Век Наполеона - Уильям Джеймс Дюрант

оправдывает средства».39 Через несколько часов после вынесения приговора она была казнена на на площади Революции. Она с гордостью принимала проклятия собравшейся толпы и отвергла предложение священника провести религиозную церемонию.40 Она умерла, так и не успев осознать, насколько роковым окажется ее поступок для жирондистов, которым она думала служить. Верньо, выступая от их имени, понял это и простил ее: «Она убила нас, но она научила нас умирать».41

IV. «ВЕЛИКИЙ КОМИТЕТ»: 1793

Конвент оставил за собой право ежемесячно пересматривать состав Комитета общественной безопасности. 10 июля — его мирная политика, внешняя и внутренняя, провалилась — он сместил Дантона; затем 25 июля, как бы в знак своего неизменного уважения, он избрал его своим президентом на обычный двухнедельный срок. Его первая жена умерла в феврале, оставив его с двумя маленькими детьми; 17 июня он женился на шестнадцатилетней девушке; к 10 июля он заново обвенчался.

27 июля Робеспьер был назначен членом Комитета. Дантон никогда не любил его; «у этого человека, — говорил он, — не хватит ума, чтобы сварить яйцо».42 Тем не менее, 1 августа он призвал Конвент предоставить Комитету абсолютную власть. Возможно, в знак сожаления об этом совете он заметил Десмулену, когда они смотрели на закат, разгоравшийся над Сеной: «Река течет кровью». 6 сентября Конвент предложил восстановить его в Комитете; он отказался.43 Измученный и больной, он покинул Париж 12 октября и отправился на отдых в дом, который он купил в своем родном Арси-сюр-Об, в долине Марны. Когда он вернулся 21 ноября, в Сене текла кровь.

В течение того лета «Великий комитет», как его стали называть, принял свою историческую форму. Теперь он состоял из двенадцати человек: все из среднего класса, все с хорошим образованием и достатком, все знакомы с философами и Руссо; восемь из них юристы, два инженера; только один из них, Колло д'Эрбуа, когда-либо работал руками; пролетарская диктатура никогда не бывает пролетарской. Мы объявляем перекличку:

1. Бертран Барер, тридцати восьми лет, к разнообразным обязанностям добавил задачу представлять и защищать в Конвенте решения, принятые Комитетом, и подтверждать их декретами; любезный и убедительный, он превращал смертные приговоры в красноречие, а статистику — в поэзию. У него было мало выживших врагов, он менялся вместе с политическими течениями и дожил до восьмидесяти шести лет, достаточно долго, чтобы узнать о смертности правительств и идей.

2. Тридцатисемилетний Жан-Николя Бийо-Варенн утверждал, что католическая церковь — самый опасный враг революции и должна быть уничтожена. Он поддерживал связь с секциями и Коммуной и проводил свою бескомпромиссную политику с упорством, которое заставляло бояться его даже коллег по комитету. Он взял на себя переписку и отношения с провинциями, возглавил новый административный аппарат и на некоторое время стал «самым влиятельным членом Комитета».44

3. Сорокалетний Лазарь Карно, уже выдающийся математик и военный инженер, возглавил французские армии, составлял карты кампаний, инструктировал и дисциплинировал генералов, завоевал всеобщее уважение своими способностями и честностью. Сегодня во всей Франции почитают только его.

4. Жан-Мари Колло д'Эрбуа, сорок три года; в прошлом актер, он страдал от недостатков, угнетавших театральную профессию до революции; он никогда не простил буржуазии, что она закрыла перед ним двери, и церкви, что она отлучила его от церкви в силу его профессии. Он стал самым суровым из Двенадцати в обращении с «купеческой аристократией» и однажды предложил в качестве меры экономии взорвать минами парижские тюрьмы, переполненные подозреваемыми, скопидомами и спекулянтами.45

5. Тридцативосьмилетний Жорж Кутон был настолько искалечен менингитом, что его приходилось возить в кресле, куда бы он ни пошел; он приписывал этот недуг сексуальным излишествам в юности, но его обожала жена. Это был человек с добрым сердцем и железной волей, который отличился гуманным управлением важнейшими провинциями во время Террора.

6. Тридцатичетырехлетний Мари-Жан Эро де Сешель казался не на своем месте и не на своем месте среди дуодецемвиров; он был дворянином в мантии, богатым адвокатом, отличавшимся элегантными манерами и вольтеровским остроумием. Когда он почувствовал, что революционный прилив захлестывает его, он присоединился к атаке на Бастилию, написал большую часть Конституции 1793 года и служил неукоснительным исполнителем политики Комитета в Эльзасе. Он жил безбедно и содержал знатную любовницу, пока 5 апреля 1794 года его не настигла гильотина.

7. Сорокасемилетний Роберт Линдет отвечал за производство и распределение продовольствия в условиях все более управляемой экономики и творил чудеса логистики, кормя и одевая армии.

8. Клод-Антуан Приер-Дювернуа, прозванный «Приером с Орского берега», в возрасте тридцати лет совершил подобные чудеса в снабжении армий боеприпасами и материальными средствами.

9. Пьер-Луи «Приор с Марны», тридцати семи лет, тратил свою грубую энергию на то, чтобы привлечь к революции католиков и роялистов Бретани.

10. Андре-Жанбон Сент-Андре, сорок четыре года, протестантского происхождения и иезуитского воспитания, стал капитаном торгового судна, затем протестантским министром; он возглавил французский флот в Бресте и повел его в бой с британским флотом.

11. Луи-Антуан Сен-Жюст, двадцати шести лет, был самым молодым и странным из Двенадцати, самым догматичным, неукротимым и интенсивным, enfant terrible Террора. Воспитанный в Пикардии своей овдовевшей матерью, которой он восхищался и потакал, он страстно влюбился в Сен-Жюста, отверг все правила, бежал в Париж с серебром матери и потратил его на проституток,46 был пойман и ненадолго заключен в тюрьму, изучал право и написал эротическую поэму в двадцати кантах, воспевающую изнасилования, особенно монахинь, и прославляющую наслаждение как божественное право.47 В Революции он сначала нашел очевидное оправдание своему гедонизму, но ее идеалы вдохновили его на возвышение своего индивидуализма до римской добродетели, которая готова пожертвовать всем, чтобы воплотить эти идеалы в жизнь.48 Он превратился из эпикурейца в стоика, но до конца оставался романтиком. «Когда настанет день, — писал он, — который удовлетворит меня тем, что я не смогу наделить французский народ мягким, энергичным и рациональным образом, несгибаемым против тирании и несправедливости, в этот день я зарежу себя».49 В «Республиканских институтах» (1791) он утверждал, что концентрация богатства превращает в насмешку политическое и юридическое равенство и свободу. Частное богатство должно быть ограничено и распространено; правительство должно опираться на крестьян-собственников и независимых