Театр мистерий в Греции. Трагедия - Хорхе Анхель Ливрага

Статичные резонансные системы были созданы благодаря глубокому знанию акустики и особенно законов отражения звуковых волн в архитектурных пространствах вогнутой формы. Постройки старались максимально вписать в природную среду, поэтому руины греческих театров часто находят на горных склонах. А ориентированы они были таким образом, чтобы звуки усиливало естественно возникавшее эхо, помимо того эха, которое искусственно создавали люди.

Подвижные резонансные системы изготавливали из металлических, обычно бронзовых, сосудов в форме раструба, размером не больше человеческого роста. Сцена разделялась радиусами на три сектора – три акустических диапазона: диатонический, хроматический и гармонический. В них сосуды располагали таким образом, что они могли издавать 18 различных звуков. На самом деле сосуды лишь усиливали звуки, но так, словно сами их издавали. Слева от зрителя располагались усилители для получения более высоких звуков, справа – более низких. Поэтому певцы, музыканты и актеры в греческом театре часто перемещались, и хотя их игра была похожа на импровизацию, она была основана на искусной и кропотливой работе. Каждый персонаж занимал заранее отведенное ему место, а дальнейшие его перемещения определялись с поистине математической точностью.

Автоматические музыкальные инструменты и шумовые эффекты

Хотя об этих приспособлениях нам известно еще очень немного, имеющиеся в нашем распоряжении находки и рисунки позволяют утверждать, что в V веке до нашей эры существовали автоматические гидравлико-пневматические и механические приспособления, подобные которым вновь появились только в XVIII веке. Последние, возможно, были воссозданы по образцам эпохи Возрождения, а их заново открыли такие мастера Ренессанса, как Леонардо, познакомившись с древними фрагментами, которые арабы и римляне скопировали с образцов, известных грекам в VI–III веках до нашей эры.

Инструмент, который стал известен благодаря Ктесибию* и впоследствии получил название водяного орга́на (гидравлоса), появился по меньшей мере в пифагорейскую эпоху, Архит и Энний усовершенствовали его на основе трудов Фалеса, Эвполина, Мандрокла, Херсифрона и Метагена. Этот инструмент не требовал постоянной мускульной работы, в какой нуждались наши орга́ны вплоть до изобретения электродвигателя. Поднимались две очень тяжелые гири. Постепенно опускаясь, они создавали давление на воду, которое затем передавалось воздуху; воздух проходил через прорези в звуковых трубах по мере того, как органист нажимал клавиши; клавиши приводили в движение дощечки, которые двигались в нужном порядке, позволяя извлекать нужные звуки, ясные и чистые.

Другие разновидности автоматических орга́нов работали с помощью вакуума, который возникал при движении по трубе плотно пригнанного к ее стенкам поршня.

Оргáн Ктесибия

Еще один автоматический инструмент, называвшийся плинфид (Plinthides), издавал звук благодаря вращению рукояток, которые приводили в движение дощечки с просверленными в них в особом порядке отверстиями и совмещали эти дощечки с вертикально расположенными акустическими трубами.

На некоторых мозаиках можно видеть органиста, играющего на таком гидропневматическом орга́не, вместе с музыкантом, играющим на большой трубе. Известно также о барабанах, из которых звук извлекался с помощью деревянных палок, закрепленных в движущихся зубчатых колесах (какие тысячелетия спустя стали применять в часовых механизмах); существовали также человеческие фигуры, двигавшиеся автоматически, о которых мы сегодня почти ничего не знаем.

Механические приспособления для смены декораций

Тяжелые части декораций невозможно было перемещать без помощи механических приспособлений. Отвергая предположение об использовании паровых машин, поскольку доказательств этого нет (?), мы все же вправе утверждать, что древние имели в своем распоряжении аппараты, приводившиеся в движение при помощи противовесов. Их мощность увеличивалась благодаря многочисленным шестеренкам, как, например, в машине под названием «барулко». Применяли также винтовые подъемники, светильники с автоматической регулировкой подачи масла, подвижные ящики, которые двигались благодаря постепенно опорожнявшимся емкостям с песком, и сложные блоки.

