Апрель для Октября (СИ) - Лина Деева

Он был уверен: бегство Эйприл связано именно с этой историей, но не понимал, чем конкретно. Не могло же её в самом деле ущемить замечание о сходстве (говоря объективно, весьма поверхностном) с кем-то другим? Ангелам не свойственно себялюбие.

«Так же как и демонам — муки совести. Которые я сейчас испытываю».

Но в уходившей Эйприл по-прежнему не было темноты, и оттого единственное приходящее на ум объяснение не могло быть верным.

«Терзаться неизвестностью и тосковать от разлуки, словно какой-то смертный. Позор».

И всё же Дин был на волосок от того, чтобы вновь использовать Зов. Однако этого не понадобилось.

Лёгкая светлая тень, скользнувшая в сумерках по веранде. Едва различимые за шорохом дождя шаги. Тающий в воздухе след.

Не теряя ни секунды, Дин бросился к двери, распахнул её — и встретился глазами с неловко замершей в наклоне Эйприл. Немая сцена длилась пару ударов сердца, а затем неожиданная гостья деревянно распрямилась.

— П-привет. Я не знала, что ты здесь.

— Верю, — Дин смотрел в её бледное, с заострившимися чертами лицо, и в груди спиралью раскручивалось дурное предчувствие. — У тебя что-то произошло?

Эйприл тут же уставилась на острые носы туфелек.

— Всё в порядке. Я только хотела вернуть, — она сделала над собой усилие и подняла на Дина извиняющийся взгляд, — это.

И протянула ему раскрытую ладонь.

В вечерней хмари жадеит растерял весь свой блеск, отчего казался банальной стекляшкой.

— С чего бы вдруг? — Дин не спешил забирать подарок.

— Потому что мне не нужно чужого, — тихо и твёрдо ответила Эйприл.

— Камень твой.

— Нет.

Никогда и никому ещё Дин не проигрывал в схватке взглядов — и только эта мысль помогла ему не отвести глаза первым.

— Что за блажь тебе втемяшилась?

Нарочито раздражённый тон. В ответ на который — вопрос на вопрос.

— Скажи, кого ты на самом деле видишь, когда смотришь на меня?

— Тебя, разумеется. — И это абсолютная правда, она не может не почувствовать. — Откуда вообще эта вздорная ревность?

Последнее Дин сказал без умысла, однако эффект вышел совершенно неожиданный. Эйприл побледнела до прозрачности и крепко зажмурилась, будто не в силах вынести открывшееся её внутреннему взору.

— Да что с тобой такое?!

Дин шагнул вперёд, и испуганно распахнувшая глаза Эйприл шарахнулась от него, как от огня Геены. Пролепетала:

— Ничего, я пойду, извини, — но сбежать не успела. С быстротой опытного фехтовальщика Дин поймал её за предплечья и приказал:

— Посмотри на меня.

Эйприл отчаянно замотал головой.

— Эйприл.

Он впервые назвал её по имени, однако вместо того, чтобы удивиться и отвлечься, Эйприл сжалась, будто грешник в ожидании неминуемой кары. Нестерпимо захотелось прижать её к себе, успокаивая, погладить по закаменевшим плечам, коснуться губами пушистой макушки. И тем не менее Дин отступил — хотя для того, чтобы разжать руки, ему потребовалась запредельное усилие воли.

— Эйприл.

Пессимистичная часть Диновой натуры была уверена, что не удерживаемая более ангел мгновенно исчезнет. Однако та осталась — лишь за спиной у неё возникло марево наполовину открытого портала.

— Эйприл, я, — следующее слово царапнуло гортань непривычным, — прошу: давай договорим. Я должен понять, чем тебя обидел.

— Ты не обидел, — голос ангела напоминал шелест. — Я просто… поняла кое-что. И прежде должна с этим разобраться. Прости.

Она поняла? Невозможная догадка молнией прошила Дина от темени до пят.

— Что же. — Это необходимо проверить, как бы ни велика была опасность всё разрушить. — Тогда ещё два слова, и иди.

Эйприл кивнула, и оформившийся позади неё портал вновь потерял чёткость.

— Понятия не имею, отчего ты так переживаешь из-за похожести или не похожести на кого-то. Более того, я считаю, что этот вопрос выеденного яйца не стоит, и всё-таки скажу. Самоотверженность, доверие, умение прощать свойственны всем ангелам, но, на моей памяти, лишь у тебя эти качества проявлены так ярко. А в своих желании идти на диалог, способности слышать оппонента и умении признавать ошибки ты, я думаю, вообще одна на все три мира.

— Ты мне ужасно льстишь, — пунцовая от смущения Эйприл не знала, куда деваться. — Во всём этом нет ничего особенного, просто ты в Аду отвык…

— Вряд ли. Погоди спорить! Я ведь ещё не сказал о главной твоей особенности. — У Дина пересохло во рту, как у фальшивомонетчиков в восьмом круге, отчего он на автомате прочистил горло. — За все тысячелетия, что я живу на свете, у меня был только один друг — Хина. И только один — одна — больше, чем друг. Ты.

На несколько мгновений наступила мёртвая тишина: ни стука капель, ни звука дыхания, ни удара сердца.

«Потерял».

Но одновременно с этой мыслью об пол звонко ударился выпавший из ослабевших пальцев жадеит. А забывшая о камне Эйприл вместо того, чтобы шагнуть назад, в портал, сделала шаг вперёд. По-прежнему не поднимая головы, ткнулась лбом Дину в плечо, да так и замерла.

— Эйприл.

Очень аккуратно, до позорной дрожи боясь, что понял её неправильно, Дин положил руки на худые напряжённые плечи. Сердце сходило с ума, то пытаясь сломать рёбра, то застывая подстреленной птицей.

— Пожалуйста, посмотри на меня.

Лицо в ладонях. Ответный, непривычно тёмный взгляд из-под густых ресниц. Влажно разомкнутые губы, вкус которых, однажды попробовав, невозможно забыть.

— Ты просила больше так не делать.

Легчайший вздох. Опущенные ресницы. И добровольное движение навстречу.

Прекратившийся было дождь пошёл снова, сильнее, непроницаемой серой завесой отгораживая от остального мира затерянный домик в горах и двоих на его веранде.

Глава 24

— Не боишься?

Защищая Эйприл от холода и сырости, Дин обнимал её не только руками, но и крыльями.

— Падения? Нет. Я не чувствую дурного, да и потом, любовь — не грех.

Неискажённая любовь, мысленно поправил Дин. Один из главных аспектов Создателя, и какое счастье, что полюбить иначе Эйприл попросту не сумела бы.

«Ладно, Бог, — думал Дин, вдыхая нежный запах ландыша, исходящий от светлых волос. — Этот дар я от Тебя приму. И, может быть, даже поблагодарю за него».

— А как насчёт ревности? — поддел он вслух.

— А что насчёт ревности? — Эйприл самую малость отстранилась, чтобы посмотреть снизу вверх. — Если ты обо мне, я не ревновала. Ты же не моя — да и вообще ничья — собственность. Это просто, ну, земные ассоциации. Ревности с любовью, а любви — с тем, что я, — она чуточку покраснела, — чувствую. Как последний кусочек головоломки, без которого не ясен её смысл.

— Я так и думал, — кивнул Дин и, не собираясь противиться искушению, склонился над ней. И