Занимательная ботаника - Александр Цингер

Замечательно, что для столь быстрого завоевания Старого Света элодея совсем не пользовалась семенами. Она – растение двудомное, и в Европе встречаются только женские экземпляры, не дающие семян [76] .

Она распространялась из реки в реку, из озера в озеро только переносом обрывочков побегов, которые прицеплялись к лодкам, к рыбачьим сетям, к ногам водяных птиц и т. п. Можно не без некоторого права утверждать, что все элодеи, расселившиеся в Европе, суть разросшиеся клочки одного единственного экземпляра, побег которого когда-то случайно перебрался через Атлантический океан.

He следует думать, что элодея, заполнившая наши воды, приносит нам одни неприятности.

Оказывается, элодея приносит и некоторую пользу: ее заросли служат отличным приютом для мальков наших рыб, которые гораздо лучше размножаются под ее защитой.

На берегу пруда или речки, где так привольно разрастается элодея, вы можете часто встретить зеленые заросли аира (Acorus calamus). Это тоже, как и элодея, чужеземец, пришелец из далеких стран, отлично живущий в подходящих сырых местах и у нас, и в Западной Европе. Родом он не из Америки, а из Восточной Азии. Его наступление на Европу происходило с востока гораздо раньше наступления элодеи. На востоке Европы аир стал расселяться, вероятно, в XV веке, в XVI веке он уже стал появляться в области нынешней Германии и далее на западе. Замечательно, что аир, как и элодея, размножается у нас исключительно вегетативным способом, т. е. отростками, обрывками корневищ и т. п. Он очень часто цветет, но семян в нашем климате никогда не приносит. Благодаря узким, плоским, мечевидным листьям несведущие люди часто смешивают аир с осоками или злаками, живущими у воды; но, приглядевшись к цветочным початкам, легко подметить, что это – растение совершенно особой породы. Аир относится к семейству Аройниковых (Агасеае), к которому из наших подмосковных растений принадлежит еще один только белокрыльник (Calla palustris), часто встречающийся по болотам. Да и продвигаясь от Москвы на юг, вплоть до Южного берега Крыма, мы найдем самое большее еще двух представителей этого семейства.

Рис. 98. Аир (Acorus calamus) . Около 1/3 натуральной величины.

Общий вид цветущего аира чрезвычайно своеобразен. Стебель, поддерживающий початок, почти такой же плоский, как и лист, а чехол (соответствующий белому чехлу белокрыльника) зеленый и имеет вид продолжения стебля. В общем получается такая картина, как будто початок растет из листа.

Но вернемся к нашему водяному ореху.

Трудно сказать, насколько быстро сокращается область распространения чилима в наше время. Возможно, что нашим ближайшим потомкам уже придется взять его под опеку, чтобы сохранить от окончательного исчезновения.

Если вы, читатель, живете в местности, где чилим обыкновенен, то не забывайте, что для ваших товарищей, любителей ботаники, живущих в других местах, он представляет огромный интерес. Если вы сами живете там, где чилим не встречается, постарайтесь добыть себе хоть несколько его плодов. Изучите видоизменения, которые здесь можно наблюдать. Попробуйте сосчитать, сколько приходится на сотню или тысячу орехов тех или других видоизменений. Может быть, вы попробуете его разводить. Право, стоит обратить внимание на это курьезное растение, которое изобрело якорь за миллионы лет до первой лодки, построенной человеком.

Разрыв-трава

Когда я еще мальчишкой помогал отцу при собирании растений, я, со свойственной всем детям фантазией, без конца мечтал найти что-нибудь совершенно необыкновенное: какой-нибудь удивительный новый цветок, какое-нибудь невиданное допотопное растение, уцелевшее где-нибудь в глуши лесного оврага, и т. д.; мечтал даже найти растение, переселившееся на Землю с какой-нибудь другой планеты (хотя это было задолго до романа Уэллса о нашествии марсиан).

Впрочем, одна нелепость не приходила в мою детскую голову: я никогда не мечтал пойти в Иванову ночь в лес и найти там «разрыв-траву» – огненный цветок папоротника. Еще в те времена, когда я отправлялся на ботанические экскурсии «верхом на палочке», я уже знал, что у папоротников никаких цветов не бывает и что размножаются они спорами, вырастающими на изнанке листьев.

Рассказывая о папоротниках, отец говорил мне:

– Цветов у папоротника не бывает, но есть папоротники, у которых споры образуются на отдельных частях листа, пожалуй, похожих на кисточку цветов или бутонов. У нас водятся два очень интересных маленьких папоротника такого рода: гроздовик (Воtrychium) и ужовник (Ophioglossum) [77] .

