

— А что значит — "заочно-дистанционный компонент"? — почувствовав, что сейчас можно получить ответ почти на любой вопрос, Серёжка дал волю своему любопытству.

Валерка перевел взгляд на хозяина кабинета. Тот утвердительно кивнул:

— Мне тоже это интересно послушать.

— На самом деле всё очень просто. На станции может быть не так много людей, и потом в первую очередь — научные работники. А детей, наоборот, мало. Если на станции работает один из родителей, то их чаще оставляют у второго. Если оба, то всё равно иногда оставляют поближе к Земле — у родственников или в интернате. Поэтому на станции есть учителя только по базовому и расширенному компоненту, который совпадает с научным профилем станции. Но ведь не все, кто живет среди астрономов, хочет быть астрономом, верно? Кто-то мечтает врачом стать, кто-то заниматься информационными технологиями. Им нужны дополнительные компоненты уже в школе. На Земле или на Марсе вопрос решается проще некуда: переводишься в нужную школу и всё. А у нас перед началом учебного года подаются заявки на дополнительные компоненты. И на станцию передаются записанные лекции и практикумы по нужным предметам. А раз в месяц кто-нибудь из специалистов-преподавателей Юпитерианского Государственного Университета проводит семинары и контрольные опросы. Ну и письменные контрольные принимают тоже они.

— Разумная система, — оценил Стригалёв.

— Паоло Вентола, — возникшая после слов врача пауза подсказала подростку, что пришла его очередь представляться. — Постоянно живу на той же самой станции «Плуто-16». Учусь вместе с Валерио. Только дополнительный компонент у меня другой: нано- и микропроцессорная техника.

— Вы итальянец? — удивился хирург.

— Да, я из Флоренции.

— Флоренции? Гм…

— Что-то не так? — Валерка почувствовал неладное.

— Как вам сказать… Вы имеете ввиду старинный город на Апеннинском полуострове?

Паоло кивнул и дотошно добавил:

— Земля, Европа, Италия. Столица провинции Токсана. Город, в котором родился Данте Алигьери.

Стригалёв вздохнул.

— В нашем мире этого города давно нет.

— Как это — нет? — удивительно, но этот вопрос прозвучал не от опешившего Паоло. Спросили Никита и Серёжка. Не сговариваясь, но в один голос.

— Он исчез с лица Земли во время Третьей Мировой войны. Вместе со всем Апеннинским полуостровом и страной Италией. Такие вот дела.

Врач беспомощно развел руками.

— И никто не выжил? — тихо спросил Паоло.

— В ту войну вообще мало кто выжил, — грустно ответил Стригалёв. — Но итальянцы, конечно, остались. Прежде всего, те, кто жил в Альпах. Те, кто в момент катастрофы находились вне Италии. Ну и кто-то, конечно, сумел выбраться из самого котла. Немногие, но сумели. Ни в одну же секунду, в самом деле, вся Италия исчезла. А человек, знаете ли, на редкость живучее существо. Это я вам как врач говорю. Так что итальянцы у нас встречаются. И отдельные люди, и небольшие самоуправляемые общины. Но вот государства Италии у нас нет. Такие вот дела.

— Да уж, дела… — негромко протянул Никита.

— И ничего не осталось? — Паоло никак не мог поверить в произошедшее.

— Апеннинские острова. Довольно густой архипелаг. Как я понимаю, Италия была гористой страной?

— Ещё какой гористой, — тусклым голосом произнес Паоло.

— Мне жаль, что я тебя расстроил, но в нашем мире дело обстоит именно так. И исправить это, увы, невозможно. Результаты прошлых войн, в отличие от их итогов изменить невозможно. На них можно только учиться… Правда, у нас и этого не получается.

— У нас после Третьей Мировой была ещё Четвертая, — сказал Валерка. — Но Апеннинский полуостров никуда не делся. И вообще география Земли почти не изменилась. Ядерное оружие на Земле практически не применялось.

— Хватило ума, — констатировал Стригалёв. — А вот у нас, увы, не хватило. Правда, на Земле у нас давно уже никто не воюет. Хоть что-то сумели понять. Только, боюсь, улты скоро до Земли доберутся. Им-то её щадить нет никакого резона.

— Не доберутся! — не выдержал Серёжка.

— Хорошо бы, — вздохнул врач. Было видно, что мальчишкиного энтузиазма он не разделяет. — Ни один нормальный человек не хочет увидеть родную планету обгорелой радиоактивной пустыней. Как бы сильно он не ненавидел то, что в какой-то момент на ней творится. Всё равно не хочет. А если хочет, то он уже перестал быть нормальным, сошел с ума от своей ненависти.

— Разумеется, — кивнул Валерка. Ему казалось несколько странным, что нужно говорить о таких очевидных вещах. Хотя, он уже чувствовал, что в этом мире — надо. Здесь они очевидными, похоже, не были.

— После каждой войны, как бы она не закончилась, пусть даже самой славной победой, всё равно остается горечь утраты. Прежде всего и главное — о людях, которые могли бы жить, если бы не было войны. А потом ещё и о разрушениях, которые всегда войну сопровождают. Мне попадались старые слайды с видами Италии. Судя по ним, это была удивительно красивая страна. Вы говорите — Флоренция… Если не ошибаюсь, там был удивительно красивый собор Богоматери.

— Санта Мария дель фьёре, — тусклым голосом произнес Паоло. Подросток никак не мог оправиться от страшной новости о гибели родной страны.

— Наверное да. К сожалению, это было давно, я забыл название. Вообще о том, что было до Третьей Мировой, у нас осталось очень мало информации, почти все фонды погибли во время войны. А из того, что осталось, больше всего уцелело собственно про Россию. Довольно много про тогдашние ведущие мировые державы. А про остальные — очень мало из очень малого. Поэтому про Италию сегодня практически ничего не знают. Разве что в итальянских общинах… Но на Сипе, насколько мне известно, ни одной такой нет. Такие вот дела.