Использование электричества, как мы уже упоминали, археологические находки не подтверждают, хотя мы не видим другого объяснения молниям, которые во время представлений имитировали настоящие. Единственное, что было найдено, – это небольшие сосуды, служившие своеобразными жидкостными аккумуляторами, однако они не позволили бы получить подобные «спецэффекты». Мы также знаем, что греки использовали пар и химические элементы для создания «особой атмосферы», большие водопады и глубокие рвы, где были скрыты секретные двигатели этих mekanai– механических приспособлений. Многие из них намеренно спрятали или уничтожили во время вторжения варваров или из-за запретов, которые налагали Мистерии и связанный с ними театр. Кроме того, использовались мощные краны и длиннейшие канаты, возможно, даже металлические тросы, что позволяло спускать «с облаков» горящие предметы и актеров. Подъемные краны, как мы видели в «Прометее прикованном», могли быстро поднять на большую высоту даже колесницу с людьми, и это снова наводит нас на мысль о том, что древние не довольствовались изготовлением макетов и кукол, для которых использовалась сила водяного пара.

Другие элементы и приспособления утеряны, должно быть, уже безвозвратно, то ли из-за связанной с ними тайны, то ли из-за безжалостно разрушившего их времени. От них нам остались только отдельные названия, смысла которых мы точно не знаем, или рассказы, в которых правда неизбежно смешивается с очевидным вымыслом. А здесь, как и в других подобных случаях, лучше хранить молчание, раз нет ни малейших доказательств того, что мы могли бы рассказать, а представить подобные доказательства современному читателю, увы, невозможно.

Эпилог

Мы советуем читателю вернуться к прологу этой небольшой книги, поскольку, как гласит древняя герметическая мудрость, крайности неизбежно сходятся.

Мы прекрасно осознаем, что умолчали о многом, связанном с религией (сейчас ее называют мифологией) греков V века до нашей эры, или о том, что дополняло трагедию. Например, мы могли бы привести эпизод с Капанеем*, который участвовал в походе «семерых» против Фив и был испепелен молнией Зевса у стен осажденного города, а также странное самоубийство его жены Эвадны. Но собрать все подобные примеры, пусть даже немногочисленные, не было целью этой книги, которая посвящена Театру Мистерий в одном из его аспектов – трагедии, а именно трагедиям Эсхила.

Наша молодежь, молодежь конца XX века, охотно возвращается к Природе, поскольку она разочаровалась в технике и самых разных системах, которые заполонили нашу планету и отравили буквально всё, причем не только в чисто физическом смысле.

Давление, которое оказывают на людей телевидение, радио, кино и другие электронные и весьма изощренные средства контроля за массовой информацией, очень велико. Смертельно раненный материализм все еще достаточно силен, чтобы манипулировать мыслями и верованиями миллионов людей, а ведь именно мысли и верования в конечном итоге правят, или, вернее сказать, управляют судьбами мира.

Но постепенно всё естественное, всё подлинно человеческое обязательно вернется, а применение техники не заставит человека впадать в hybris, страшный грех чрезмерности.

В свою очередь, следует ожидать и ухода от того театра, который обращается только к самой низменной тематике и отражает ее в самой непристойной манере (и кое-где это изменение уже чувствуется). Это относится и к театру политизированному, где действуют ходульные, далекие от действительности персонажи, и к тому театру, где, желая показать человеческую натуру, демонстрируют лишь «насилие ради насилия», не давая никакого нравственного урока и не предлагая никакого вывода, который можно было бы сразу же использовать для улучшения и облагораживания души зрителя.

Под именем «театр для всех» возник театр, который никогда не выйдет за рамки эксперимента и, следовательно, будет понятен лишь тем, кто создает его в своих студиях и лабораториях.

Очевидно, что сейчас мы ведем речь не о театре как шутовском фарсе, цель которого – просто заставить публику смеяться. Такой «театр» в лучшем случае может быть худшей из форм коллективного катарсиса публики, которая выплескивает свои садистские инстинкты, смакуя изображаемые актерами физические или душевные страдания людей, попавших в неловкую ситуацию, их неудачи и позор.