Показав мне эти папоротнички на рисунках, отец добавил:

– Ботрихиум я в нашей местности изредка находил, вот офиоглоссума еще не находил никто. Вероятно, он вовсе уже не так редок, но трудно его заметить. Вот ты – глазастый; найди мне офиоглоссум, будешь молодец! Растет он обыкновенно на сыроватых, мшистых местах.

Надежда найти офиоглоссум увлекла меня, разумеется, чрезвычайно. Немало исходил и даже исползал я подходящих мест, но все – тщетно. Лишь на следующее лето пришлось мне впервые увидеть офиоглоссум, но первыми подметили его не мои зоркие детские глаза, а близорукие, но более опытные глаза отца. Любопытно, что отец нечаянно нашел первый офиоглоссум точь-в-точь при таких же условиях, как раньше нашел его еще один ботаник. Отец выкапывал одну из красивейших наших орхидей (Orchis militaris – ятрышник шлемовидный), чтобы пересадить в садик около дома, и вдруг на том коме земли, с которым была выкопана орхидея, заметил крошечный офиоглоссум [78] .

Рис. 99. а – ужовник обыкновенный (Ophioglossum); б – гроздовик, ключ-трава (Botrychium).

«Лиха беда начало» – говорит пословица. На следующей экскурсии отец сразу нашел целую группу этих оригинальных папоротничков. Присмотревшись к ним, и я стал находить их то здесь, то там, и очень скоро офиоглоссум перестал быть для меня заманчивой редкостью. Оказалось, что ботрихиум, ранее считавшийся более обыкновенным, на самом деле встречается у нас заметно реже.

В эпоху первых гимназических годов отыскивать папоротнички было моей специальностью, своего рода любимым спортом, а потому, когда к моему отцу обратились с просьбой собрать для издания по сто экземпляров более интересных растений, именно мне была поручена задача найти сотню офиоглоссумов и сотню ботрихиумов. С офиоглоссумами сладить можно было сравнительно легко, тем более что они часто встречаются целыми группами; но с ботрихиумами дело подвигалось плохо, несмотря на помощь брата. Мы могли найти не более трех-четырех штук в день; но ведь требовалась в короткий срок целая сотня. Мы привлекли к работе приехавшего к нам гимназического товарища. Сперва он казался безнадежно плохим помощником. Чтобы приучить его к работе, мы находили ботрихиум, очерчивали вокруг него небольшой участочек земли и говорили:

– Вот внутри этой границы наверняка есть ботрихиум, совершенно такой же, как вот этот, который у тебя в руке. Отыщи!

Товарищ бился час, перебирал всю траву руками, и все же не умел найти или – еще странней – указывал нам другие растения, имевшие лишь отдаленное сходство с ботрихиумом. Лишь два дня спустя он как-то сразу овладел способностью быстро замечать ботрихиумы среди других трав, стал находить их не хуже нас с братом и значительно ускорил добычу сотого экземпляра.

Несравненно реже, чем маленький Botrychium lunaria, встречается у нас более крупный Botrychium matricariae, иначе называемый Botrychium rutaefolium (гроздовик рутовый). Когда я в ранней юности находил его, я радовался так, как радуется рыболов, поймавший на удочку огромную щуку, или охотник, застреливший медведя. Однако мне везло: я набирал их достаточно и для гербария отца, и для многих его знакомых ботаников.

Рис. 100. Гроздовик рутовый (Botrychium matricariae).

Рис. 101. Спорангии ботрихиума: 1 – в сырую погоду, 2 – в сухое время.

Не так редко, но все же далеко не часто Botrychium matricariae можно найти на торфяниках. Много позднее, после моих мальчишеских увлечений, я нашел однажды под Москвой, на очень небольшой полянке, около торфяного болота, сразу 22 великолепных экземпляра. Все они были на редкость крупные; лишь один из них не превышал обычно указываемой нормы от 8 до 15 сантиметров; остальные были не менее 20 и доходили до 32 сантиметров. Довольно тщательно осмотревши окрестные подходящие места, я на значительном участке в два-три кв. километра нашел еще только один экземпляр. Осматривая те же места еще несколько раз в последующие годы, я уже ни разу не находил ни одного. Надо полагать, более частыми они бывают лишь местами и только в некоторые урожайные годы [79] .

Из явлений, которые всякий любитель может наблюдать с маленькими папоротничками, упомяну об одном любопытном приспособлении. Если вы будете наблюдать спороносный колосок в период зрелости спор, вы можете подметить, что с п о р а н г и и, т. е. те шарообразные коробочки, в которых заключаются споры, в сухую погоду бывают открыты, а в сырую – закрываются. Цель приспособления понятна: только в сухом воздухе сухие споры могут разноситься ветром. Наблюдая спорангии в лупу, легко видеть, что стоит только дохнуть на открытый спорангий, и он закрывается.