(не) просто сосед (СИ) - Андриевская Стася

После долгого, почти в полночи, секса, Ирина села на постели и озабоченно поджала припухшие от поцелуев губы.

— Теперь всё? Я могу рассчитывать, что ты больше не появишься?

Руслан замер.

— Не понял?

— Да ладно? Чего не понятного-то?

— Но я же сказал — я не совершал!

— Это ты сейчас так говоришь, сейчас вообще можно что угодно говорить. А тогда сам признался! И виновен ты, там, или нет — ты всё равно отсидел, а это клеймо! Для нормальных людей ты — конченый! Ты — насильник! И я не хочу, чтобы моя дочь знала, что у неё такой отец. — Подняла на него ненавидящий взгляд: — Ну зачем ты приехал? Чего тебе от меня надо? Отомстить за интрижку с Калашниковым? А ты обо мне подумал? Мне каково было, когда ты признал вину?! Какой дурой я оказалась в глазах окружающих? И кто меня тогда поддержал? Он! И денег дал, и жизни красивой. И если бы я знала, что бывает такая жизнь как с ним, я бы с тобой и не связалась никогда! — Помолчала. — Как же я ненавижу тебя, Подольский! Только от позора того отошла, только жизнь наладилась — новый город, муж, дети, репутация… И опять ты! Ну чего тебе надо?!

Руслан тоже сел, упёрся локтями в колени. Хотелось то ли выть, то ли молотить кулаками в стену, но он только усмехнулся — зло, сухо, так, чтобы бывшая и не заподозрила, каково ему сейчас на самом деле.

— Я не понял, если у тебя всё так замечательно — семья, репутация — ты зачем тогда в постель ко мне полезла?

— А как с тобой по-другому? Или мне нужно было дождаться, пока ты ещё и меня изнасилуешь?

…Это был первый и последний раз, когда он ударил женщину. И когда, одеваясь на ходу, хлопнул дверью номера, Ирина так осталась сидеть на взмокшей от недавней страсти постели и прижимать к пылающей щеке ладонь. Больше он её не видел. И дочке жизнь ломать тоже не стал.

Почти два года запоя и саморазрушения. Мать звонила, просила приехать. Сестра звонила, взывала к совести, заставляла ехать к матери. А он понимал, что не может. В таком виде — точно нет. Надо было взять себя в руки, привести жизнь в порядок, а уже потом…

Похороны матери прошли без него — он даже не знал, что её больше нет. А когда узнал, чуть не вздёрнулся — собутыльник Жора не дал. И именно это и стало точкой отсчёта новой жизни.

Вернулся в родной город, с большим трудом устроился подаваном[6] на шиномонтажку, потом жестянщиком, потом механиком. Потом открыл свою маленькую точку. Потом расширился — один раз, другой, третий…

Знакомая до мельчайших деталей колея, родная стихия и страсть. И злость. И дело пошло, не могло не пойти. А вот с бабами…

Он им больше не верил, ждал подвоха, не подпускал близко к сердцу. И как назло, встречал именно таких, как бывшая жена, как эта кукла Марина или парикмахерша Светка, и целое полчище таки же — потерянных, ищущих выгоды, готовых в любой момент либо переметнуться, либо перегрызть горло.

Отдельная история — Лорик. Сама по себе кошка. И хотя её вольная философия отзывалась Руслану пониманием и, в принципе, ей-то он доверял… Но Лорик была свой пацан, женщина-дружище, а это значит — секс по дружбе и ничего ближе.

Вспомнил о том, что она звонила. Взял телефон, посмотрел — ещё два пропущенных от неё. И вот тоже — ещё на прошлой неделе она писала из Норвегии, что всё у неё там классно, любовь-морковь и все дела, а едва вернулась, и сразу звонит. Руслан потому и не ответил, что не хотел разочаровываться ещё и в ней.

Вспомнил куклу Марину и то, как восхищается ею Мансур. Усмехнулся. Не-е-ет, не видал ты настоящих женщин, Валихан Айратович! Таких, которые плавят изнутри, наполняют нежностью и желанием защищать. Которую хочется не под себя переделывать, не благодарности от неё требовать, а просто вращаться на её орбите, довольствуясь случайным взглядом и возможностью пройти по её следу. Служить ей, как какой-нибудь долбанный рыцарь.

«Так нельзя любить, это добровольное рабство…» — вздыхала когда-то мать.

