Таверна 'Зелёная фея' (СИ) - Мария Доброхотова

сдался и позволил её маленьким пальчикам ощупать его руки, ноги, грудь и лицо в поисках “поломанных кусков”. — Велел передать, что таверна наша работать не будет. Эти люди должны были заказать побольше, нажраться и уйти, не заплатив. Он дал им денег, чтобы довольны остались даже те, кто получил от меня в нос. Проклятье… — выругался он сквозь зубы и некоторое время молчал, будто не решался начать разговор. — Мне нужно поговорить с вами, ребята.

— Хорошо, я только закончу…

— Нет, — Робб настойчиво убрал эльфийские руки от себя. — Сядь и послушай меня. Это важно. Потому что на этом наша авантюра с таверной заканчивается.

Виара и Ольф переглянулись. Парень даже поднялся, выпрямился, и смотрел так настороженно, что снова напомнил огромного кота.

— Робб? Что это значит?

— А это значит, — Робб грузно облокотился на стол, по которому был рассыпан кое-как порезанный капустный лист; еще пятнадцать минут назад он думал, что научиться готовить — это важно. — Это значит, что мы сегодня извели почти все продукты. Денег не получили, а значит, идти завтра на ярмарку нам не с чем. Этот богатый прыщ дал понять, что просто так он нас в покое не оставит, и я тут подумал… Не для меня это всё, ребятки. Мой папаша был разбойником, и я сам такой же. Разбойником и помру. Завтра я уйду отсюда.

Виара стояла перед ним ни жива, ни мертва. Вся её уверенность вмиг облетела, как засохшие листья, и она снова предстала запуганным зверьком, который жался к стойке в забытой грязной таверне. Она смотрела на Робба во все глаза, иногда открывала рот, чтобы что-то сказать, но не решалась.

Ольф откинулся на стуле, скрестив руки на груди, и смотрел мрачно исподлобья.

— Это что получается, дядя Робб, ты нас бросаешь?

Робб усмехнулся чересчур резко, нервно, пряча за кривой улыбкой глубокое чувство вины.

— Вам продуктов хватит на первое время. Если ты вернешься обратно в блохастую форму, Виара продержится подольше. А так вы уже большие, ребятки. Как-то до этого справлялись, справитесь и без меня.

— То есть ты всё бросаешь? Ты почти месяц тут горбатился, кровати делал, ставни крепил, сбитень варил этот мерзкий. И всё зря?

Робб подался вперед, опираясь на столешницу.

— Да, я варил, строгал и крепил. Помнишь, что я твоему Дрелондону подал на ужин? Картошку и безвкусное мясо, что мои сапоги. Это всё, что у нас было. А теперь нам разгромили зал, обокрали, и у нас снова ничего нет. Я не хочу начинать с начала. Сил у меня нет, — он посмотрел на Виару. Она обхватила себя руками и казалась особенно тоненькой и ломкой посреди захламлённой кухни. Только огромные зелёные глаза с грустью смотрели на него. — Прости. Я же говорил, что не заслуживаю любви.

Виара шмыгнула носом. Она не плакала, но слезы были совсем рядом, и нос её стал чуть розовым, как у кролика.

— Глупо было надеяться, что я кому-то нужна…

Ольф вскочил так резко, что стул отскочил и с грохотом повалился.

— Робб, ну и свинья же ты! — воскликнул он. Подошёл к Виаре, обнял её за плечи, и она уткнулась ему в грудь. Робб почувствовал слабое недовольство: тянет мальчишка руки, куда не следует, да только и не выскажешь ему теперь ничего. Он вздохнул, уронил голову на руки.

— Вот что вы от меня хотите, а? — произнёс он глухо.

— Чтобы ты боролся, — жарко ответил Ольф. — Ты тут хвастал, что ты разбойник.

— Я не хвастал, — так же глухо отозвался Робб.

— Но так и веди себя, как разбойник!

Робб устало поднял голову.

— Ты хоть раз разбойников видел? Что ты такое несёшь? Это не романтики со шпагами, а мерзавцы, которые у вдовы с семью детьми последнее отберёт.

— Хорошо, — не сдавался Ольф. — Тогда веди себя, как человеческий самец. Вы же любите выяснять, кто сильнее, вот и докажи, что ты лучше этого мягкого человека в повозке.

— Можно подумать, вы, коты, не меряетесь, у кого хвост длиннее. Всё, — Робб распрямился, потёр лицо ладонями, — хватит. Завтра закончу дела и буду собираться в дорогу. Без меня вам будет лучше.

Он осмотрел кухню: старые занавески на окнах, за которыми чернела ночь, масляную лампу, стынущее гороховое пюре и сожженные куски мяса, стол, усыпанный капустой — всё, что заставило чувствовать себя, как дома, что начало размягчать его сердце, как горячая вода размягчает старую мозоль. Нет, не заслужил он ни тепла, ни уюта, ни дочерний любви девчонки.

— Ты не можешь уйти, — вдруг заявила Виара. Глаза её были красными, голос — гнусавым, но в нём слышались отголоски гнева. — У тебя есть долг, помнишь?

— За мою жизнь? — обреченно выдохнул Робб. Сам же сказал, дурак, сам дал ей все карты на руки.

— Нет. Тридцать агортов Космине. Ты уйдёшь, не отдав бедной женщине долг?

Верно, а он и забыл. Космина, высокая, статная, весёлая и сильная. У него сжималось сердце от одной только мысли о её улыбке. Или крутых бёдрах, он так и не решил, что сильнее запало ему в душу. Ещё один пункт в список того, чего он не достоин. Идея с таверной была все-таки по-настоящему скверной, потому что теперь на душе у него скребутся какие-то бурундовы твари и выворачивают сердце наизнанку, а от этого портится сон и аппетит. Робб хмурился, строго смотрел на Ольфа и Виару, вцепившихся друг в друга, словно они тонут, пытался что-то придумать, но потом вздохнул и сдался.

— Ты права, девочка, долг придётся вернуть, — сказал он. Виара просияла, Ольф хитро хмыкнул. — Но потом я уйду!

Втроём они вышли в разгромленный зал, встали бок о бок, созерцая. Еще час назад таверна сияла чистотой, была наполнена светом и радостными голосами. Теперь-то понятно, что радовались они предстоящему разорению таверны. Недавно в ней пахло жареным мясом и мёдом, и деревом, и травами. Теперь же зал являл собой печальное зрелище: мебель валялась на полу, часть была сломана, все вокруг покрывали объедки и липкие лужи, к которыми уже успела пристать грязь. Одна из ставен треснула, когда Робб отправил своего противника в неё головой, и трещина напоминала свежий шрам.

— Что ж, работы здесь много, — протянула Виара.

— Завтра займёмся, — отозвался Робб, который избегал смотреть на ставни. Проклятье, Виара и Дрелондоном так старались над ними, а он опять всё сломал.

— Нет уж, — Виара упрямо мотнула головой. — Завтра мы спустимся в чистый зал, сделаем завтрак и покушаем, как приличные эльфы. И ничто не будет нам напоминать о сегодняшнем позоре.

— Мебель