Прелюдия к большевизму - Александр Фёдорович Керенский

исполнительного комитета Советов настоятельно подчеркивала «острые перемены в сознании масс, которые произошли из-за авантюристских политических попыток (3–5 июля) совершить вооруженное восстание против Временного правительства», подготовленных анархистскими и большевистскими элементами и другими темными силами, действовавшими под их знаменами.

18 июля тот же Центральный исполнительный комитет единодушно заявил, что «реставрация боевой способности армии является наиболее серьезной проблемой текущего момента». Я уже цитировал многие другие его прокламации и резолюции, отмеченные тем же здравым смыслом. Достаточно пробежаться по страницам «Известий», чтобы убедиться в напряженности борьбы между государственными и анархическими партиями и заметить, как классовое чувство все больше и больше подчинялось в умах демократов нуждам государства, как возрождалось стремление к работе и порядку и как сознание необходимости жертв ради страны все глубже и глубже проникало в мысли людей. Стоит вспомнить, как самоотверженно армейские организации и комиссары сражались на фронте с большевистской пропагандой, как многие из них переоценили свои безрассудные ошибки первых дней революции и освятили свою борьбу с трусами и предателями собственной кровью. Стоит только просмотреть сотни резолюций, принятых в то время батальонами, полками и дивизиями, чтобы убедиться в том, что в умах солдат быстро протекал процесс очистки и что положение командующих офицеров постепенно улучшалось. В первую очередь мы не должны забывать, что повсюду в то время большевики были в меньшинстве и играли роль безответственной оппозиции. Их жалкая попытка организовать всеобщую забастовку во время Московского совещания, запрещение независимых акций на их митингах, а с другой стороны, дерзость демократии, протянувшей дружескую руку буржуазии, — все это не сон, но настоящая реальность, в которой мы жили до 27 августа и которая позволила мне ответить на предложение отложить провозглашение закона о смертной казни до прибытия 3-го кавалерийского корпуса, который для этой цели мне был совсем не нужен.

В целом сравнение сил показало, что все попытки повторить 3–5 июля наверняка обернулись бы ПОЛНЫМ ПРОВАЛОМ. И еще меньшей была какая-либо реальная опасность существовавшему тогда режиму, которую можно было бы ожидать от попыток правых экстремистов. «БОЛЬШЕВИЗМА ПРАВЫХ» КАК ТАКОВОГО БОЯТЬСЯ НЕ СТОИЛО. Это не был пороховой склад, который при взрыве уничтожает основы всего, но спичка, которая могла попасть на склад взрывчатых веществ, и тогда… Итоги 27 августа показали, ЧТО могло за этим последовать.

Один из наиболее выдающихся лидеров партии социалистов-революционеров, печально известный из-за своей неизлечимой склонности к левому экстремизму, говоря о мятеже Корнилова на последнем съезде своей партии в ноябре 1917 года, сказал: «Благодаря внезапному нарастанию энергии в борьбе против грозящего военного заговора и контрреволюции в какой-то миг удалось воссоединить силы революционной демократии против единственной великой партии класса русских собственников, который все еще занимал неопределенную позицию, — „партии народной свободы“ (конституционные демократы). Позиция социалистической демократии и довольно пошатнувшееся влияние Советов сильно укрепились благодаря этому подъему энтузиазма и энергии. Это дало возможность Советам, которые после событий 3–5 июля и дислокации на демократическом фронте сделались более умеренными, чтобы вновь соединиться в одну линию и спровоцировать новое ДВИЖЕНИЕ ВЛЕВО. Вот почему неудивительно, что многие товарищи, и я среди них, приветствовали действия Корнилова, как шаги, которые приведут эту УМЕРЕННОСТЬ страны к ее логическому завершению, к абсурду, к военному заговору, что позволит нам воспользоваться ошибками и промахами красных для того, чтобы сгладить и устранить весь тот вред, который был нанесен ошибками и промахами левых».

Я не был среди тех, кто «приветствовал» возможность передачи Советов под влияние большевиков, но я должен заявить, что на самом деле именно 27 августа сделало возможным 25 октября. А это на самом деле великое преступление, неискупимый грех против нашей родины тех наивных мечтателей, изощренных политиков и дерзких авантюристов, которые предприняли попытку спасти Россию методами «белого генерала» (генерала на белом коне). В своем «Обращении к народу» генерал Корнилов, несмотря на все доказательства обратного, заявлял, что Временное правительство действует под давлением большевистского большинства в Советах. Верил ли в этот вымысел сам Корнилов или намеренно лгал, не имеет значения, — не было ничего подобного, чтобы Советы явственно склонялись к правым. Однако сам Корнилов оказался замечательным пророком: почти незамедлительно за его заявлением Советы повсюду были фактически захвачены большевиками.

27 августа зажженная спичка попала в пороховой склад. 1 сентября резолюция большевиков, содержащая программу государственного переворота, была представлена Центральному исполнительному комитету Советов. Вот некоторые наиболее «выдающиеся» пункты. «Вся неустойчивая политика в отношении организации власти должна быть решительно отложена; политику компромиссов нужно пресечь на корню… Экстраординарную власть и безответственность Временного правительства более терпеть невозможно. Единственное средство состоит в создании власти, составленной из представителей революционного пролетариата и крестьян, чья политика будет основываться на следующих принципах: немедленное упразднение всей частной собственности на землю, то есть помещиков; земля должна быть изъята без компенсации и т. д.; трудовой контроль над всей продукцией и распределением согласно шкале, охватывающей все государство; национализация наиболее важных отраслей промышленности… жесткое налогообложение на все большие инвестиции и собственность и конфискация военных доходов; аннулирование всех тайных договоров и немедленное предложение демократического мира всем народам. Следует немедленно узаконить следующие меры: отмена всех репрессий, направленных против трудовых классов (читайте: „большевиков“) и их организаций; упразднение смертной казни на фронте и восстановление полной свободы пропаганды и всех демократических армейских организаций…» и т. д.

На этом же собрании Центрального исполнительного комитета даже Дан протестовал против «безответственности» Временного правительства, заявив, что «власти не имеют права» принимать какие-либо репрессивные меры для подавления двух большевистских газет, которые вели клеветническую кампанию против офицеров.

Была создана Красная гвардия, и она стала развиваться столь стремительно, что уже 5 сентября в Москве был выработан ее статус. 6 сентября меньшевики и социал-революционный президиум Петроградского Совета сложили с себя полномочия, и через несколько дней вместо Гоца, Скобелева и Церетели появились Бронштейн (Троцкий), Розенфельд (Каменев) и компания…

Повсюду проявлялась настоящая мания произвольных арестов; самопровозглашенные «комитеты по подавлению контрреволюции» вырастали во всех штабах, открыто отказываясь повиноваться моим приказам о прекращении деятельности после подавления Корниловского мятежа. Так называемая «межрайонная конференция» в Петрограде 6 сентября объявила: «…обсудив приказ Керенского, мы решили не распускать революционные организации для подавления контрреволюции и информировать Центральный исполнительный комитет Советов о вышеприведенном решении». Центральный исполнительный комитет согласился с точкой зрения межрайонной конференции.

7 сентября Московский Совет в первый раз отклонил резолюцию меньшевиков, выражавшую доверие Временному правительству и содержащую обещание поддерживать его на условии исключения из него кадетов (членов конституционно-демократической партии). Совет принял большевистскую резолюцию, которая 1 сентября не прошла в Петрограде.

30 августа вновь произошли отвратительные убийства офицеров армии