Да, мам, может, и нельзя. Но кто об этом знает… пока не полюбит?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Глава 21

Узнать в этом рыжеватом, лысоватом кабане, причём не жирном, а именно здоровом, квадратном, будто отлитом из свинца, того юркого пацанчика, что гонял когда-то тачки на техосмотр в гараж к Калашу было бы не реально, если бы не тот самый громогласный открытый смех и простота душевная, граничащая с бесцеремонностью. Ну и имя, конечно.

В сервис к Руслану «Патриот» Максима эпично притащил на двух тросах трактор.

— Я манал его, эти ваши кушеря! — будто бы даже радостно заорал Макс, на вердикт Руслана о том, что пробитый картер не заварить, придётся менять, а для этого, сначала заказать новый. — Там ямка-то, кажется, с гулькин хер была, а вишь, как зацепило! Где я только до этого не скакал, по таким вы́ебонам, а тут, блин, ну на ровном месте! Но слушай, братан, это судьба! — хлопнул Руслана по спине. — Я и представить не мог, что это ты здесь обосновался. Так, мимо иногда проезжаю, смотрю, как сервис раскручивается, но чтоб ты… А чего неприметненько-то так у тебя с дороги? Рекламу бы тебе, замануху какую-нить…

Говорил, а сам посматривал через плечо назад, туда, где у ворот стояла «Камри» Руслана. Так и магнитила она его. Не выдержал, мотнул на неё головой:

— Слушай, продай, а?

Руслан рассмеялся:

— Не. Такая корова нужна самому. У нас с ней любовь с первого взгляда.

— А знаешь, я тебя понимаю. Я её когда в скупке увидал, чуть не прослезился, как будто в прошлое вернулся. Всё-таки, отвязное было времечко! Можно хоть посижу?

Залез в салон, погладил руль. Пооткрывал козырьки, проверил бардачок.

— Да-а-а… Молодость моя. Где ты её взял-то?

— Случайно наткнулся, у кореша одного во дворе стояла, битая, гнилая, без доков. За честное слово купил. Буквально копейки. Зато потом столько в неё вбухал, что проще было бы новую взять.

— Новая, — усмехнулся Макс, — новую каждый дурак может! Ты это, братан, если вдруг надумаешь продавать — я возьму, лады? Без разговоров, любую цену дам.

— Не, не надумаю.

Максим любовно провёл рукой по панели:

— Ну тогда береги её. А если что, и нужда будет снова в залог — ты лучше ко мне обратись, я лучше так, по-свойски тебе помогу, чем в чужие руки попадёт.

— А ты чем занимаешься?

— Говном, — заржал Макс. — Не, серьёзно! У меня даже погоняло среди рабочих — господин Говнолог. Почётное звание, ёпта!

— Не понял?

— Куриный помёт в биоудобрения перерабатываю. В промышленных масштабах.

— Мм, — озадаченно хмыкнул Руслан. — Неожиданно. И как? Берут?

— А то! Основной поток на Европу и Эмираты гоню, расширился на четыре региона, пятнадцать птицефабрик окучил, сотни тысяч тон продукции ежедневно, а спрос всё равно превышает предложение. Так что работа, слава Богу есть, только успевай крутиться. И ты, если что, обращайся, без всяких там условностей. — Рассмеялся: — Не за говном, само собой, за помощью. Хотя, нужно будет удобрение, тоже обращайся. Мы с тобой, вроде как, одним миром в своё время мазаны. Такое не забывается.

Руслан усмехнулся. Это точно. И захочешь забыть — не дадут.

— Так что, будешь в наших краях, обязательно заезжай. Дом на окраине с триколором на крыше, мимо не проедешь. Да и любой местный покажет.

— Ну ладно, уговорил. А вообще как у тебя? Кроме бизнеса?

— Семья, — пожал плечами Макс. — Дети. И ещё раз дети. И ещё раз. А если в общей сложности, то двадцать голов. Надеюсь, что когда вернусь, их не станет двадцать одна. — И увидев недоверие на лице Руслана, снова расхохотался: — Я тебе клянусь! Не веришь, приезжай, проверь!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Лёгкий, громкий, простой, как медный пятак. У такого действительно может быть двадцать детей, а может и ни одного — его не поймёшь, когда шутит, когда серьёзный. Но чувствуется, что человек крепкий, искренний.

— Пойдём-ка, ещё кое-что покажу, — подумав, кивнул Руслан. — Тебе должно понравиться.

Конечно, угадать в этой ауди ту самую сейчас было даже сложнее, чем когда её пригнал Виталя: салон пустой — ни кресел, ни обивки, кузов в пятнах шпаклёвки, от оригинальной краски почти ничего не осталось, но Макс понял.